БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ СЕКРЕТНЫЙ ПРОТОКОЛ

В связи с одной из предыдущих записей старинный трактат. Впервые он был опубликован в № 7 журнала «Театр» за 1992 г., потом, в несколько усовершенствованном виде, в № 103 израильского журнала «22». По просьбе одного из читателей хотел дать ссылку, но в сети этого текста не обнаружилось. Поэтому ставлю его здесь — для сведения интересующихся (и ни в коем случае не как повод для очередной дискуссии «по еврейскому вопросу», в которой совершенно не заинтересован).

<Вставил потерявшиеся было примечания и форматировки.>
Читать далее

Для гипотетических любителей поэзии,

живущих во Франкфурте и его окрестностях:

Ольга Мартынова принимает участие в фестивале лирики „liebe, lyrisch“, который проводится у нас тут с 31 мая по 2 июня с. г.

Остальные участники — многочисленные немецкие коллеги, в том числе очень известные (Ilma Rakusa, Robert Schindel, Ulrike Draesner, Norbert Hummelt, Gerhard Falkner, Uljana Wolf, Ann Cotten, Thomas Kunst, Nicolai Kobus, Daniela Danz, Silke Scheuermann, Klaus Reichert, Monika Rinck и Christian Uetz).

Само выступление состоится 2 июня в помещении Городской евангелической академии (Рёмерберг 9), с 18 часов и вплоть до самой полуночи, то есть в модном сейчас формате «ночь поэзии».

Кого не пугают шесть часов немецких стихов (Ольга Мартынова будет читать, естественно и по-русски тоже, но она единственная) — милости просим. Читать будут блоками по часу, с перерывами. Ольга Мартынова выступает в блоке с 20:00 до 21:00 вместе с Клаусом Райхертом, Даниэлой Данц и Томасом Кунстом.

Прочие подробности — по ссылке.

Не знаю почему вспомнилось

Алла Николаевна Смирнова, замечательная петербургская переводчица с французского как-то сказала очень серьезно, описывая французскую литературу (в которой живет):

Все французские писатели — или евреи, или антисемиты. Или и то, и другое вместе.

Если вдуматься, это же справедливо и применительно к любой другой европейской литературе (персональные исключения понятно что делают).

Собственно, сказанное касается и вообще людей — в этом культурном круге, разумеется, довольно нелепо называемом «иудео-христианским». А по мере глобализации и везде.

ПО ПОРУЧЕНИЮ БОЕВОГО СОВЕТА НКХ: К ЖИТЕЛЯМ ДАЛЬНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ среди читающих эту запись

Авторские экземпляры «Временника КХ — 2» (содержание его см. здесь, а внешний вид — здесь) наконец-то все разосланы, а сегодня пришла уже и посылка с некоторым небольшим боезапасом.

Поэтому желающие жители Дальнего Зарубежья могут купить книгу почтой, пока она еще есть (книга, а не почта; впрочем и за почту не ручаюсь, вот телеграфа-то и нету уже никакого). Читать далее

Текущее чтение: Андрей Белый

в 2 тт., БС НБП ( — больше не буду, не буду!); М. — СПБ., 2006; подг. А. Лаврова и Дж. Мальмстада

Вот, конечно, на мой непрофессиональный взгляд, практически идеальное издание.

<Отдельно — но действительно совершенно отдельно от всего прочего — восхищает смелость крупного литературоведа А. Лаврова, на первой же странице вступительной статьи написавшего «довлевшему над» — вот это я называю «хладнокровие»!>

Никогда не читал стихов Белого в таком количестве и настолько подряд. По настоящему счету ничего не понравилось, кроме — как ни удивительно и неожиданно (для меня) — поэмы «Первое свидание». Каковая, судя по всему, является архетипом и недостижимым образцом поэм Пастернака.

