Облаков оголенный редут —
ослепленной водицей спринцован,
ослепительным воздушком дут —
ждет-пождет: нo когда же придут
те, под знаменем сизо-пунцовым
и с шар-бабой каленой луны?

Ночью будут руины смутны
в чистом поле под бабой слоеной,
и лыжней — об нее удвоённой —
пробегут через них бегуны.

VI, 2006

К стыду своему, донес вчера старорусское изображение в искаженном виде.

Вот он, плакат:

Правильный текст:

Приношу свои извинения неведомому гению.

ЕЩЕ ОДНО УТОЧНЕНИЕ: четверостишие оказалось практически фольклором (см. комментарии и спасибо суринамской пипе). Ну, что я могу сказать? Только: «…и горько слезы лью, но строк печальных не смываю!»

А вот какие хорошие!

Плакат с рекламой водки «Старая Русь», в правом верхнем углу стихотворение:

За окном сияет солнце
И мелькают пташечки.
За здоровье милых женщин
Выпьем по рюмашечке!

Хотел бы я знать имя гения!

(Может, конечно, их и без меня все знают и такими плакатами заклеена вся Великая, Белая и Малая, а также части Червонной, а до нас тут только сейчас докатилось… Тогда пардон! Все равно хорошие!)

Женщина, безумная горняшка…

Не потому что от нее светло, а потому что с ней не надо Светы…

О.А. Юрьеву

Зам.директора СЗФ РАО Н.И.Лохова

Получено сегодня по факсу. Спектакль идет с осени 2004 г. Соглашусь, конечно.

Писателю Петеру Хандке присудили премию имени Генриха Гейне. Присудили и присудили. Мало ли на свете премий, и почти все из них рано или поздно присуждаются писателю Хандке. Только Нобелевскую дали не писателю Хандке, а писательнице Елинек. Специально, чтобы нелюбимому прогрессивной общественностью* писателю Хандке нагадить. Понятно же, что следующую Нобелевскую премию австрияку дадут ох как не скоро… Писательница Елинек, хоть и дурочка с переулочка по национальности, но даже слегка засмущалась: дескать, недостойная я, а достойный как раз писатель Хандке. И от смущения послала в Стокгольм свою видеоаватару. Впрочем, это отдельная история.

* сначала писатель Хандке был прогрессивной общественностью очень даже любим, она его практически выкормила своими сосцами и воспитала страшным резателем правды-матки не взирая на лица. И радостно взвизгивала при каждом отрезании. Вплоть до того момента, как писатель Хандке полюбил сербов. После чего, еще во времена первой югославской войны, писатель Хандке прогрессивной обественностью был решительно разлюблен. Но полностью отменить писателя Хандке прогрессивная общественность не могла — его карьера уже давно была сделана.

Итак, писателю Петеру Хандке присудили премию имени Генриха Гейне. Премию, по решению независимого жюри, выплачивает город Дюссельдорф, в память о своем блудном сыне — белобрысом еврейчике, скрывшемся во Францию и запружавшем оттуда германские земли разного рода предательскими пашквилями (получая при этом пенсию из казны врага — врага не только немцев, но и всего рода человеческого, т. е. безбожного и тиранического французского государства).

Немедленно по извещении о таковом присуждении некоторые члены независимого жюри выступили в независимой прессе с протестом против результатов голосования: поскольку писатель Хандке де ездил на похороны Милошевича, то никаких премий ему давать не следует, а тем более премий имени Генриха Гейне. Тот бы, по мнению некоторых членов независимого жюри, никогда в жизни бы не поехал на похороны Милошевича.

В прессе немедленно развернулась дискуссия. Подавляющее большинство склонялось к мнению переголосованных членов жюри и полагало присуждение премии имени Генриха Гейне писателю Петеру Хандке прямо-таки возмутительным. Подавленное меньшинство робко аргументировало, что писатель Хандке, конечно, негодяй, а особенно покойник Милошевич негодяй, но к премии имени Генриха Гейне это прямого отношения не имеет.

Вчера ход дискуссии был изменен решением городского совета Дюссельдорфа, беспрецедентным образом не утвердившего решение жюри.

Мораль: хочешь получить премию имени Генриха Гейне, не езди на похороны Милошевича.

