Песня из нашей с Ольгой Мартыновой радиоьесы «Versuch über die kasachische Steppe».
Исполняет пишущий эти строки:
Песня из нашей с Ольгой Мартыновой радиоьесы «Versuch über die kasachische Steppe».
Исполняет пишущий эти строки:
Я из комнатки тмы не вынесу,
Выду сам по кружным полосáм,
По луны треугольному вырезу,
По часам, их усам, по лесам,
По тугим небесам в дутых колбочках,
Что огнем зеленым темны,
По истóченному на облачках
Треугольному лезвью луны, — — —
X, 2014
лети быстрее облаков
снегом взб(в)итым внизу ползущих
трещи вострее каблуков,
вп(б)ивающихся в ночи битум
лежи кружнее кривизны
во мгле парящей но мглы не слушающейся
и голубей голубизны
под нею дышащей за нею рушащейся
прощай голубушка-земля
мы полстолетье всё были в ссоре
твои туманные поля —
морозец соли на пистолете
чей черный угол с алмазным курком
нынче не стрельнет так завтра выпалит
и помесь голубя с хорьком
тебя лобзая с фанерки выпилит
Х, 2014
ТАМПЕРЕ, ЗАШЛИ В ЦЕРКОВЬ СВ. ИОАННА (СЕВЕРНЫЙ МОДЕРН (1902 — 1907), БОГА НЕ БЫЛО,
не было и людей — совершенная пустота. Обошли скамьи с разных сторон, попытались подняться на хоры, чтобы лучше рассмотеть фреску Хуго Симберга “Раненый ангел”, но были остановлены объявлением на пяти языках, в том числе и по-русски: “Балкон закрыт”. Несомненное дело, все пасторы, служки, председатель совета мирян, курдская нищая, стоящая на коленях у входа, протягивая прохожим вязаный носок, и Господь Бог отправились, оставив двери нараспашку, в ближайшую кебабную на корпоративный ланч. Мы вышли, прикнопив к дверной притолоке записку на трех языках: “Бога искать у Али, налево и прямо, второй квартал”.
Березы осыпáлись, будто не смея желтеть, и стояли, будто частично выколоченные веники. Зато клены приоделись в наилучший северный багрец. Мы обошли церковь снаружи и снова вошли сквозь круглые ворота и острые двери — никого еще не было.
Кстати, только что вышла небольшая книжка Рида Грачева по-немецки, в переводе покойного Петера Урбана — «Tomaten. Acht Erzählungen».