Тридцать лет я вел в Ленинграде разные ЛИТО, их было, кажется, не меньше десяти.
Зачем приходили юные поэты? Кто-то внушил им, что на ЛИТО они научатся писать стихи. Научились? Нет. Пошли на филфак. Научились? Нет. Мечта советской и постсоветской интеллигенции о том, что можно научить кого-то искусствам, не сбылась. Нельзя. — это Виктор Александрович очень изящно и очень выпукло выразил отношение к результатам своей, так сказать, литературно-педагогической деятельности; можно было бы и поименно назвать кой-кого из этих результатов, но лень сейчас.

«Зачем приходили юные поэты?»

Вспоминается старинный анекдот про лыжника в тундре, натыкающегося на сидящую у костра и мирно попивающую, скажем, горячий моржовый жир чукчанку. Лыжник подбегает к костру, набрасывается на чукчанку, насилует ее, не снимая лыж, и в ужасе от содеянного бежит прочь. Через некоторое время замечает преследование: чукчанка все ближе и ближе, он уже слышит ее дыханье, силы оставляют его. Вот он вылетает к десятиметровому обрыву над Беринговым проливом — внизу острые ледяные глыбы, верная гибель — но не в силах остановиться, путник прыгает. И уже летя вниз, на глыбы, слышит протяжный крик чукчанки: «Чилаве-ек, зачем приходил?»

А вот еще прекрасные образцы классического сосноровского гона:

Думаю, что это явление скорее генетическое, а отнюдь не литературное. Скорее, это явление паранормальное, а отнюдь не объяснимое. Я говорю о больших поэтах, а не о хороших и разных, этих несметно, а заметных − единицы. К заметным я мог бы причислить, скажем, Пушкина, имеющего в предках арапа Ганнибала; результат − сам Пушкин и его брат Лев, и его учитель Батюшков.

Батюшков имел двух братьев и дядю, и они вышли из «нормальной» жизни в «паранормальную» − все четверо, только трое не писали стихов, а Батюшков писал.

Батюшков как результат арапа! Ну и там много всего упоительного, в этой короткой речи. Одно различение между поэзией и поэтикой чего стоит!

Вообще, что лауреат в прекрасной форме и готов давать стране угля мелкого, но дробного, выяснилось еще вчера, в отчете об его встрече представителем премии:

Вчера вечером брожу по гостиничному холлу, поджидаю Соснору, который вот-вот должен явиться с Ленинградского вокзала. И наверное, нервничаю настолько заметно, что бармен подощел ко мне и кивком указал на стеклянную дверь: «Это не ваши ребята там во дворике стоят? Ну, чистый Голливуд». И действительно Виктор — в тропической панаме, в долгополом плаще, застегнутом под кадыком, с седыми патлами до плеч и с сигареткой в худых пальцах — больше всего похож на постаревшего, но очень еще даже ничего героя из «Великолепной семерки».

Ничего уже много лет не слышит, а в последние годы еще и почти не говорит, но взгляд смеющийся, а оценки кинжальные. Очень, говорит, переживаю за Сережу Миронова — ходил, говорит, студентом ко мне в литстудию. Неужели и он, — изумляюсь, — стихи писал? И он тоже, — кивает. А взяв блокнотик, прибавляет уже словами: даже неплохие.

Дай Бог ему здоровья!

Ох, не до того мне, собственно говоря, но все-таки, коротко… Уж больно силен оказался взвыв умиления и энтузиазма по поводу присуждения Виктору Александровичу Сосноре премии «Поэт».

Самое необходимое:

нельзя не быть раду и даже счастливу через то известие, что кусок электрических денег (они еще электрические — или уже нанометрические?) существенно облегчит жизнь замечательному русскому поэту Виктору Александровичу Сосноре — жизнь, отмеченную великими удачами, но и великими несчастьями, в том числе и в самое последнее время.