Примечание: писатель Хандке — очень милый безумец с карманами, набитыми сырым имбирем (для срочного протрезвления, в котором он часто нуждается) и еще более сырыми грибами, которые он виртуознейшим образом повсюду находит и рвет. Грибы он, в отличие от имбиря, сырыми не ест, а заносит на кухню какого-либо ресторана, где велит их незамедлительно поджарить. Сербов он действительно очень любит («потому что наполовину словенец», — аргументировала одна немецкая газета во время предыдущего сеанса критики заблуждений писателя Хандке, во время войны в Косово), но половины того, что ему приписывается в прессе, не говорил и не делал. Живет он во Франции, откуда наводняет … Да, кстати, постановку его пьесы в «Комеди Франсэз» тоже отменили. Мораль — см. выше.

1.

От Италии холерной
до Далмации-чумы
слышен мерный шлеп галерный. —
Это мы или не мы?

2.

Всё алмазней, всё лазурней,
всё тесней к себе самой
под небесною глазуньей,
подпузыренною тьмой,
с вёсел звездами стекая,
уносящая с ума
ночь деньская, персть морская —
Адриатика сама.

3.

По искрóй прошитой слизи
распускается мазут —
из заморского Бриндизи
вздох Вергилия везут.
Это мы на веслах плачем,
вести ветхие везем,
и в мехах облысых прячем
чернозем и глинозем.

4.

От Апульи суховейной
к Адрианову столбу
прорезает плеск хорейный
Адриатику-скобу —
Бог не охнет, гром не грохнет,
не просыпется Гомер,
пусть луна на веслах сохнет
и меняется размер.

5.

Мы гекзаметру враги ли?
Это мы, а не они!
Умер, кажется, Вергилий?
Умер, Бог оборони!

VIII, 2003 — V, 2006

Сборник, посвященный двухсотлетию знаменитой антологии «Волшебный рог мальчика», а в нем эссе Ольги Мартыновой об этой страшной и увлекательной книге (для читающих по-немецки — под катом).

Читать далее →

На озере Касянка в пригороде Днепропетровска за два дня выловили три пираньи, которые готовились к нересту.

Опасная рыбка, между прочим. Сгложет — и спасибо не скажет. Вообще ничего не скажет. Все-таки рыба.

С одной стороны, мог бы помочь малороссийским товарищам. Еще в 1988 г. я озаботился проблемой предупреждаемости пираний и опубликовал в ленинградском журнале «Искорка» рассказ для детишек, содержавший, среди прочего, текст русскоязычного объявления, каковое предлагалось устанавливать на берегах р. Амазонки в порядке заботы о советских туристах.

Объявление предполагалось такое:

Насколько я понимаю, что-то вроде русского языка в Днепропетровской области недавно легализовано, так что некоторая русскоязычность объявления не должна препятствовать его установке. И только не говорите мне, пожалуйста, что слова «препиранья» не существует, а существует-де слово «препирательства». О том я и без вас знаю. Для бассейна р. Амазонки, равно как и для Днепропетровской области, факт этот, однако же, никакой роли не играет.

С другой стороны, как-то я слегка опасаюсь вступать в деловые отношения с этим чересчур хватким государством. Больно уж они там какие-то шустрые, чтобы не сказать швыдкие. В киевском, например, театре-кафе «Колесо» с 1994 г. и по сей день (!) идет пиэса моего сочинения, именуема же сия пиэса «Мириам» («Мiрiам»). И что бы вы думали: получил я с этих театрально-кофейных деятелей хотя бы 1 (одну) гривну денег? Правильно.

Недаром народ наш — умный, бодрый и великорусский — говорит: «Хохол родился, жид заплакал». Это как раз про меня (вторая часть, если кто не догадался).

Так что использование вышеобозначенной предупредительной дощечки (© Олег Юр’єв) против пираний в Днепропетровской области — только на наличной и предоплатной основе. Иначе — УВИДИМСЯ В СТРАСБУРГЕ!

кажется, удался мне лучше, чем павлин.

В. А. Бейлис — писатель, переводчик, африканист. Может поговорить почти с каждым на его родном языке — с французом по-французски, с эфиопом по-амхарски и даже с укрáинцем по-укрáински. И с украинцем по-украински.

В данный же момент — по всей справедливости рассуждает между профитролями под шоколадным и меренгами под белым соусом. Инструмент справедливости держать он тоже умеет.