Петр I: «Флаг белый, поперек этого имеется синий Андреевский крест, коим Россию окрестил он»

Иосиф Бродский: «По сей день я полагаю, что страна только выиграла бы, имей она символом нации не двуглавую подлую имперскую птицу или полумасонский серп и молот, а флаг русского флота — наш славный, поистине прекрасный Андреевский флаг: косой синий крест на девственно белом фоне».

полностью (кроме заглавия) взята запись kabibonokka (за что благодарю).

__________________

Правильно понимал Иосиф Бродский (и это правильное понимание было одной из необходимых составляющих его величия): только Россия Петра — наша вечная родина, Россия Петра — то, что должно быть построено (не восстановлено, потому что в полностью проявленном виде ее никогда не существовало, а хотя бы на четверть или на треть только два раза — при самом Петре и, может быть, при Екатерине Великой).

Позволю себе напомнить отрывок из давней записи, приятно (для меня) пересекающийся с вышепроцитированным:

…я вообще люблю всё про Петра Великого, кроме, разумеется, прямой и злобной клеветы на него, на гения и полубога, на зиждителя, которому мы обязаны всем — и Петербургом, и Кантемиром (не кончись так печально Прутский поход, не было бы у нас сатир Кантемира), и Пушкиным (надо же уметь так негритят покупать!) — ну, да и всем. Всё, чего он касался, в конечном итоге превращалось в поэзию. Иногда через несколько поколений. Единственная Россия, которая имеет смысл, — это Россия Петра. А не московское царство и не советское псарство.

Может быть, это связано с обстоятельством, так прекрасно в свое время сформулированным Тептелкиным-Пумпянским в «Классической традиции»:

В начале 1760-х гг. появляется уже московская поэзия и московская ода. Ее <...> можно отличить от петербургской: исчезает подавляющее сознание чудесных судеб России — типично петербургское отношение к Петру — звон могущественных ямбов.

Ну и, конечно, Бродский прав: не двуглавый орел, которого прежде надо было делить с трухлявыми австрияками, а теперь с полинялыми албанцами; и, конечно же, не погнутая свастика серп-и-молота; андреевский флаг? Проблемы герба это не решает, но андреевский флаг как государственный? Поэтическая идея. «Чудовищно, как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело…» Пожалуй, я мог бы к ней привыкнуть, хотя и против бесика, собственно, ничего не имею.

Вчера случайно наткнулся в «Википедии» на страницу Б. Ю. Понизовского.

Для страницы использована собственноручная автобиография Понизовского, сквозь которую, несмотря на усилия ввести себя в рамки официального изложения (а может быть, и благодаря этим усилиям), иногда почти галлюцинаторно звучит его незабвенный голос:

1952 год — Столкновение биографического времени и литературного, безвременного интраверта и времени вторичного стиля в городе, законы бытовых психологических объёмов времени и все как персонаж = персонаж как время изменяющегося пространства. Он реагирует на театр всех культурных эпох в быту. Он восстаёт против пьес цензуры цивилизации. Он пишет два листка антилитературного маленького структурального поливариантного театра. Он пишет о сакральности сознания зрителя и о подчинении этой тайне подмостков. Не темнота и звук (допинги множественности пространств), а свет и тишина. Он забывает об этом до 1956 года.

или

1956 год — Он возвращается к непонятым листкам о театре и собирает книгу «О семиотике подмостков». Его увлекает семейственность времени, пространства и персонажа, их взаимомимикрия. Энергия книги падает в 1965 году, но и в 1991 году она ловится умом…

Внизу пометка:

Для улучшения этой статьи желательно?:
Исправить статью согласно стилистическим правилам Википедии

Было бы очень жалко, если бы труженики «Википедии» исправили эту статью в согласии со своими стилистическими правилами. Но пока она здесь.

Из: Рав Рафаэль Алеви Айзенберг. В конце дней

Рафаэль Алеви Айзенберг, раввин и доктор социологии, родился в 1916 году в Германии. Там он получил традиционное еврейское образование, сочетающее изучение религиозных предметов и светских наук.

Обеспокоенный тем, что многие евреи, не до конца осознавая значение происходящих в мире событий и не понимая своей собственной роли в них, все более отдаляются от еврейства, р. Айзенберг решил собрать пророчества и предсказания о будущем человечества, имеющиеся в древнееврейских источниках. Книга была издана на иврите и дала многим возможность иначе понять и оценить, в чем заключается особенность судьбы еврейского народа и его предназначения.

