Текущее чтение: «Петербург в поэзии русской эмиграции»

БС НБП — СПб., 2006, вст. ст., сост., подг. текста и прим. Романа Тименчика и Владимира Хазана. 800 экз. (!)

Ну, в смысле филологии это вам, конечно, не «Павшие». По своей теме составители знают, кажется, всё и даже больше того. Иногда, конечно, бывает… — … в случае шага в сторону, как всегда, оказывается, что «специалист подобен флюсу» (признаться, в данном случае я этого совсем не ожидал). Напр., строчки из ст. Татьяны Гревс: «И будешь ты (т. е. Петербург. — О. Ю.) для нас таинственной Венетой, / Воскреснет древний миф о подвигах Атлантов…» комментируются следующим образом: «Венеты — древние племена, населявшие северное побережье Адриатического моря и считавшиеся основателями Венеции: вопрос об их происхождении (славянском?) вызывает в науке споры». Каким образом была установлена смысловая и грамматическая связь между комментируемым и комментарием, вот что интереснее всего? Сам по себе комментарий тоже не совсем верен, и речь в ст-ии идет, конечно, о западнославянском балтийском городе Винета, затопленном датчанами и немцами. Положим, мне как автору романа «Винета» (скоро выйдет в одном из московских журналов») знать это полагается. Но высокоуважаемым филологам лучше было честно написать: «Не знаем». Или даже вообще ничего не писать. Иногда это лучший комментарий.

Есть одно еще местечко — страшно смешное на мой вкус. Нина Берберова, женщина умная, но на стихи малоталантливая, пишет: «…Которые не снились, друг Горацьо, / Ни нашим мудрецам, ни тем фантастам и пр…» Комментарий любезно сообщает: «Цитата из шекспировского «Гамлета» (конец 1 акта: «Гораций, в мире много кой-чего,/ Что вашей философии не снилось) (пер. Б. Пастернака)»». Во-первых, ну причем тут «пер. Б. Пастернака»? (А кстати, чей это, собственно? Вронченко? — Как это ни смешно, но и Вронченко, и Полевой, вообще же см.: какой-то гений собрал) А во-вторых, как же все-таки смешон этот «пер. Б. Пастернака» с этим «кой-чего» на конце строки!

Я, разумеется, не нарочно выискиваю такие места, но… Когда-то я, кажется, жаловался уже, что их (вроде того Федора Сологуба, родившегося отроком и все подобное) будто ко мне притягивает какой-то язвительной силой, даже в самых лучших книжках. А эта книжка совершенно замечательная и читаю я ее с упоением, включая превосходные (в своем тематическом коридоре) комментарии.

Помимо всего прочего, в связи с разговором о «лирическом мы» заинтересовал меня вопрос: а не возникает ли оно и здесь, хотя бы на некоторых срезах — молодые поэты первой эмиграции с их однообразной техникой, интонировкой и тематикой, например? В более или менее общих исторических обстоятельствах. Но нет. Что интересно, не возникает. Пишут — многие — действительно однообразно, но лучше всего об этом слазал Блок, накладывая (положительную) резолюцию на заявление Раисы Блох на прием во Всероссийский союз поэтов (из комментариев, естественно): »Разумеется, и я согласен. Только что же будут делать они, собравшись все вместе, такие друг на друга похожие бессодержательностью своей поэзии и такие различные как люди?» Ни на секунду не возникает ощущение, что кто-то — даже самый неумный, даже самый слюнявый, даже самый бездарный — является частью какого-то роевого организма, а не отдельным человеком со своим собственным миром.

Чудное, хотя и местами полуграмотное, обнаружил стихотворение Ксении Бабкиной: «Как веселеют к вечеру трамваи/ И на афишах милый, желтый свет./ Они гласят, что нынче выступает/ Карсавина и весь кордебалет./ От этих ног, упругих и прелестных, / От этих плеч и загнутых ресниц / Как не скажу, что в мире уже тесно, / Что слишком много нежных женских лиц…» Барышня сама была балерина. Взять его, что ли, в «Отдельностоящие русские стихотворения»?..

В смысле полуграмотности, доходящей до своего рода даже величия, выделяется некто Бенедикт Дукельский, двоюродный брат не Владимира Дукельского, как можно было бы подумать, а Бенедикта Лившица. Но в корпусе только два сонета, а хотелось бы больше.

Но книга еще не закончена чтением (что видно по начальным буквам фамилий упомянутых поэтов). Может быть, еще вылезет чего-нибудь, требующее закрепления для памяти…

Текущее чтение: «Петербург в поэзии русской эмиграции»: 11 комментариев

  1. Еще цитата в тему о «лирическом мы», а также о полуграмотности.
    Нина Берберова о «парижской ноте» («Курсив мой»):
    «Их тоже прикончил Сталин, только не в концлагерях Колымы — иначе… Поплавский, Кнут, Ладинский, Смоленский были вышиблены из России гражданской войной и в истории России были единственным в своем роде поколением обездоленных, надломленных, приведенных к молчанию, всего лишенных, бездомных, нищих, бесправных и потому — полуобразованных поэтов, схвативших кто что мог среди гражданской войны, голода, первых репрессий, бегства, поколением талантливых людей, не успевших прочитать нужных книг, продумать себя, организовать себя, людей, вышедших из катастрофы голыми, наверстывающих кто как мог все то, что было ими упущено, но не наверставших потерянных лет».

  2. Образ мысли филологов, думаю, таков: Венета — от «венетов» (они же венды, венеды), как и Венеция: общий корень. Где родство, там и тождество. Венеция полузатоплена, Атлантида — на 100%. Логично. К тому же Питер и задуман как Венеция. Все сходится.

Добавить комментарий