Небольшие романы — 9

Франкфурт, все еще апрель; первый день после выноса столов. По маленькой площади с часами

шла сука с сумочкой; женщины (шероховатые блондинки) поглядывали на ее декольте, сжимали губы позади чашек, думали: “Вот из-за таких нас и насилуют!”

Мужчины, положив животы на колени, пили мыло.

Бледные старушки проводили мимо двух-трех собачек с головами летучих мышей. Сербо-хорваты, индо-пакистанцы и афро-африканцы в солнцезащитных очках шагали одновременно во все стороны и размахивали кто чем.

Стоя на левой ноге и почесывая ее правой, девочка играла на скрипке Баха. Другая девочка, еще меньше первой и похожа не на веник, а на сложенный, но еще не застегнутый зонтик, стояла под часовой башенкой и не в такт позвякивала стаканом.

Тут разом стемнело и, не успев даже отразиться в остеклении стен, на маленькую площадь одним куском упал синеватый дождь. И все они как будто умерли.

А знаете ли вы, что

«Раскинулось море широко» сочинил Федор Сидорович Предтеча?

«Раскинулось море широко…». Всем известны слова этой песни, но почти никто не знает, что автором ее был Федор Сидорович Предтеча, проживавший в небольшом украинском городе Чигирине..

Рубин (Казань) — ЦСКА 1: 0

Князья съели коней. Звучит как-то даже естественно. И уж во всяком случае (зло)радует.

А вот как там завтра наше ПВО с потребкооперацией разойдется — вот что является волнующей загадкой современности.

Через час пойду смотреть финал Кубка Германии: Франкфурт играет с «Баварией», я болею и за тех, и за других — так что дело беспроигрышное*.

* Через положенное время: оно же и безвыигрышное. Франкфурт — «Бавария» (Мюнхен) 0 : 1.

В нашем сельпо завоз товара

73,13 КБ

Логическое развитие товарной линейки.

Самое интересное, что на моих глазах кто-то купил. № 22, кажется. И сушек на закуску. Какой-то, не иначе, гражданин Казахстана.

Как законопослушный российский гражданин я его пить, самоконечно, не стану. Да и гадость оно, граждане (в смысле, сограждане), страшная, и что интересно, всегда была кислая или сладкая гадость без различения наименования. Все эти «Твиши», «Ркацители», «Хренавкепи» всегда были советскими паллиативами, «за неимением гербовой пишем на простой». Лично я вкусу товарища Сталина не очень доверяю. «Сулико» мне тоже не очень нравится.

Rom liegt irgendwo in Russland

Три дня назад вышла и сегодня получена книжка-билингва: Olga Martynova, Jelena Schwarz. Rom liegt irgendwo in Russland. Изд-во per procura, Вена — Лана (второе — в Италии, в Южном Тироле), 2006. В книжке — два взаимнопосвященных римских цикла Ольги Мартыновой и Елены Шварц, в общих чертах русская часть соответствует разделу «Хрустя, расцветает звезда Авентина…» на сайте «Новая Камера хранения». Немецкие переводы Эльке Эрб и Ольги Мартыновой.

В качестве бонуса для читающих по-немецки под катом статья Ольги Мартыновой. Статью эту следовало бы назвать «междусловием», поскольку в книге она размещена между стихотворными циклами.
Читать далее

Небольшие романы — 8

Апрель. Ночное море во Франкфурте; односторонняя улица —

как бы продольная половина аллеи. По одну сторону шестиквартирные коробочки с санаторскими лоджиями и маленькие некрасивые виллы; по другую — обрыв.

Вдоль обрыва платаны, до того коротко обрубленные, что, кажется, состоят из одних культей. Крупные культи слегка приподняты (под невидимые костыли), из мелких еще не проросли зеленые волосы.

По-над обрывом пронзительно-желто теснится форзиция поникшая, она же форсайтия повислая, иными необоснованно именуемая японским, прости Господи, дроком.