РАББИ ЭЛИЭЗЕР В СВОИХ «ПОУЧЕНИЯХ» (ГЛ. 30) ПРЕДСКАЗЫВАЕТ ТАКИЕ ДЕЯНИЯ АРАБОВ НА СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ:

«Сказал рабби Ишмаэль2 ‘Пятнадцать деяний совершат в будущем сыны Ишмаэля на Святой земле: обмерят Страну веревками (т.е. поделят ее между собой) ; оскверняя кладбища, будут содержать там скот и собирать навоз; поделят кладбища и вершины гор; умножат ложь; будут преследовать правду; отдалят закон от Израиля; умножат грехи среди Израиля..; (при них) увянет бумага и перо (т.е. переведутся в Стране писцы свитков Торы) и обесценятся государственные деньги; отстроют разрушенные города;
расчистят дороги; насадят сады; застроят проломы в стенах Храма; на месте Храма поставят здание; в конце дней их правителями будут два брата, — и в то время встанет потомок Давида, как сказано (Даниэль, 2:44) : «И во дни тех царей установит Б-г небесный царство, что вовеки не разрушится и власти другому народу не передаст.»
[Там же, гл. 32]: «А почему он был назван «Ишма-эль» (дословно: «услышит Б-г») ? — Так как услышит Всевышний стенания народа Своего в бедствии, что несли ему сыны Ишмаэля, как сказано (Теиллим, 55:20): «Услышит Б-г и усмирит их.»

АРАБЫ (ПОТОМКИ ИШМАЭЛЯ) И ЕВРОПЕЙЦЫ (НАСЛЕДНИКИ ЭДОМА) ЗАКЛЮЧАТ СОЮЗ, ДАБЫ УНИЧТОЖИТЬ ВОССОЗДАННОЕ ГОСУДАРСТВО ИЗРАИЛЬ:

f3oap, Бэрэшит, 119J: «… И в то время пробудятся сыны Ишмаэля вместе со всеми народами мира, чтобы пойти на Иерусалим, как сказано (Зехария, 4:1);
«И соберу все народы на войну против Иерусалима… «— Поясняет Рамак: «Поскольку евреи создали свое государство, то все народы превратятся во врагов Израиля и заключат между собой союз, чтобы уничтожить его, — и тогда настанет «час бедствия Яакова», — но не смогут сломить его, ибо «в нем же его избавление.»
f Теиллим, 83]: «… Против народа Твоего замышляют они втайне худое и совещаются о хранимых Тобой. Сказали они: «Пойдем и истребим их, чтобы перестали быть народом, и да не упомянется более имя Израиля!» Ибо единодушны они в совещаниях, против Тебя заключают союз. Шатры Эдома и ишмаэльтян, Моав и Агрим, Гевал и Амон, и Амалек, Плешет с жителями Пора3,.. которые говорили: «Возьмем во ступни и пальцы из глины гончарной и железа, так это к тому, что царство это будет разделено, и крепость его будет, что видел ты, — крепостью железа, смешанного с гончарной глиной. И как пальцы ног — частью из железа, а частью из глины, так и царство это частью будет прочным, а частью хрупким.» — Поясняется в Мидраш «Даниэль»: «Четвертое царство» — царство Эдома; «будет сильным, подобно железу», — железо — это её мощь, громадность и многочисленность армий; «ступни и пальцы из глины гончарной» — это царство Ишмаэля. Эдом будет сильнее, но он тоже будет нуждаться в Ишмаэле для упрочения своего царства.»

В России побои совершенно необходимы, поскольку слова не имеют никакой силы.

(Мемуары Казановы)

Как известно постоянным читателям этого журнала, ваш корреспондент большой поклонник новостного ресурса Лента.ру. Ресурс этот успешно заменяет вашему корреспонденту телевидение, радио и газеты как на русском, так и на немецком языке, а помимо того время от времени радует отборной прозой, исправно попадающей в нашу антологию «Фраза дня«.

И всё бы меня устраивало, но тут завелся на Ленте.ру приблудный какой-то раздел под странным названием «Офтопик» — в названии этом, если я ничего не путаю, как-то довольно явно (и несколько постыдно) недостает одного ферта, если имеется в виду английское выражение off topic. А если не имеется, то тогда, вероятно, следует этот раздел так понимать, что пишут в нем офтопые люди-офтопики. Как бы такая профессия — человек, пишущий о том, чего не понимает: офтопик. Непонятно только, зачем это умножение обозначений, есть же уже хорошее русское слово «журналист».

