ЗДРАВСТВУЙ, СНЕГ

Здравствуй, снег, русскому друг, немцу страх,
Б-жия хохма евреину!
Неба круг, белый мрак, сеет прах
в шерстку бурую Маину, в черную — Реину.

То был я, я был маг, вы́кликал снег
первыми двумя строчками вышестоящего четверостишия!
Первый раз и последний за весь мой дурацкий век
смог я так. Здравствуй же, снег! Ты так тих, но скоро буду тише я.

XI, 2015

ЖЕЛАНИЕ БЫТЬ ВОИНОМ

когда б я мог я встал бы в строй
российской армии чудесной
стоял бы на ветру
(оркестр бы вытряхивал прощанье
славянки льдом просодическим из труб)
и скоро был бы труп

простясь с сестрой
в шубейке ледяной чешуистой и шапочке прелестной
с пером когда б имел сестру
вдоль эшелона шел бы наклонивши лоб с прыщами
под фуражкой и был бы мужествен и груб
и скоро был бы труп

ах товарищ лейтенант о господин поручик
перекрещенный портупеей как женщина какой-то сбруей
планшет с военной тайною внутри
колотит по ноге (прощанье
славянки падает последней слюнкой льда)
и поезд отправляется туда

о как я не люблю коварных и ползучих
клеветников россии послужу к добру ей
отдам ей жизнь ненужную бери
красавица как пахнет овощами
тушеными дым паровозный его отогнутая борода
и поезд отправляется — куда?

XI, 2015

ОСЕНЬ

о звёздках каменных и белых
о блестках ангелов ночных
о желтизне подлодных белок
о черноте подводных шмыг
есть песни дивные не пел их
еще никто ни гоп ни смык

ни мы гигантские креветки
мы выйдем нá реку пройтись
тут жолклым светом свищут ветки
и звёздки валятся под тис
тут в сломанных корнях медведки
сосут сердца подземных птиц

тут сóвки слизывают слезки
загнившие с собачьих глаз
и круглый розовый и плоский
мосты окутывает газ
и раздвоённые полоски
горят в сухих усах у нас

когда по берегу по брегу
с дерёв слетают янтари
и фонари ползут по древу
с погасшей ниточкой внутри
к вину морозному и хлебу
на дне зари на дне зари

идем и мы

XI, 2015

* * *

Ничего не осталось, только ветер горит
в золотых волосах погибающих верб,
только мыльную реку из тяжелых корыт
наливает какой-то молдовалах или серб;

ничего не осталось — ни себя ни тебя,
только поезд стоит, уносясь по мосту,
только жизнь незаметная, нас погубя,
отступает, еще не сыта, в темноту.

X, 2015

* * *

сквозь виноградные ряды
видать висячие гряды
с изнанки розовы и сини

а ниже праздный ястребок
кладет себя на пестрый бок
и исчезает в паутине
тесно сияющих лучей
и вот уж он никто ничей
сияюще-незрим двумерен

и вылетает из нигде
по виноградной борозде
черкнувши треугольным зверем
и выскочивши вдалеке
мышь обомлелая в руке
гул возмущенный ос рабочих

вот так ложатся на крыло
кого дугою повело
соколик орлик ястребочек

IX, 2015

ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ ПЕСНЯ

Обникают поезда
на мостах взвывающих,
над звездой висит звезда, —
кто их вывесил, мастак? —
на местах взмывающих.

Кто раздрызгал пустоту
по надлунному кусту —
ярус за ярусом, ярус за ярусом! —
кто напрыскал в облака
голубого молока
и зеленым побрызгал стеклярусом?

Кто щуренка и сома
затворяет во тьму коряг,
кто сводит ласточек с ума
и танцует на курях,
кто надменную овцу
шлет в тайгу на смерть ловцу?

Самолет лежит на дне,
погнýтый клевер на носу
поскрежётывает, полуотваленный.
С черной сумкой на ремне,
с круглыми очками на носу,
он во мху, а возле — синий пакет окровавленный.

Это он, это он,
это же он — или другой!
К нам приехал, к нам приехал,
к нам приехал, дорогой!

Это он, это же он,
в небесах бог радио он,
к нам приехал, к нам приехал
мертвый сокол Галактион
Автандилович Сулухадзе.