Но вот вскрики и всхлипы насчет того что «достоен», «удостоен», «молодцы-жюри!», не говоря уже о покупке на голубом глазу самообозначений типа «общенациональная поэтическая премия», «главная поэтическая премия» и т. п., и так далее демонстрируют огорчительную бессознательность хороших людей, которым, видимо, можно впарить всё что угодно.

Премия «Поэт» имеет не больше силы высказывания о значении, значительности, значимости любого из своих лауреатов, чем какая-нибудь премия им. Г. Григорьева, хотя разница, конечно, существует — последняя является попыткой ленинградской литературной гопоты соорганизоваться вокруг своих облеванных знамен, а первая есть мероприятие по приданию себе важности группы престарелых советских журнальных функционеров либерального (по старинной советской классификации) направления. Конечно, формы у этого мероприятия сильно пристойнее и принять премию «Поэт» не бесчестье, но «чести» никакой она принести не может. Если, конечно, не считать, что чем больше денег, тем больше чести.

Вообще: никакая литературная премия в России (и за очень малыми и очень частными исключениями никакая литературная премия из известных мне за рубежом, включая сюда и совсем уж пародийную Нобелевскую, разумеется) не несет никакого содержательного высказывания, не может быть выдана «по заслугам», не может никого «удостоить» и т. д. В лучшем случае, какой-нибудь удачно выбранный лауреат может «удостоить», «приподнять» какую-либо сильно залопухавшуюся в последнее время премию, нуждающуюся в срочном приливе «символического капитала» — как это было в недавнем случае вручения Премии Андрея Белого С. Г. Стратановскому — премия несколько обновила таким образом свой инициальный миф, что она-де ведет свое происхождение из ленинградской неофициальной культуры 70-80 гг., хотя на самом деле она ведет свое происхождение из банкетно-фуршетной культуры 90-х гг.

Но премия «Поэт» не может даже «украситься» именем Сосноры, она все равно останется тем, чем является: «игрой в <назначаемые> классики» — игрой людей, в сущности очень литературно и идеологически ограниченных, живущих даже не в 80-х, а в 70-х годах. Кто нуждается в доказательствах, благоволит обратиться к недавней стенограмме дискуссии по поводу «дел премиальных», произошедшей в редакции журнала «Звезда». Если кто не видит в уровне — не дискуссии даже самой, там есть забавные и во многих смыслах интересные и показательные выступления (особенно рекомендую ядовитые вбросы Андрея Арьева и упорные «стою-и-не-могу-иначе» Елены Невзглядовой), а в уровне привезенной из Москвы на показ системы представлений, системы человеческих и литературных координат, положенных в основу всей этой затеи — ничего особенного, тому уже ничем не поможешь, пусть живет в этом мире и радуется, доказывать и убеждать не буду. А потом огорчается, когда какую-нибудь следующую премию «Поэт» присудят… ну не знаю… Андрею Дементьеву. Или Быкову. Или Драгомощенко, для неожиданности. Или Окуджаве посмертно. Или Тютькину, как бы выразился какой-нибудь сардонический провинциальный публицист.

Но подумайте сами, кто может:

если принимать всё это даже на крошечку всерьез, то что же тогда получается:

В. А. Соснора — «Поэт», как и… не будем называть имен… ну или хотя бы парочку назовем для порядка — как Олеся Николаева, разливающая Бродского в бутылки из-под лампадного масла, или Тимур Кибиров, некогда раздольный певец эстрадного центона, а сейчас переводчик с невидимого подстрочника какой-то душеспасительной чепухи, даже не смешной. Если воспринимать это всерьез, как высказывание, то это, пожалуй, будет даже звучать преднамеренным оскорблением Виктора Александровича Сосноры.

Если Соснора — Поэт, то никто больше не Поэт. Премию нужно было открыть, дать ему и закрыть. А если … — Поэт, то Соснора — не знаю кто, гонщик!

Если мы своими эйфорическими кивками признаем «право» премии «Поэт» вводить в «Пантеон», то мы создаем себе проблему с будущим вводом в «Пантеон» поэта Тютькина, которого несомненно туда введут. (Тютькин — это Х, подставьте себе сами самое страшное и стыдное с вашей точки зрения.)