Я, честно говоря, довольно долго удерживался от реакций — ну, пишут и пусть себе пишут, мало ли кто чего пишет, на то и свобода! Но как-то меня сегодня совсем неприятно поразил офтопик по имени Александр Поливанов, чрезвычайно ядовито заклеймивший стихи, произносимые в московском метро, а названием «… От меня вам балалайка» намекнувший на любимую книгу. Да и подзаголовочек поставлен простой и ясный:

Московские поэты написали чудовищные стихи о метро

Боже мой, какое преступление!

Речь идет о членах Союза писателей Москвы, решивших поздравить метрополитен с 75-летием. Ожидать от членов этого союза (да и любого другого, в принципе) ничего особенного не приходится — пишут как умеют. Если верить Александру Поливанову, записавшему со слуха по трансляции, то пишут примерно так:

Бижутерия столицы
Нити разноцветных бус
Чтоб померить их спуститься
Надо в храм подземных муз

Здесь тепло светло и сухо
Красота ходи глазей
Тра-та-та ласкает ухо
Поезд с выходом в музей

Сила сводов толща стен
Это метрополитен

Ну хорошо, посмеялись и забыли, крутим дальше колесо. Но интересно, с точки зрения каких представлений о стихосложении критикует несчастных поэтов продвинутый журналист Ленты.ру:

Поэтам, которые написали стихотворения о метрополитене, почести, к счастью, не светят. К счастью, потому что за такие стихи нужно не награждать, а законодательно запрещать публиковаться.

Поэты как будто забыли, что до них уже было два века великой русской поэзии, и что словосочетания типа «храм подземных муз» звучат немного старомодно. Рифмы «сухо-ухо», «он-Аполлон» и «одна-она» больше подходят для опусов Незнайки, а не для стихотворений членов какого бы то ни было союза писателей.

Вот что я бы сказал Александру Поливанову, и не потому что хочу его уязвить или обидеть — а совсем напротив, будучи искренним поклонником его спортивных репортажей (как, например, сегодняшнего, с матча Дания — Россия, к которому мы еще вернемся), — сказал бы, если бы существовала небольшая надежда, что мое мнение, мнение скромного русского поэта и даже не члена ни одного на свете Союза писателей, не говоря уже о разнообразных Пен-клубах, поможет ему одуматься и вернуться к темам, в которых его компетентность не вызывает особых сомнений:

Стихи, сочиненные бедными московскими Цветиками и Семицветиками могут быть сколь угодно ужасны, смешны и даже отвратительны, но представления г-на Поливанова о «технике стиха», как он это называет, являются, между нами, пасторскими дочками, довольно-таки дремучими. Особенно будучи выражены с таким установочным апломбом. Идея, что какие-то рифмы могут быть сами по себе негодны, является совершенно обывательской чушью. Хороша рифма или плоха, зависит только от стихотворения, в которое она попадает, от того, какую функцию она выполняет в этом стихотворении и как участвует в его общем звучании. Перечисленные рифмы ну ровно ничем не плохи, любая из них вполне могла бы поучаствовать в самых прекрасных стихах, написанных сегодня или завтра, а Незнайка, кстати говоря, очень хороший поэт, на зависть просто — мы уже об этом как-то беседовали на этом экране.

Я бы, честно говоря, никакому поэту не стал бы запрещать публиковаться и даже предлагать такое посовестился бы, хотя бы и в шутку, но вот писать о стихах на таком уровне… велико искушение… нет, пускай пишут, коли охота прослыть офтопиками.

Время от времени я сталкиваюсь с таким, мягко говоря, итээровским отношением к техническим средствам стиха, больше всего похожим на какие-то простонародные суеверия. Вот недавно, например, один человек спросил меня, не кажется ли мне рифма «Ленинграде — бляди» (из гениального стихотворения Александра Ривина) кощунственной: «Знаете, что-то должно быть в человеке, чтобы рифмовать название города с блядью…» У этого человека еще более дикие представления о стихах и их технических средствах, чем у Александра Поливанова, но ему хотя бы простительно: он, кажется, пародист типа как в «Литгазете» когда-то Александр Иванов или что-то в этом же роде.

