Небольшие романы — 10: Обстоятельства образов действий

СТАРИКИ В ПОЕЗДЕ

 

Немецкий старик в ботинках, начищенных до смертельного блеска, конспектирует газету. Выходит, полотняные сумки с конспектами бьются о его толстые ноги и поворачиваются вокруг его пухлых рук. Газета остается на сиденье.

Турецкий старик в цветной шапочке, похожей на тюбетейку, но выше, и в обтерханной пиджачной паре перебирает желто-коричневыми пальцами с большими белыми ногтями черешневые четки, вытертые до смертельного блеска и до внутреннего узора. 

 

Итальянский старик во всем белом — от шляпы с прямыми широкими полями до туфель с мельчайшими дырочками, расположенными расширяющимся от пальцев к подъему треугольником. На левой руке, на безымянном пальце, серебряный перстень с яшмой — такой огромный, такой выпуклый и до такого смертельного блеска сверкающий перстень я наблюдал разве что у поэта Генриха Сапгира (лет тридцать назад), что в сочетании с кожаным пиджаком, боцманскими усами и (кажется) бакенбардами придавало ему вид зубного врача на отдыхе. …Итальянский старик увидал на перроне девушку, перебирающую длинными подгибающимися ногами, и заторопился выходить. Конечно, у него оказалась трость с набалдашником.

ПОСЛЕДНИЙ УХОД ПЕРСЕФОНЫ

В пять утра замолчат смертефоны,
В шесть засеются снегом экраны:
То последний уход Персефоны —
Без цветов, без плодов, без охраны.

Тишина с тишиною не дружит,
Не дает ей ни сна, ни покою,
Как последняя ласточка, кружит
Над сползающей в бездну рекою.

Тишина тишины не осудит,
Ей не выклюнет смуглого глаза —
Как последняя бабочка, будет
Плакать крыльями в куполе газа.

Обломил бы я веточку дрока
И за ней бы ушел, тишиною,
Но не знаю последнего срока
И хожу у нее за спиною.

…В семь исчезнут с морей теплоходы
И споткнутся почтовый и скорый,
И сомкнутся последние воды
Над венцом кипарисовым Коры.

VIII, 2015

Небольшие романы — 9: Обстоятельства образов действий

ОБ ОПЬЯНЕНИИ

Поляки пьянеют в дупу или даже еще глубже.

Немцы склонны к ненатуральному веселью.

Русские впадают в задумчивость до слез.

Прочие народы к опьянению не способны вовсе и скрывают это постыдное качество, притворно-страстно чмокая над испорченным виноградным соком или наваливая груды льда в ячменную или кукурузную сивуху, чтобы как-то забить ее отвратительный вкус. Или курят сладкую траву, которая на них действует. Они начинают выть и смеяться.

Если вам встретится в Западной Европе или Северной Америке по-настоящему пьяный человек, поскребите его: он окажется русским, поляком или немцем. Или притворяется.

Небольшие романы — 8: Обстоятельства образов действий

ОКНА В АД

Куда ни глянь, всюду окна в ад.

…иллюминатор стиральной машины, где крутятся в смутно сверкающем барабане носки и рубашки.

…окна подъезжающего поезда; чтó за ними, едва видно: полумрак, уходящие в никуда огни, неясные профили в голубом свете телефонов. Ясно виден только ты сам в сменяющихся затемненных окнах — каков ты есть, каким будешь.

…оркестровая яма. По краям, на медных, что-то временами вспыхивает, как будто музыканты закуривают. Когда они встают и раскланиваются после спектакля, всегда одного-двух недостает — провалились.Но кто считает оркестрантов?

…в какое ресторанное окно мимоходом ни глянешь, за каждым нобискруг — харчевня на пути в ад. Или даже сам ад, где кабатчик — сатана. Блондинки с хвостами тянут пиво из высоких стаканов. Татуированные мужчины со стуком ставят пустую стопку на стол. Или дамы в шанелях сосут устрицу, слегка укалываясь карминными губами, а джентльмены в фиолетовых пиджаках поднимают бокалы с драгоценной пеной выше своих тупеев. Повсюду, даже в какой-нибудь забегаловке на автоколонке, за стойкой у кассы стоит сатана, вытирает руки о передник и постукивет под прилавком копытом. В Средние века была известна только одна харчевня «Нобискруг», сейчас они — все.