Здесь строится небоскреб евросоюзного Центробанка. Точнее встраивается в вышестоящую дырку, проделанную в здании бывших франкфуртских оптовых складов, которые хотели было снести, но передовая общественность отбила — памятник-де архитектуры двадцатых годов. В результате и памятника не будет, и небоскреб будет торчать неизвестно из чего. Но так даже смешнее, пожалуй.

Отсюда, кстати, по ж/д ветке, и сейчас еще существующей, но используемой крайне редко, производилась отправка в концлагеря франкфуртских евреев.

Вообще картина, несмотря на бездарность фотографии, имеет много символических смыслов — и все эти дырки, и пристройка веселых европейских небоскребов к мрачным европейским складам, и много еще чего…

Следующая картина называется просто: ЦВЕТОЧКИ ВЫ ДУРАКИ:

Ну и просто — подмостное:

===========================================
КАМЕРА ХРАНЕНИЯ — non pars sed totum
============================================
ОБНОВЛЕНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕ от 20 января 2011 г.

АЛЕКСАНДР МИРОНОВ
СТИХИ (публ. Н. Николаева и В. Эрля)
«АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ» И ДРУГАЯ ПРОЗА (публ. Н. Николаева и В. Эрля)
Валерий Шубинский об Александре Миронове

СТИХИ
Алла Горбунова: СТИХИ
Арье Ротман: СТИХИ, ПСАЛМЫ, ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
Валерий Шубинский: CIRCUS

О СТИХАХ
Валерий Шубинский о Сергее Стратановском
Олег Юрьев: ОТВЕТЫ НА ОПРОС ЖУРНАЛА «ВОЗДУХ» (2, 2010)
Елена Гродская: СНАРУЖИ И ВНУТРИ (О стихах Олега Юрьева)

Сетевые издания «Новой Камеры хранения»

АЛЬМАНАХ НКХ (редактор-составитель К. Я. Иванов-Поворозник)
Выпуск 37: стихи Валерия Демина (Владивосток), Владимира Беляева (Пушкин), Екатерины Боярских (Иркутск), Арье Ротмана (Кирьят-Арба) и Аллы Горбуновой (Петербург)

НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗГОВОРОВ
(редактор-составитель О. Б. Мартынова)

Выпуск 10:
Валерий Шубинский: СТИЛЯГА И ЛЕДИ

Как же это печально, что книга Ривина всё не выходит и не выходит!.. Именно это ни с того ни с сего подпершее к горлу чувство является единственной причиной настоящей записи.

* * *

К. В. Чистову

Будет игра…
За живое взяло
Впереди — неоглядная даль.
А тут и так шагать тяжело,
надежду, и ту не базарь.
Шею времен не сломал поворот,
плечи у ветра — круглей.
К времени снизу приделан живот,
чтобы шагать — тяжелей.

* * *

От тревоги к тревоге мечась,
Тихо заживо в яме сиди.
Помни: Гитлер — рыцарь на час,
Но весь этот час — впереди.

22 июня 1941

* * *

Это было темной ночкой,
и над башней пожелтелой,
как над i холодной точкой,
в небесах луна блестела.

* * *

Как у милой в огороде
соловьятся соловьи,
соловьихи чисто ходят,
соловейчики мои!

* * *

Воробейчики летали,
прицелились поклевать,
воробейки пропищали:
Кус ин тохас! Дайте жрать!

* * *

В лесу, говорят, растет, говорят,
редька с медом вместе,
а здесь, кадохес Ленинград,
до леса не долезете.

* * *

Я рожден от содроганья
двух существ, чуждых мне,
и я висел между ногами,
как колокол, вниз головой.
…..

Вниз головой, вниз головой,
Грызть кукурузу мостовой!

——————————

Вышестоящие стихи впервые опубликованы в антологии К. К. Кузьминского.

Предыдущие мои записи о Ривине и его стихи — по метке..
Моя статья о Ривине — здесь.

И Гор застрял, едва ли не навсегда. Я лично сделал все что мог — свел тех, кто готов был его издать, с тем, у кого есть право такое издание разрешить или запретить. Остальное — во власти судеб.

Одна радость, что, кажется (тьфу-тьфу-тьфу!), скоро выйдут стихи Павла Зальцмана.

Как хорошо все-таки не иметь филологического образования! Закончил бы ваш корреспондент в свое время какой-нибудь почтенный педвуз (спасибо Герценовскому институту за отсутствие военной кафедры!), или малопочтенный ЛГУ им. Жданова (спасибо, что жидов не велено было пущать!), или, не дай Б-г, Тартусский университет (благодарить в данном случае следует, скорее всего, собственный недостаток воображения — даже и в голову абитуриентскую не могло придти тогда, в 1976, если я правильно посчитал, году, что Юрьеву можно в Юрьев), может статься, он уже тридцать лет как «знал и забыл» бы, что в черновиках затеянного и брошенного непосредственно перед «Анной Карениной» романа о Петре Первом имеется фраза «Всё смешалось в царской семье». И лишился бы вчерашнего счастья. А сейчас-то оно нужнее, как и всякое счастье (в смысле, что всякое счастье нужнее сейчас, чем когда-либо — да и сомневаюсь, честно говоря, что в двадцать лет подобные вещи ощущаются так же остро).

