Вернулись из Потсдама,

где ваш корреспондент принимал участие в дискуссии на тему «Существует ли восточноевропейская литература». Вопрос, по всей видимости, того же свойства, что и «Были ли американцы на Луне?» или «Существовал ли Осама Бин Ладен?» (мои ответы: «да, если смотреть с запада на восток», «нет, никогда» и «возможно».)

Зато гостиница была у самого парка Сан-Суси, в котором мы не бывали года с 1993, когда там царила полная разруха, не думаю, что прямо гэдээровского, но скорее переходного происхождения.

Сейчас, конечно, все приведено в полный фрицевский порядок, осталось буквально пару ерундовинок каких-то подреставрировать и/или подделать (и один большой кусок Нового дворца еще стоит в виде бетонной коробки).

Парк упоительный, нечего и говорить. Конечно, нет в нем метафизического пространства Павловского парка, и душа старого Фрица не живет здесь до сих пор, как живет душа Великого Петра в нижнем Петергофском парке, где ты чувствуешь присутствие хозяина дачи везде — в каждом дереве, в каждом фонтане, в каждом маленьком дворце, а в царскосельском Екатерининском парке есть расстрелиевский дворец, который бы и пустыни Монголии превратил в место счастья, но в целом, как комплекс своих ландшафтов и зданий, Сан-Суси, конечно, более чем прекрасен. И несмотря даже на очень низкое качество садово-парковой скульптуры — у всех совершенно одесские ноги! Но, может быть, Фридриху Великому именно такие каменные мяса двойного-полуторного размера и нравились в свободное время.

Что фотоаппарат забыли, пожалел, однако, только два раза — один раз у чайного павильона (т. н. «Китайский дом») с его огромными золотыми китайцами:
Datei:Chinesisches Haus Sanssouci 8b.JPG
,
а второй — у совершенно волшебного конного памятника Фридриху: крошечный, с крошечным личиком под треуголкой, на крошечной лошадке, опирающейся животом на некую тумбочку, ибо скульптор отнюдь не был уверен, что она у него будет стоять не падать; и по той же причине к подъятым копытам приращены какие-то подпорки. А какое лицо у лошади! Почти лубочное! Ноздри, как у двухстволки, и грустная мысль: «Боже, что я тут делаю?» По сравнению с этим памятником маршал Жуков верхом на лисице (или собаке) у Исторического музея в Москве — просто шедевр скульптурного мастерства.
Вот этот мой отныне любимый памятник на фотографии 1972 года, т. е. из гэдээровских еще времен:

А вот сейчас:

ДОПОЛНЕНИЕ: Кто, понимающий по-немецки, желает послушать краткий отчет радиостанции «DeutschlandRadio» о мероприятии, тому тыкать сюда.

Приехали книги (2)

Альбом Мих. Шварцмана, купленный для нас на выставке в «Галерее Лазарева». Альбом, по-моему, очень хороший.

Шварцман был всегда очень важен для Елены Шварц, она считала его великим гением и, в общем, всем тем, чем он себя сам считал. В смысле изобразительного искусства у меня никогда не было ни такого внутреннего интереса, ни такой внутренней уверенности в своем суждении, как по отношению к литературе, поэтому я охотно соглашался бы с Леной, если бы не был по натуре «цулохешником» (от евр. «аф цулохес», «назло» — так назвала меня старшая сестра моей бабушки, тетя Хана, к которой меня еще в очень нежном возрасте отправили один раз в г. Рогачев Гомельской области на лето). В общем, был у меня насчет Шварцмана некоторый неформулируемый протест.

Но просмотрел я этот альбом и как-то совсем примирился с работами Михаила Шварцмана. И даже полюбил их, на что, в сущности, уже не надеялся. Просто я вдруг увидел, что конструкции Шварцмана собраны из элементов московского деревянного полупригородного «халтурного» жилья — дверей, ступенек, балкончиков, коридорчиков, наличников, сохраняющих и в перекомпонованном состоянии всю свою деревянную малеевскую и останкинскую еврейскую теплоту.и кровность.