А Поливанов — прекрасный, зажигательный спортивный комментатор и даже знает по-шведски, как мы сегодня узнали из блистательного онлайн-репортажа о матче Дания-Россия на чемпионате мира по хоккею (Ура, мы выйграли, выйграли, мы всегда выграём!, тьфу-тьфу, не сглазить бы).

Счастье — это когда занимаешься не просто чем хочешь, а чем хочешь и к тому же можешь. Я бы пожелал Александру Поливанову только счастья. И поздравил бы его и всех нас с прекрасной победой над хоккеистами из страны-тюрьмы.

P. S. Надеюсь, не надо подчеркивать, что я вступился не за московских поэтов, а за русские рифмы. Потому что московские поэты мне никто, а русские рифмы — друзья.

Надеюсь также, что меня не забанят на Ленте.ру за мою искренность.

P. P. S. Да, совсем забыл: и не два века, а три, три!!! Еще и век утаранили у великой русской поэзии!

что не сам их подумал.

Вот как эта:

Нужно, наконецъ, сказать объ этомъ честно и во всеуслышанiе. Исторiя литературы — не все, и хронологiя — не все. Шекспира и Байрона слѣдуетъ воспринимать какъ не слишкомъ удачливыхъ подражателей Пушкина. Особенно это относится къ Шекспиру: изъ одной-единственной пушкинской драмы онъ сдѣлалъ два театральныхъ жанра, обильно сдобривъ ужастями для того, чтобъ пронять толстокожаго англосаксонскаго зрителя. Ошибка же Байрона заключается въ томъ, что онъ подражалъ не самымъ удачнымъ пушкинскимъ вещамъ.

Мысль принадлежит philtrius. Квадратики — это яти, philtrius пишет по старой орфографии.

Надела Катя
Новое платье,
Надела нитку янтарных бус.
— Прощайте, сестры,
Прощайте, братья,
Прощай, маманя — я не вернусь.

Помню разлуку,
Горе и муку,
Как дождалася горького дня —
Он на прощанье
Подал мне руку:
Прощай, родная, помни меня.

Я б тебя, милый,
Не позабыла,
Не позабыла бы никогда,
Да у меня-то
Столько вас было,
Сколько песчинок несет вода!

Слышу я слово:
Отдать швартовы,
И в этом слове тоска и грусть…
Ты покидаешь
Город портовый,
Ты уезжаешь — я остаюсь.

Надела Катя
Новое платье,
Надела нитку янтарных бус.
— Прощайте, сестры,
Прощайте, братья,
Прощай, маманя — я не вернусь.

Прости, Юля, если что не так, цитирую твой синкопический шедевр исключительно по памяти.

********
…Даже и не знаю, с каких кислых щей вспомнилось — чем объяснить? Не иначе как днем рожденья любителя выпить стакан-другой парижской воды на потную партийную копейку.

Не помню, рассказывал уже? Или писал где-нибудь (что тоже может статься)?

У моей мамы была подруга по имени Элла Степановна (она уже, к несчастью, давно умерла), очень милая и в высшей степени культурная женщина. По окончании юрфака ее распределили юрисконсультом в Управление рынков или как там это называлось, где ее сразу все полюбили, потому что не полюбить ее было невозможно, и где она сразу же стала справедливо считаться в высшей степени культурной женщиной и авторитетом во всех областях знания. Поэтому в один прекрасный день сослуживцы по Управлению рынков подступились к ней с вопросом, томительно их волновавшим (не в подначку, а действительно надеялись утишить томление духа): правда ли, что у Ленина был сифилис? Годы были, если я правильно сосчитал, поздние пятидесятые или ранние шестидесятые.

Элла Степановна очень смутилась, но все же сочла себя обязанной ответить коллегам:

— Ну, Вы понимаете, когда он был в ссылке, в Шушенском, там были очень антисанитарные условия… Представляете, там у них на всех ссыльных, на всех товарищей по партиии — Свердлов там и прочие большевики — была только одна-единственная параша, вы только представьте себе…

— ОДНА ПАРАША? — Сотрудники были потрясены. — И ВСЕ ОНИ С НЕЙ ЖИЛИ?!

Не то что я собрался отмечать кругловатую дату, но как всякий бывший владелец юбилейного рубля с кругловатой бóшкой, я эту дату в состоянии вычислить. Поэтому — календарно-мотивированно — ссылка на превосходную, на мой вкус, небольшую статью Ефима Меламеда «Отрекись иудейской веры..» (Новонайденные документы о еврейских предках Ленина), на которую я случайно наткнулся, странствуя по частной надобности на электронных перекладных.