IX, 2015

ПОСЛЕДНИЙ УХОД ПЕРСЕФОНЫ

В пять утра замолчат смертефоны,
В шесть засеются снегом экраны:
То последний уход Персефоны —
Без цветов, без плодов, без охраны.

Тишина с тишиною не дружит,
Не дает ей ни сна, ни покою,
Как последняя ласточка, кружит
Над сползающей в бездну рекою.

Тишина тишины не осудит,
Ей не выклюнет смуглого глаза —
Как последняя бабочка, будет
Плакать крыльями в куполе газа.

Обломил бы я веточку дрока
И за ней бы ушел, тишиною,
Но не знаю последнего срока
И хожу у нее за спиною.

…В семь исчезнут с морей теплоходы
И споткнутся почтовый и скорый,
И сомкнутся последние воды
Над венцом кипарисовым Коры.

VIII, 2015

ЭЛЕГИЯ ПОСЛЕДНЯЯ

Quid mihi uobiscum est, infelix cura, libelli…
Ovid, Tristia, II, 1
(Разве до вас мне сейчас, до стихов и книжек злосчастных?
Овидий. Скорбные элегии. Кн. II, 1. Пер. З. Морозкиной)

Ну что же, прощай, книжечка моя бедная! Оставляю

тебя шелестеть страничками, раздуваясь

и сдуваясь, как легкое или как мехá баяна;

сиротой среди братцев и сестриц, как и ты, горьких

си́рот, листьями шелестящих на этом береге Леты

в роще из óсокорей и осин.

Долго мне плыть на тот берег в скрежещущей плоскодонке —

пока не забуду, как тебя и звали,

и братцев твоих с сестрицами, родных и приемных;

пока не спрыгнý с лодочки, черным сéребром сердце oбрызгав,

и не скажу: не шелестите, проклятые книги,

я вас никогда не писал!

А ты — ты не грусти, и не плaчь, и не поминай лихом.

Ты забудь меня, дрожа в вечнозакатной роще

среди сестриц и братцев дрожащих, — как и ты, горьких си́рот…

…Но скоро, скоро зима станет, спадут листья,

В их ворохáх волглых зашуршат зайцы и лисы,

Всё белым покроется сном.

V, 2015

ЕЩЕ ХОР

строфа I

ой не спи не спи касатка
за раскуренной трубой
ходит пó двору кошатко
голубой а хвост трубой

антистрофа I

я касатка сплю и вижу
темный сон бессонный сон
сом усóм качает рыжу
воду по-за колесом

строфа II

ох с гнезда лети касатка
в жирный дым заволокись
всходит лестницей кошатко
фыры-фыр и киси-кись

антистрофа II

я касатка сплю и слышу
клокчет рыжая вода
я усами чуть колышу
в дальнем небе невода

строфа III

ну тогда загинь касатка
бог с тобой и черт с тобой
по коньку ползет кошатко
вот-вот будет за трубой

антистрофа III

я касатка сплю и чую
крови соль из-под ручья
где я днюю и ночую
я касатка я ничья

эпод

(отсутствует)

IV, 2015

АРИЯ

 

 

 

 

                                    Это всё о луне
                                    Только небылица, —
                                    В этот вздор о луне
                                    Верить не годится.

                                    О. Э. Мандельштам, “У меня на луне” (1914, 1927)

 

 

Всё, что похерено, всё, что потеряно,

Всё, что посеяно в гнилое глиньё, —

Разум Роландов и девство Венерино,

Зренье кротовье, ухо тетерино,

Черных копеек, расчесок немеряно

И сердце мое, и сердце мое, —

                        Всё, что потеряно и не находится,

                        Всё на луне, как известно, находится!

 

Сесть на копье ли из старого ясеня,

Чье адамантом горит острие,

И полететь в это иссиня-синее

Небо ночное в облачном инее

Прямо по линии к полной луне,

Где у светящейся пыли на дне

Медленно плещут страницами Плинии…

Но не воткнется ли эта орясина

В сердце мое, прямо в сердце мое?

                        Может, и черт с ним, с тем, что потеряно!? —

                        Сапфины строфы, ятрышки мерина,

                        Злые болонки, что хнычут растерянно,

                        Пусть остаются на этой луне,

                        У пухло светящейся пыли на дне…

 

                                                …Сердце мое, ты не вернешься ко мне!

 

III, 2015