Смотрите, кто пришел пасти народы: моральный авторитет всея Руси — доказанный, но не наказанный литературный вор желает поборать воровской режим. Как «русский человек» и «гражданин России». Не забавно ли, хотя, конечно, вполне укладывается в парадигму российской политики: одни воры и жулики борются (или делают вид, что борются) с другими за право безнаказанно и широко воровать и жульничать. Эдакий литературный Навальный образовался.
В этом году, значит, не хочет представлять, а в прошлом, позапрошлом и т. д. вполне даже представлял, наряду со своими коллегами по эксмошной литературе, полуписателями улицкими, быковыми и т. д. Надо полагать, в прошлом, позапрошлом и т. д. «режим» еще не был такой нехороший, можно было подежурить на подсосе. А что же произошло такое роковое, что вдруг стало нельзя?..
Моя личная гипотеза: насколько я представляю себе устройство Крошек Цахесов (а я его, к сожалению, хорошо себе представляю), причиной «демарша» послужила прошлогодняя прогулка бульварных писателей по бульварам. С точки зрения совкового коммерческого сознания коллеги украсили себя лаврами, точнее скальпами, и заметно приподнялись. А теперь представился случай разом содрать с них со всех эти скальпы и повесить их на пояс Главного Чингачгука. Что и произошло и даже, кажется, кое-кем из экспроприированных замечено.
И какая прелестная совдепская идея насчет «представления России»! Если писатель едет за счет Союз-, т. е. Роспечати на какую-нибудь ярмарку, это вовсе не значит, что он представляет Россию. Настоящий писатель предствляет только самого себя, а эти … ну, в крайнем случае Роспечать.
К слову, стоит спросить себя, чего же эта самая Роспечать, состоящая из советских издательских и книготорговых функционеров так любила заядлого модерниста — не хуже реалистов быковых и улицких. Может быть, не столько за неизвестно, кроме одного случая, откуда скопипейсченные романы, а за социальную близость, не только по происхождению, но и по хабитусу. Как они и им подобные экспроприировали советское издательское и книготорговое имущество, так и он — имущество советской писательницы Веры Пановой.
(Кому этот акт кажется несущественным и незначительным, тот в литературе лишний человек; а то, что это так хорошо сошло с рук в свое время, свидетельствует, с моей личной точки зрения, о глубоком ценностном разложении российской литературной среды).
Как пишет русский человек и гражданин России по-русски своими руками, без копипейста, знает всякий, читавший «Русскую Швейцарию» и какие-нибудь коммерческие статьи на случай. Деревянно пишет, готовыми оборотами и нестоячими фразами. Да и само знаменитое письмо Буратины Карабасу таково же: у русского человека и гражданина России с русским языком довольно тяжелые отношения. Он ведь не писатель, он читатель. Был, по крайней мере, хороший читатель — знал, откуда брать хорошее.
Как нерусский человек, хотя и гражданин России, хочу заметить, что очень сожалею, что не закончил эту дружбу сразу же после истории с Пановой. Дружбы давно уже не существует, вялотекущее приятельство продолжалось, но после одного интервью в немецкой газете (я о нем писал) я себя и от него считаю свободным.
И если бы я не знал, что в комплекс чувств совдепского человека и гражданина все той еще Совдепии (не только этого человека и гражданина, но и вообще) не входит чувство стыда за себя, а только чувство стыда «за кого-то», преимущественно «за свою страну», которая в этих случаях на минуточку становится «своей», то сказал бы: постыдился бы. Но не скажу.