Статья неновая и специалистам и специально интересующимся наверняка известная (библиография вопроса там приводится), но уж очень хороши сюжеты и цитаты, а через них образ ленинского прадедушки, старого гнуса Моше Ицковича Бланка:

Там еще много всего увлекательного, не стану пересказывать, чтобы не лишать удовольствия, а полагающим, что история прадедушки Ленина — всего лишь малозначительный исторический курьез, хочу напомнить притчу из Вавилонского, кажется, Талмуда (ученые евреи среди читателей этого журнала тут меня несомненно и мгновенно поправят, если я ошибся): когда александрийские толковники закончили перевод Библии на греческий язык (т. е., попросту говоря, каждый по отдельности и чудесным образом все вместе составили Септуагинту — покойный Л. Н. Гумилев мрачно говорил на лекции: «Можете мне поверить, я сам сидел: наверняка перестукивались»), некая птица уронила в море камешек. Камешек начал быстро расти — рос, рос, рос, пока не превратился в остров, на котором построился Рим. Ну, тут уж один шаг к Титу и разрушению Иерусалима и Храма — сделайте его сами.

Бездарная российская монархия очень горько поплатилась за поощрение и разведение гнусов, подобных прадедушке Бланку. Печально, что вместе с нею — и вся Россия, все ее жители — русские и нерусские, в том числе и евреи.

В общем, изучайте «Дело о просвещении св. крещением жителя г. Житомира Мошка Исаковича Бланка» — и просвещайтесь. Ни в смысле личностных характеристик предмета, ни в смысле связей и последствий оно не утратило интереса и важности. У нас тут такие Мошки тучами летают (и не только в России, конечно) и ноют, и пищат, и жужжат, и строчат разнообразные кляузы и доносы всем силам, властям и престолам, какие только могут себе выдумать. Вы их теперь сразу узнаете в лицо, как встретите (в чем непосредственная, практическая польза статьи Ефима Меламеда). Но не они страшны, а их правнуки.

ДОПОЛНЕНИЕ: Я бы сказал, что любое историческое утверждение следует понимать исключиутельно статистически. Жизнь, конечно, разнообразна и не терпит стопроцентности: один из замечательнейших русских поэтов, Владислав Ходасевич, был, например, внуком одного из отвратительнейших гнусов изучаемого рода — Якова Брафмана, по сравнению с которым ленинский прадедушка Мошко был малым дитем и сущим ангелочком.

Статья об истории д. Рыжково в Обском Прииртышье.

В 1803 г. из волости Яланка Ямбургского (ныне город Кингиссеп) уезда в Западную Сибирь была выслана группа эстонских и финских крестьян за восстание против барона фон Унгрен Штенберга.

Речь идет, как я понимаю, о баронах фон Унгернах. Забавно, что через сто с лишним лет за сосланными крестьянами своего рода на восток переместился и «черный барон». Интересно, добирался он со своими казачками до деревни Рыжково? Сюжет, конечно, но, в целом, малоинтересный сюжет — чистая безвкусица 90-х гг., золотого века мистических истеричек и исторических мистеричек.

Меня насмешила другая фраза из этой статьи:

Первые поселенцы были этнически неоднородны: Алкенс, Вигрис, Вилюмс – латыши, Малштейн – немцы,а Юрьевы, Ивановы и Кузьмины – эстонцы. Но по документам чиновников все они числились «ингерманланцы» — по наименованию местности, из которой прибыли.

Естественно, они числились «ингерманландцами», но прежде всего они числились, конечно, лютеранами — в Российской империи люди обозначались по вероисповеданию, а не по «этнической принадлежности» (что свидетельствует об устарелости картины мира, положенной в основу самопонимания этой империи; что, в конце концов, и привело ее к катастрофе — как и Австро-Венгрию и по сходным причинам).

Но это скорее отступление, а действительно (для меня) забавная вещь — насчет «эстонцев-Юрьевых».

