Недавно еще раз пересматривал, не иначе как в семнадцатый раз — с каким-то запредельным по наглой бездарности русским переводом. Интересно, куда делись дубляжные листы советского времени, в каких сейфах лежат? Сахарок! За «Сахарок» я бы ставил к стенке и оставлял до скончания времен стоять и разглядывать трещины и шероховатости.
В советском переводе она называлась Душечка Ковальчик, а папа ее был связан с музыкой тем, что аранжировал поезда на ж/д станции. Здесь он ничтоже сумняшеся назван композитором. Ладно, что уж теперь говорить…
По заявке Сергея Сергеевича Юрьенена из Вашингтона передаем песню о Душечке Ковальчик. Кстати, после радио — году этак, кажется, в девяносто шестом — сочинение было опубликовано знаменитой либеральной газетой «Сегодня», которая — в бесконечной стыдливости своей — заменила название. У них это дело называлось «Трень-брень» или еще какая-то хрень. Название, естественно, восстанавливаю:
СИСЬКИ МЭРИЛИН
А ты всё хохочешь, ты всё хохочешь,
Кто-то снял тебя в полный рост,
Обнимаешься, с кем захочешь
За сто тысяч отсюда верст…
Песня
Америку открыл не Колумб, а Билли Уайльдер, маленький берлинский еврей. И довольно недавно. Лет двадцать пять назад, утром, вместо лекции по политэкономии социализма я сижу в жарко натопленном, потно и винно припахивающим вчерашним последним сеансом кинотеатре «Колизей», что на Невском проспекте: «В джазе только девушки», в зале только мальчики, человек шесть. Мэрилин робко пляшет в тесном вагонном проходе, с маленькой гавайской гитарой, втиснутой под нечеловеческие груди, с плоской фляжкой, ненадежно заткнутой за чулочную сбрую. Мне душно в расстегнутом мокроволосом пальто. Я смеюсь, чтобы не заплакать. Мне неловко перед собой и остальными мальчиками. Мэрилин, ты давно умерла и похоронена. Похоронена и сгнила. Сгнила и рассыпалась. Я люблю тебя, Мэрилин. I like it hot.
Читать далее →