Удивительная вещь — при всех немеряных талантах и несомненном (и в его время ни с кем не сопоставимом) понимании технической стороны стихосложения Белый раз за разом демонстрирует неспособность порождения собственного поэтического языка и собственного поэтического мира. В сущности, все это смена одной системы стилизаций другой системой стилизаций (при предельно серьезном отношении к этим стилизациям). Только в «Первом свидании», стилизующем (и безмерно при этом усложняющем) аскетический, мягко говоря, язык Вл. Соловьева, Белый наталкивается на собственный язык (действительно отвечающий его собственным внутренним и внешним обстоятельствам — личности, биографии, воспитанию, кругу, культуре и т. п.; не выдуманный по тем или иным «общим соображениям»), но никогда позже к нему не возвращается.

Любопытно это прежде всего в связи с тем, что в прозе — независимо от того, удачная это проза или неудачная — у Белого всегда есть собственный язык и собственный мир, от которых он как раз время от времени пытается (почти безуспешно) избавиться.

Текущее чтение: уже прочитан Галич —

сделанный Василием Павловичем Бетаки для БС НБП (Боевой Совет Националь-Большевистской партии, если кому неизвестна эта аббревиатура*). Сделан, естественно, вполне доброкачественно и, я бы сказал, совестливо. Не без юношеского задора и энтузиазма, но это и прекрасно. Читать тексты песен мне было довольно скучно, но как могло быть иначе с текстами, которые на 2/3 и так знаешь наизусть (грешным делом, напевал когда-то), а предисловие и комментарии я изучил с интересом.

Так… надо бы все же сказать что-нибудь ядовитое, чтобы не нарушить доброй традиции… но в чей адрес?

А, вот. Как можно быть русским бардом, не понимаю, если ты играешь на шестиструнной гитаре? И Галич, и Окуджава, и Высоцкий играли на семиструнной, причем очень плохо. Играющие на шестиструнной, да еще так, будто их выдрессировали в детско-юношеском гита(р/н)ном лагере им. Андреса Сеговии под Севильей, не имеют никакого шанса продолжить великое поприще русского менестрельства. Барды среди читателей, не сердитесь, пожалуйста! Это я, конечно же, шучу!

Сейчас читаю двухтомник Белого. Никогда не читал его в таком объеме и настолько подряд. Но это уже другая история.

* Шутка! Шутка! Большая серия Новой Библиотеки поэта.

Текущее чтение: «Петербург в поэзии русской эмиграции»

БС НБП — СПб., 2006, вст. ст., сост., подг. текста и прим. Романа Тименчика и Владимира Хазана. 800 экз. (!)

Ну, в смысле филологии это вам, конечно, не «Павшие». По своей теме составители знают, кажется, всё и даже больше того. Иногда, конечно, бывает… — … в случае шага в сторону, как всегда, оказывается, что «специалист подобен флюсу» (признаться, в данном случае я этого совсем не ожидал). Напр., строчки из ст. Татьяны Гревс: «И будешь ты (т. е. Петербург. — О. Ю.) для нас таинственной Венетой, / Воскреснет древний миф о подвигах Атлантов…» комментируются следующим образом: «Венеты — древние племена, населявшие северное побережье Адриатического моря и считавшиеся основателями Венеции: вопрос об их происхождении (славянском?) вызывает в науке споры». Каким образом была установлена смысловая и грамматическая связь между комментируемым и комментарием, вот что интереснее всего? Сам по себе комментарий тоже не совсем верен, и речь в ст-ии идет, конечно, о западнославянском балтийском городе Винета, затопленном датчанами и немцами. Положим, мне как автору романа «Винета» (скоро выйдет в одном из московских журналов») знать это полагается. Но высокоуважаемым филологам лучше было честно написать: «Не знаем». Или даже вообще ничего не писать. Иногда это лучший комментарий.

Есть одно еще местечко — страшно смешное на мой вкус. Нина Берберова, женщина умная, но на стихи малоталантливая, пишет: «…Которые не снились, друг Горацьо, / Ни нашим мудрецам, ни тем фантастам и пр…» Комментарий любезно сообщает: «Цитата из шекспировского «Гамлета» (конец 1 акта: «Гораций, в мире много кой-чего,/ Что вашей философии не снилось) (пер. Б. Пастернака)»». Во-первых, ну причем тут «пер. Б. Пастернака»? (А кстати, чей это, собственно? Вронченко? — Как это ни смешно, но и Вронченко, и Полевой, вообще же см.: какой-то гений собрал) А во-вторых, как же все-таки смешон этот «пер. Б. Пастернака» с этим «кой-чего» на конце строки!