Как известно будущим специалистам по жизни и творчеству вашего корреспондента, дед его по отцу, Юлий Абрамович Юрьев (псевдоним, говорят, выбран в одесском подполье году в 18-м или 19-м и оставлен, по тогдашней моде «профессиональных революционеров», в качестве гражданской фамилии) был в тридцать восьмом, что ли, году, осýжден тройкой в качестве эстонского шпиона. Я его лично видел один раз в жизни (отец с матерью были давно в разводе) — шаркающей по темному коридору фигурой в обвисшей полосатой пижаме; светящийся в коммунальной полутьме огромный белый шар мелкопрозрачной шевелюры. Но история о его эстонском шпионстве передавалась со следующим обоснованием: Юрьев — это Тарту, Тарту — это в Эстонии; значит — эстонский шпион.

А оказывается, Юрьевы вообще эстонцы, подумала тройка, вероятно, отбывавшая свои каторжные срока в Омском Прииртышье.

петербургская переводчица и поэтесса Татьяна Чернышева передает в недавнем письме очень важные, как мне кажется, слова Эльги Львовны Линецкой:

Речь идет о нашей маленькой полемике с Д. В. Кузьминым о том, можно ли требовать от поэта трезвости в свободное от пиитическоего упоения время.

Цитирую письмо:

Еще позволю себе два слова по поводу комментария dkuzmin «если он в свободное от исполнения непосредственных поэтических обязанностей (пока Аполлон его не требует в другое место) просто человек, по возможности мыслящий, то и на чужую поэтику, как и на свою, может и должен глядеть трезво». Я вспомнила, что однажды сказала Эльга ровно на такое же замечание одного из знакомых по поводу другой знакомой. Эльга тогда сказала: «Не может. Не может, потому что чужая поэтика разрушает поэта, т. к. поэт все время находится в состоянии создания своей».

Чужая поэтика разрушает поэта, т. к. поэт все время находится в состоянии создания своей.

Мне кажется эта фраза существенной не столько в связи с поводом, по которому были сказаны и процитированы эти слова — конечно же, бывают разные случаи, разные времена, разные люди. Я говорил только о статистических закономерностях на основе многолетних наблюдений. И я далеко не уверен в непременной разрушительности всякой чужой поэтики для всякой своей.

Мне кажется существенным определение поэта как существа, постоянно находящегося в состоянии создания своей поэтики.

Это как-то очень ясно отделяет поэта от непоэта или от бывшего поэта — т. е. от того, кто никогда не находился в состоянии создания поэтики, пользовался готовой или вообще не пользовался никакой, и от того, кто этот процесс завершил и живет с процентов.

Я, как известно постоянным читателям этого журнала, совершенно не склонен к полученной в наследство от романтизма перегрузке понятия «поэт» — с моей точки зрения, поэт — это тот, кто пишет стихи. Хороший поэт — это тот, кто пишет хорошие стихи и т. д. соответственно. В этом приятно обустроенном логическом поле есть неожиданные бонусы — напр., пишущий глупые стихи — глупый поэт, а пишущий подлые стихи — подлый поэт.

Но в конечном итоге я не нахожу, что мое домашнее определение в чем-то противоречит определению, которое можно вывести из слов Эльги Львовны. Они просто находятся в разных плоскостях.

Конечно, стоило бы еще задуматься о самом процессе создания поэтики — в чем он выражается (и в чем не выражается), как его узнать у себя и у другого… Но это, наверняка, отдельная и долгая история.

ДОПОЛНЕНИЕ:

Пожалуй — и я благодарю Илью Будницкого за то, что он косвенно обратил мое внимание на необходимость этого дополнения — следует сделать некоторое уточнение:

Вероятно, мне следовало сразу оговорить, что Эльга Львовна ни в коем случае не имела в виду, что всякий настоящий поэт ДОЛЖЕН отталкиваться от всякой чужой поэтики. Из приведенной цитаты этого не следует так уж определенно, но можете мне поверить, потому что я и сам присутствовал при произнесении этой фразы и один раз она произносилась по моему поводу: Э. Л. имела в виду, что поэт МОЖЕТ, имеет право не любить/не ценить другого поэта или быть к нему «несправедливым». Совсем просто говоря, речь шла о том, что поэту (тому, кого она считала настоящим поэтом, хотя бы в потенции) она готова простить неприятие другого поэта — даже самого большого и любимого ею, потому что «чужая поэтика и т. д. по тексту». «Непоэту» она бы этого никогда не простила — она была чрезвычайно страстным человеком. Совсем просто: я обругал кого-то (разумеется, в пристойных выражениях — быть хамом не дозволяется даже поэту), кого она ценила, и мне было можно, потому что Э. Л. понимала это как элемент внутренней технологии становления моей собственной поэтики.