всех, кроме пошедших служить врагу. Они сами лишили себя доли в победе.

В этой связи или не в этой связи — стихотворение 1979 года:
Читать далее →

Ровно год держу я у себя на подоконнике принадлежащего Виктору Александровичу Пумпянского, и хоть бы раз напомнил, намекнул, поинтересовался: «дескать, ну как, не прочли еще?» Ну, чисто ангел!

Сегодня отдам, наконец. И совесть моя станет хрустеть крыльями, как свеженакрахмаленная скатерть.

Книга, надо на прощанье заметить, устроена довольно бредово — статьи размещаются не в хронологии их сочинения, а в хронологии рассматриваемых авторов. Таким образом от невельской историософии и провинц-символизма мы сразу же переходим к ленинградскому марксобесию позднего, просветленного единственно верным учением Пумпянского. И обратно. Очередная шнапс-идея, сказал бы я, если бы меня спросили.

Уж очень много зернистых мыслей, подобных выписанным (здесь и здесь), не нашлось — автор скучнел-с.

Чтобы закруглить характеристику, вынимаю из комментариев к предыдущим выпискам свое мимолетное как бы «личное» впечатление:

«Пумпянский вообще довольно обериутский тип человека — на нижних уровнях мышления то гениален, то гениален в прутковском смысле. Отчасти «обериутский человек» отчасти «обериутский персонаж», при всей условности терминов.

На уровне «всеобъемлющих идей», однако, всегда выбирает совсем нефурычащие, сцепленные с провинциальным цивилизаторским пафосом виленского инородца, благодарного за то, что его просветили. У Бахтина этого пафоса не было, вероятно, он причислял себя к цивилизующим, а не цивилизуемым».

…как и Пушкин, Державин был поэтом центральных, руководящих идей; классики сектантами не бывают, они на службе всей страны, а не мартинистов и не декабристов.

«К истории русского классицизма». стр. 106

Почему русским поэтам так удавался докоперниканский космос — даже Ломоносову, который жил целиком интересами нового естествознания? Так ли уж решен вопрос между Птолемеем и Коперником?

Там же, стр. 107

В начале 1760-х гг. появляется уже московская поэзия и московская ода. Ее <...> можно отличить от петербургской: исчезает подавляющее сознание чудесных судеб России — типично петербургское отношение к Петру — звон могущественных ямбов. Появляется благонамеренность мыслей <...>, «похвальность стремлений», интимность тона <...>, необычайное обилие приятных слов <...>, необычайная синтаксическая легкость <...> («пустой синтаксис», «мнимый синтаксис» скользящего по всему ума), объясняющаяся прозаическим ходом мыслей <...>.

К истории русского классицизма. СС. 77 — 78

Необычайное обилие приятных слов! Мнимый синтаксис!

Ночью проснулся от голосов на улице. Что-то там говорили и смеялись внизу по-немецки. И вдруг — впервые за 16 лет — понял, что именно эти голоса, именно этот смех я уже слышал. В детстве, часто.

И не дежавю это было никакое — в Пярну мы каждое лето снимали комнату, иногда даже на самой Ныукогуде (т. е. Советской), главной улице приморского района. Ночью я просыпался от голосов за окном. Иногда голоса были русские — тогда это были отдыхающие евреи, возвращающиеся из приморского ресторана «Раннахооне». Но чаще всего русскими эти голоса не были. Мне казалось тогда, будто говорят по-эстонски, но с какой-то странной — несглатывающей — интонацией, которой днем не было слышно. Я сквозь сон думал, что ночной эстонский язык ровнее дневного. Подходил к окну (или приподнимался на раскладушке, если спал под окном), но под фонарем никого не было, ни одной живой души. Луна зеленела сквозь облака. Фонарь синел сквозь побледневшие липы. Из санатория «Сыпрус» взволнованно визжали девки, прижатые очерствевшими от сланцев руками.

И только прошлой ночью я вспомнил и понял: говорили-то не по-эстонски на улице Ныукогуде под синим фонарем и зеленой луной, а — теперь стало мне очевидно — по-немецки. Ночью по эстляндским городам ходили — ходят наверняка и сейчас — невидимые какие-то немцы. Говорили, смеялись и пели.

Тяжело ворочались кнехты в господских постелях. Тоже слышали говор и смех бывших хозяев. И страшно им было во сне — вдруг придут и прогонят обратно, в болото.

исправленная и дополненная

что бы это ни значило.
Несколько стихотворений из книги «Франкфуртский выстрел вечерний» в сетевом издании «Стенгазета».

В какой бы то ни было стенгазете я печатался последний раз году этак что-нибудь… в семьдесят первом… в пятом классе, стало быть. Обратное дело на Первомай. По настоятельной просьбе классной руководительницы Татьяны Ефимовны Барзах. И вот снова. Там две кляксы вверху и внизу, так они — я их сразу узнал! — и есть те самые кляксы, которые, к ужасу Татьяны Ефимовны, я посадил на первомайскую стенгазету 1971 г. Собственно, из этих именно клякс вся моя первомайская публикация и состояла. И как только издателям стенгазеты удалось их разыскать!? Неужто в архиве средней школы № 216 Куйбышевского района г.-г. Ленинграда? Я очень тронут этим знаком внимания!

IV, 2007

что только что вышел из печати очередной номер журнала «Эсквайр».

К этому очередному номеру ваш корреспондент прикосновен следующим образом: к нему, т. е. ко мне, и еще к трем поэтам (Мих. Айзенбергу, Гр. Дашевскому и Марии Степановой, если я правильно осведомлен) обратились из этого журнала с просьбой назвать несколько стихотворений прошлого 2006 г., которые произвели на каждого из спрошенных наибольшее впечатление, и снабдить выбранные стихотворениями собственными комментариями..? обоснованиями..? впечатлениями..?

Такая вот превосходная идея пришла в голову Филиппу Дзядко. Ему и принадлежит.

Я выбрал шесть стихотворений, хотя мог бы выбрать и двенадцать, и даже двадцать четыре, потому что, по моему глубокому убеждению, мы живем сейчас в удивительные времена изобилия замечательных новых стихов.

На пути претворения в жизнь идея (по обыкновению), претерпела некоторые изменения. Из шести выбранных мною стихотворений остались три, но самое главное — было отменено то, что было самым главным в идее, а именно, комментарии и объяснении. Увы.

Интересующиеся найдут под загибом все шесть выбранных мною стихотворений и все шесть «комментариев». Стихотворения располагаются в алфавитном порядке авторов.
Сразу скажу: какие стихи и каких поэтов выбрали коллеги, я не знаю. Журнала я еще не получал. Стихотворения, оставшиеся в номере, мне известны, но я их не называю, поскольку полагаю, что в данном случае это несущественно.
Читать далее →