Куски есть разного качества (учитывая, понятно, что Толстой и в худших проявлениях Толстой), но самый зернистый, вероятно, всё же кусок со стругами, плывущими к Азову: «Из Воронежа, к Черкасску на кораблях, на стругах, на бударах, вниз по Дону бежало царское войско…» Там где портрет Петра (Пока шел царь, он оглядел его всего и запомнил так, что, покажи ему потом одну ногу царскую, он бы узнал ее. Заметил он в лице скулы широкие и выставленные, лоб крутой и изогнутый, глаза черные, не блестящие, но светлые и чудные, заметил рот беспокойный, всегда подвижный, жилистую шею, белизну за ушами большими и неправильными, заметил черноту волос, бровей и усов, подстриженных, хотя и малых, и выставленный широкий, с ямкой, подбородок, заметил сутуловатость и нескладность, костлявость всего стана, огромных голеней, огромных рук, и нескладность походки, ворочающей всем тазом и волочащей одну ногу, заметил больше всего быстроту, неровность движений и больше всего такую же неровность голоса, когда он начал говорить. То он басил, то срывался на визгливые звуки. Но когда царь засмеялся и не стало смешно, а страшно, Алексей понял и затвердил царя навсегда) — где «покажи ему потом одну ногу царскую, он бы узнал ее», где глаза «черные, … но светлые» , и как солдатик царскую шляпу из Дона спасает (описание входа в воду!), да, собственно, и всё прочее невозможное, нечеловеческое почти в каждой строке.

А ритмизованная проза, практически белый стих одного из начал — «сказового»?! — Так прожил, как в скиту, князь Василий Голицын с Петрова дни до первого спаса. Приходили к нему от царевны послы, говорили ему неподобные речи — что хотят извести мать-царицу с Петром, ее сыном, князь Василий молчал и советовал дело оставить. Покориться сходнее, говорил князь Василий, что ж, сошлют в монастырь, отберут награжденья, земли, дворы, золотые. И без них можно жить. Это уже Толстым А: К. слегонца отдает…

Любопытно, что хотя Л. Н., конечно, рекомендованного и использованного еще одним, следующим Толстым — А. Н. — Новомбергского (т. е. записи допросов по уголовным делам конца XVII — начала XVIII века, собранные и изданные в начале ХХ в. новосибирским профессором Новомбергским) не читал, поскольку Новомбергский тогда еще не существовал, но совершенно очевидно, не хуже, чем А. Н. с помощью Новомбергского (к слову сказать, «Петр Первый» А. Н. Толстого — необыкновенно удачная книга, одна из самых талантливых книг ХХ века), осознал особенности деловой русской речи конца XVII века — преобладание сочинительных связей над подчинительными и, соответственно, особая роль параллельных глаголов как опорных столбов фразы (что и по вышестоящему на них описанию Петра видно). То ли эта речь еще жила в нем (что, впрочем, сомнительно — академик Виноградов в свое время чрезвычайно убедительно показал, что «природная», семейная, домашняя речь Толстого, положенная в основу его повествовательного языка — помещичий язык XVIII века, нашпигованный французскими и немецкими синтаксическими кальками, т. е. как раз преимущественно подчинительными связями), то ли по своим письменным и книжным источникам (что скорее всего) сделал он те же выводы, что и А. Н. Толстой по Новомбергскому, но результат получился очень интересный. Это, конечно, не единственный язык, примерявшийся им к «роману о Петре» (и отчасти фольклорно-сказовый пробовал, и плотно описательный с ироническим отстранением на манер «Арапа Петра Великого», и свой обычный, толстовский, военно-мирской, объясняюще-гипнотизирующий), но, пожалуй, в данном случае самый удачный из всех именно этот, язык «азовского похода».

В отличие от «Арапа Петра Великого», который почти невозможно перечитывать, так жалко, что он незаконченный, по поводу Толстого такого чувства не возникает — поскольку толстовский роман о Петре по сути так и не был начат.

Но при этом каким-то неясным образом входит в «петровский текст» русской литературы. Петра в нем больше, чем во всем Мережковском вместе взятом, какие бы обличительно-разоблачительные намерения по поводу невеликости великого Петра Толстой ни вынашивал.

Есть такие еврейские головы, что не стоят на своих шеях, а как бы полулежат на них, на манер шезлонгов. Из чего получается мандельштамовская задранная голова. Такая же была у бедного Володи Шенкмана.

В журнале «Урал» пьеса Нины Николаевны Садур «Летчик». Волшебная!

девушка обратно за свое:

Санкт-Гоарсхаузен (dpa) – Кораблекрушение на Рейне: танкер с серной кислотой опрокинулся поблизости от «скалы Лорелеи».

Не знаю, что значит такое,
Что скорбью я смущен:
Давно не дает покоя
Мне сказка старых времен.

Прохладой сумерки веют,
И Рейна тих простор.
В вечерних лучах алеют
Вершины дальних гор.

Над страшной высотою
Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы.

Златым убирает гребнем
И песню поет она:
В ее чудесном пенье
Тревога затаена.

Пловца на лодочке малой
Дикой тоской полонит;
Забывая подводные скалы,
Он только наверх глядит.

Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.

Генрих Гейне
(Перевод А. А. Блока)

Здесь перечислены (по-немецки, естественно) случаи погибания пловцов и лодочек от песен Лорелеи — за последние несколько лет.