Я, разумеется, не нарочно выискиваю такие места, но… Когда-то я, кажется, жаловался уже, что их (вроде того Федора Сологуба, родившегося отроком и все подобное) будто ко мне притягивает какой-то язвительной силой, даже в самых лучших книжках. А эта книжка совершенно замечательная и читаю я ее с упоением, включая превосходные (в своем тематическом коридоре) комментарии.

Помимо всего прочего, в связи с разговором о «лирическом мы» заинтересовал меня вопрос: а не возникает ли оно и здесь, хотя бы на некоторых срезах — молодые поэты первой эмиграции с их однообразной техникой, интонировкой и тематикой, например? В более или менее общих исторических обстоятельствах. Но нет. Что интересно, не возникает. Пишут — многие — действительно однообразно, но лучше всего об этом слазал Блок, накладывая (положительную) резолюцию на заявление Раисы Блох на прием во Всероссийский союз поэтов (из комментариев, естественно): »Разумеется, и я согласен. Только что же будут делать они, собравшись все вместе, такие друг на друга похожие бессодержательностью своей поэзии и такие различные как люди?» Ни на секунду не возникает ощущение, что кто-то — даже самый неумный, даже самый слюнявый, даже самый бездарный — является частью какого-то роевого организма, а не отдельным человеком со своим собственным миром.

Чудное, хотя и местами полуграмотное, обнаружил стихотворение Ксении Бабкиной: «Как веселеют к вечеру трамваи/ И на афишах милый, желтый свет./ Они гласят, что нынче выступает/ Карсавина и весь кордебалет./ От этих ног, упругих и прелестных, / От этих плеч и загнутых ресниц / Как не скажу, что в мире уже тесно, / Что слишком много нежных женских лиц…» Барышня сама была балерина. Взять его, что ли, в «Отдельностоящие русские стихотворения»?..

В смысле полуграмотности, доходящей до своего рода даже величия, выделяется некто Бенедикт Дукельский, двоюродный брат не Владимира Дукельского, как можно было бы подумать, а Бенедикта Лившица. Но в корпусе только два сонета, а хотелось бы больше.

Но книга еще не закончена чтением (что видно по начальным буквам фамилий упомянутых поэтов). Может быть, еще вылезет чего-нибудь, требующее закрепления для памяти…

БАЛЛАДА

1.
Запах потопа былого.
Запад подводный в огне.
Выпукло, криво, лилово
облако всплыло в окне…
…выпукло-криво, лилово
облако с пыла в окне…
… выпукло, криво-лилово
облако стыло в окне…
…выпукло-криво-лилово
облако с тыла в окне…

2.
Плачет под облаком ива
в стёкла ногтями скребет —
зелено, выпукло-криво
дрожит ее жидкий хребёт…
…зелено-выпукло, криво
дрожит ее, рыбки, хребёт…
…зелено-выпукло-криво
лежит ее, рыбки, хребёт…
…зелено, выпукло, криво
плавник ее зыбкий гребет…

3.
…Выпукло, криво и сине
в слезы вливается мгла…
— Скажи мне, в каком керосине
последнее море ты жгла?
…и что ж ты так плачешь?

4.

— Одна я

на краешке неба стою,
погашенной пеной пятная
зажженную кóсу свою…
…влагой небесной пятная
светлую кóсу свою…
…подвижною тенью пятная
кóсу косую свою…

5.
Это последняя старость,
это последний костер —
уже никого не осталось
с косыми косáми сестер —
уж нас ни одной не осталось
с сырыми косáми сестер —

6.
вся растворилась аллея,
все утонули пруды,
одна погибаю во мгле я,
в пожаре небесной воды —
одна волосами белея
в разгаре небесной воды.

V, 2007