Ведясь на восторги по поводу присуждения многих чужих денег «достойному», мы ведемся на признание права этих людей судить и присуждать. А такого права лично я не признаю ни за ленинградско-московской гопотой, ни за московско-ленинградским «порядочными людьми«.

А за Соснору, конечно же, очень рад! И был бы рад, если бы он выиграл в «Спортлото». Или нашел на улице.

Это всё, разумеется, с моей личной точки зрения. Но никакой другой точки зрения у меня нет и иметь я ее не собираюсь. Убеждать, повторюсь, никого не буду, впрочем, этим я и вообще никогда не занимаюсь — я только высказываю свое личное мнение. Если оно будет кому-то полезно при формировании, уточнении, пересмотре собственного суждения — буду очень рад. Нет — меня это не огорчает. Но дискуссий никаких вести не буду, заранее предупреждаю.

Был такой старинный детский анекдот: Марьиванна рисует на доске разные картинки и спрашивает, что это такое. Первым каждый раз поднимает руку Вовочка и говорит: «Это жопа!» — «Нет, Вовочка, — терпеливо отвечает Марьиванна. — Это птичка, это кошечка, это домик». В последний, как водится, третий раз Вовочка обиженно восклицает: «Опять не жопа? А когда же будет жопа?»

В этом прекрасном анекдоте, безусловно, отражен творческий метод и мировоззренческий фундамент не только нескольких великовозрастных Вовочек, под идейным руководством ученого афериста заменивших скромное четырехсловное слово грозным трехсловным (единственным, кажется, словом, какое эта причудливая помесь Карабаса Барабаса и Буратино умеет читать и писать), но и вообще базовый принцип всей художественной самодеятельности (пост)советской интеллигенции: написать на заборе какое-нибудь слово и ждать, когда Марьиванна (раньше ее звали Софьей Власьевной, а сейчас, очевидно, Раисой Федоровной) покажет подходящую картинку.

Ну, а за ней уж дело не станет. Потому что Марьиванна Вовочке не просто как родная, а родная. Она им не брезгует, он хороший мальчик, живой, непосредственный… Можно ему пятерку в четверти вывести за активность на уроках.

Я бы не стал отвлекаться (и откликаться) в связи с этой историей как таковой (чего и не делал), но сейчас, триумфально завершенная, она приобрела свой социокультурный смысл, свое вполне существенное высказывание.

Проблема России — не в разобщенности, не расслоенности, не взаимоопровергаемости ее общества, как это принято считать, а совершенно наоборот — в его необычайной гомогенности. Внешние, «идейные» (чтобы не сказать «политические»!) различия — это именно что внешнее, слова на заборе. А по сути — Вовочки.

Вовочки Шендеровичи и Вовочки Задорновы. Вовочки Каспаровы и Вовочки Сурковы. Наши Вовочки и несогласные Вовочки . Вовочки-снобари и Вовочки-скобари. Вовочки-антиклерикалы ерофеевские и православные антиерофеевские Вовочки. Вовочки, поливающие «Рашку» на эмигрантских форумах и Вовочки, гнездящие жидов и эмигрантов на форумах отечественных. И основная форма проявления: комсомольско-молодежная самодеятельность на турбазе республиканского ЦК ВЛКСМ — пьяная агитбригада, постепенно переходящая в оргию с мордобоем. Афинская ночь в финской бане.

Если рассмотреть вся это как культурно-антропологический материал, то мы заметим его полное человеческое и культурное подобие во всех слоях — политических, культурных, экономических. А стране действительно нужны были бы другие люди, из другого материала, не Вовочки. По отдельности они наверняка есть, но большинство (кажется мне как отдаленному, но внимательному наблюдателю) — всё же того или иного рода Вовочки. И уже с поднятой рукой: «Марьиванна, Марьиванна, можно я скажу? ХХХ!!!»