С обрыва — газоны и клумбы уступами, выщербленные ступени, полуржавые перила. Затхлый, блаженный воздух забытого курорта. И остро чудится — особенно, когда в небе загораются колеса заезжего луна-парка — : там, внизу, за деревьями, должно быть море.

…Совсем уже ночью, когда луна-парк гаснет, ощущение еще острее: верхняя половина Германии отломилась и куда-то уплыла; подошло холодное, черностеклянное море, стоит там внизу, за деревьями — молча покачиваясь, редко поблескивая, дыша сырой известью…

Конечно, никакого моря тут нет — да и что бы оно, Северное, делало в этом почти южном городе? Хотя… кто сходил вниз и проверял?

О Нине Садур

Беседа с А. П. Цветковым напомнила, как я был «номинатором». Кроме «Просто голоса», который считаю сочинением замечательным и, в сущности, замолчанным (т. е. оставленным без каких бы то ни было попыток разобраться по сути; очень жаль, что А. П. бросил теперь прозу, как когда-то бросил стихи), я предложил (на другой год) повесть Нины Садур «И тогда я прыгну», которую я так и не прочитал, а Нина, кажется, так и не написала.

Но это неважно, Нина Садур достойна всех премий, включая сюда и Нобелевскую премию по физике — просто потому, что она Нина Садур.

Стал искать «аннотацию», но обнаружилось, что в своей содержательной части она разошлась в маленькой статье, которую я пару лет назад написал для реанимированного журнала «Театр» — в качестве вступления к Нининой пьесе по прозе Астафьева. Ссылка на «Театр» не работает, так что попробую спасти:

Читать далее

«В джазе только девушки»

Недавно еще раз пересматривал, не иначе как в семнадцатый раз — с каким-то запредельным по наглой бездарности русским переводом. Интересно, куда делись дубляжные листы советского времени, в каких сейфах лежат? Сахарок! За «Сахарок» я бы ставил к стенке и оставлял до скончания времен стоять и разглядывать трещины и шероховатости.

В советском переводе она называлась Душечка Ковальчик, а папа ее был связан с музыкой тем, что аранжировал поезда на ж/д станции. Здесь он ничтоже сумняшеся назван композитором. Ладно, что уж теперь говорить…

По заявке Сергея Сергеевича Юрьенена из Вашингтона передаем песню о Душечке Ковальчик. Кстати, после радио — году этак, кажется, в девяносто шестом — сочинение было опубликовано знаменитой либеральной газетой «Сегодня», которая — в бесконечной стыдливости своей — заменила название. У них это дело называлось «Трень-брень» или еще какая-то хрень. Название, естественно, восстанавливаю:

СИСЬКИ МЭРИЛИН

А ты всё хохочешь, ты всё хохочешь,
Кто-то снял тебя в полный рост,
Обнимаешься, с кем захочешь
За сто тысяч отсюда верст…

Песня

Америку открыл не Колумб, а Билли Уайльдер, маленький берлинский еврей. И довольно недавно. Лет двадцать пять назад, утром, вместо лекции по политэкономии социализма я сижу в жарко натопленном, потно и винно припахивающим вчерашним последним сеансом кинотеатре «Колизей», что на Невском проспекте: «В джазе только девушки», в зале только мальчики, человек шесть. Мэрилин робко пляшет в тесном вагонном проходе, с маленькой гавайской гитарой, втиснутой под нечеловеческие груди, с плоской фляжкой, ненадежно заткнутой за чулочную сбрую. Мне душно в расстегнутом мокроволосом пальто. Я смеюсь, чтобы не заплакать. Мне неловко перед собой и остальными мальчиками. Мэрилин, ты давно умерла и похоронена. Похоронена и сгнила. Сгнила и рассыпалась. Я люблю тебя, Мэрилин. I like it hot.
Читать далее