Можно было бы просто дать ссылку, но здесь сказаны какие-то вещи, выходящие за пределы отчета о мероприятии, и мне захотелось сохранить их у себя. Я был рад прочитать это. Спасибо автору материала.

Цикл вечеров «Спасибо скайпу». Олег Юрьев (Франкфурт-на Майне). Презентация книги Олега Юрьева «Стихи и другие стихотворения» (М, Новое издательство, 2011).

Марианна Ионова

На самом деле, конечно, неправильно сказать:

Сергея Георгиевича Стратановского наградили «премией Андрея Белого», и давно бы уже пора…

а правильно так:

«Премия Андрея Белого» наградила себя Сергеем Георгиевичем Стратановским, и едва ли уже не поздно.

ДОПОЛНЕНИЕ: Здесь некоторые пояснения, оказавшиеся — к моему изумлению — необходимыми.

Судя по всему, задвигалась «Новая серия» «Нового издательства». Объявляется, что вышла книга Андрея Полякова «Китайский десант».

В ближайшем будущем ожидается продолжение серии, в т. ч. выход книг авторов НКХ Александра Белякова «Углекислые сны» и Олега Юрьева «Стихи и другие стихотворения».

Последнее со своей стороны могу подтвердить в том смысле, что третьего дня сдал рукопись — 83 стихотворения, написанные за четыре года с 2007 по 2010.

Ситуация, когда единицей публичного бытования текста вместо книги становится свеженаписанное стихотворение, которое к тому же и пишется зачастую на миру, на чужих глазах, многое меняет.

Вообще-то говоря, книга — это товар в магазине, а «единицей публичного бытования» для поэта всегда являлось и будет являться «свеженаписанное стихотворение». И не знаю, каков в этом смысле опыт автора статьи, но мой лично опыт таков, что оно и пишется и меняется очень часто «на миру». Только что, в предпредыдущей записи шла об этом речь:

Не иначе было и у других поэтов того очень далекого от публичности времени — вместо блога был «Сайгон», или подоконник на чужой лестнице, или случайная кухня, но… какая разница? Чисто техническая, с моей точки зрения. Для меня она ничего не меняет.

Конечно, вполне может статься, что такие как мы представляются Марии Степановой ненастоящими поэтами, несерьезными людьми. Помню, приехал как-то Сергей Вольф из Комарова и рассказал, как он там попытался почитать стихи известному советскому поэту Кушнеру. «Очень мило, Сережа, — сказал известный советский поэт Кушнер. — Но зачем вам это надо, вы же не живете жизнью поэта?».

…все эти штуки влияют и на саму поэтическую работу: меняется темп письма и количество написанного, расплывается (или собирается в точку) адресация.

Мы живем на миру, демонстрируя публике свои прыжки и кульбиты

Скажем прямо: это «мы» представляется мне чисто «лирическим мы». Но «лирическим мы» нового, эксклюзивного, в смысле, не инклюзивного типа. Т. е. исключающего себя. Вообще-то, насколько мне известно, более или менее единственным автором, «пишущим на миру», т. е. постоянно изменяющим выставленные на всеобщее обозрение тексты в поле зрения автора статьи является ваш корреспондент (стало быть, все соответствующие инвективы обращены непосредственно к нему). Если я пропустил «прилюдную работу со стихом» на двух блогах Марии Степановой, включенных в мою ленту подписки, то заранее приношу свои извинения.

Относиться к стихам теперь можно как к разменной монете коммуникации, одной из бытующих валют. Возможность немедленной реакции на текст делает его еще больше похожим на товар, услужливо доставленный на дом…

Свою точку зрения на этот счет я вкратце уже высказал выше, но не могу не высказать свою глубокую благодарность Марии Михайловне за внимание.

Оно, это внимание, позволяет мне сделать несколько замечаний, которые я бы в ином случае делать не стал, постеснялся бы. Но поскольку мне рекомендуется задуматься о себе, то и мне, думаю, позволительно коснуться «личного».

Вся статья — своего рода реквием по некоему рухнувшему жизненному проекту. Или скажем, по некоей утопии, которую мы можем вкратце определить от обратного:

Делить им нечего: нет ни площадки, которая могла бы стать предметом спора, ни премии, к которой с равным уважением относились бы все, ни единой аудитории, которой все хотели бы нравиться. В этом смысле ситуация располагает к миру и покою. Но покоя нет, а ощущение неправильности происходящего остается — в том числе и у меня самой.

Очевидно, предполагалось когда-то — в девяностых годах? — так, что когда-нибудь все утрясется: будет площадка, будет публика, будут общие правила игры и судьи с золотыми свистками. Похоже на спорт какой-то.

Не будет этого, Маша! И знаете почему? Потому что этого не бывает.

(В скобках: насчет отсутствия «премии, к которой с равным уважением относились бы все» — я тоже думаю, что премия Андрея Белого за последние несколько лет, в результате ряда нелепостей, растратила свое (скорее потенциальное) значение; это грустно, но я рад, что Вы со мной на этот счет сходного мнения, потому что Вам, конечно, виднее, чем мне тут со стороны)

Может быть, статью Марии Степановой продиктовало просто приходящее с возрастом к каждому понимание: чем больше получается и удается, тем больше ты понимаешь, что ничего не удается и никогда не удастся. А Марии Степановой многое удается, она умный и талантливый человек, да еще и удачливый к тому же. А может быть, это и что-то более частное, конкретное, какое-то сиюминутное разочарование в ком-то или чем-то конкретном. Нет ничего более человеческого, чем распространить такое разочарование на все мироустройство (или на всю Россию, с которой все время сравниваются литература).

Все не так страшно.

Площадки не будет, аудитории не будет, премии не будет. А всё остальное будет хорошо.

А если Вас нервирует, что я все время меняю поставленные в блог стихи, так Вы не читайте просто этот блог, я ей-богу не обижусь.

На сайте «Открытый космос» опубликован текст Е. А. Шварц о Тютчеве, написанный ею для т. н. «альтернативного учебника литературы», затеянного издательством «Лимбус».

Текст очень хороший, хотя, конечно, и не «последний, написанный поэтом», как легкомысленно врезано от «ОпенСпэйса» — Елена Шварц писала и после «Тютчева», вот стихи, написанные, судя по всему, в октябре 2009 г. Найдены, как буквально сейчас известили нас, и еще более поздние стихи, последнее помечено 1 марта 2010 г. Стихи ведь, кажется, тоже являются текстами?

С этим очерком связано одно из последних литературных огорчений Елены Шварц: некая редактриса обругала его ей в том смысле, что у нас тут все авторы выделываются как умеют, стараются извернуться с самой своей понтогонской и фуфлогонской стороны, а Вы, уважаемая Елена Андреевна, пишете как-то… обычно… по-человечески… «Индивидуальности» не хватает. Не перепишете ли поугребищнее, а то «никому интересно не будет»?

Елена Шварц, которая с большим увлечением занималсь Тютчевым все начало 2009 г. и, главное, очень, очень серьезно отнеслась к просьбе написать «для школьников», ответила, что переделывать ничего не будет — пусть не печатают, если хотят, как она выразилась, «базарной яркости и перетягивания одеяла на себя». Но была, конечно, огорчена и оскорблена.

Я ей написал тогда в ответ:

Что касается истории с Тютчевым, то она, конечно, омерзительная. Постыдилась бы эта <...> — коли работаешь в таком заведении, как «Лимбус», так уж лучше помалкивай. Там у них такие есть «авторы» в книге, что сидела бы тихонько и радовалась, что приличные люди ставят свое имя в эту книжку. <...> Очевидно, с их точки зрения «индивидуальность», это когда пьяная скотина стоит, качаясь, и у нее бороде сопли и блевотина текут.

Ну, что говорить, все это очень печально. Не хочется даже и прикасаться ко всему этому.

Я бы и не стал прикасаться, если бы не сегодняшняя публикация «ОпенСпэйса».