И лицом (взглядом, в первую очередь) напомнил мне Шварцман о Борисе Понизовском (которого Лена по разным причинам не любила) — думаю, такой же он был «потерявшийся цадик», каким был Борис и какими были многие из этих огромноголовых, яростноглазых, окруженных солнечным сиянием бород потерянных или, скажем, заблудившихся гениев.

Не знаю, может быть, и счастливее были бы они, коли остались бы при своем — в каких-нибудь перебравшихся в Америку или Палестину «дворах» и «шулах», чем на путях создания «иератического искусства» и «универсального театра». А может быть, и нет, не знаю…

Но в том, что «потерянные хасиды», простые танцующие перед цадиком евреи, были бы счастливее в Бруклине и Иерусалиме, чем в «Клубе-81» — вот в этом я абсолютно уверен. Особенно, когда иду по Меа-Шариму и узнаю эти полуслепые хазарские лица под черными шляпами… Ах, Володя, Володя…

Ну ладно, мы сейчас всё же о Шварцмане. Совершенно замечательный художник, на мой вчера сформировавшийся вкус!

Polnische Wirtschaft

Блаженный-блаженный, а мыла не ест — прекрасная пословица, за которую, пользуясь случаем, благодарю Надю, жену Е. Б. Рейна, обильно и всегда к месту использовавшую ее для характеристики различных современников (дело было много лет назад на русско-немецком семинаре «Поэты переводят поэтов», в котором принимала участие и Ольга Мартынова; Ваш корреспондент подъехал на заключительный банкет).

Приехали книги

из Петербурга.

В первую голову, конечно, часть авторских экземпляров «Стихов и других стихотворений».

Но и прочие книги и журналы, с которыми будем разбираться последовательно, если будет с чем и зачем.

Пока что освоил толстенную квадратную книгу «Лица петербургской поэзии. 1950 — 1980-е». Это, в основном, автобиографии, к которым прилагаются пять дисков с авторским чтением (один из них архивный, с чтением Аронзона, Ал. Морева и т. д.). По поводу такого рода проектов лучше всего высказался один известный ленинградский остряк (если уж поэзия петербургская, то пусть остряк будет ленинградский):

…* * *, твой ковчег на бреге!
Парнасса блещут высоты;
И в благодетельном ковчеге
Спаслись и люди и скоты!

Но справедливости ради необходимо сказать, что в книге обнаруживается много важных сведений и драгоценных свидетельств — преимущественно, конечно, о 50-60-70-х гг. и об их людях. В том числе и вещи, которых я не знал, например, об Аронзоне.
Фотографии — само собой: есть замечательные. Стихи (напечатаны стихи, звучащие с компакт-дисков) — тоже есть замечательные и даже не так мало.

Интересующиеся найдут под загибом автобиографию вашего корреспондента, помещенную в этом издании (тираж 300 экз.). Точнее, это, конечно, не автобиография в собственном смысле слова, а ответы на предложенные составителем вопросы или развертка предложенных составителем опорных точек изложения.
Читать далее

А вот, между прочим,

более чем замечательная проза Юлии Кисиной в журнале «Звезда». И особая, быстрая пластика, и стоящая в наклонном движении фраза, твердо помнящая о сочинительности русской речи, и упоительные киевские байки, ироническим детским удивлением спасенные от стандартного анекдотизма — всё при ней, при прозе этой. И сам погибший и гиблый город как живой:

В свете вечеров город был неподвижен. Поначалу напротив нас, под Байковой горой, стояли дворы с розовыми домами и с застекленными верандами, из-под козырьков которых разило борщом. Там жили женщины в серых съехавших чулках. В этих неподвижных дворах на ветру плескалось белье, будто ветер полоскал в своих синих волнах. И все любили смотреть на это белье. Тут же, вокруг вздутых простыней, появлялись малолетние капитаны. “Ветер попутный”, — кричали они. За это их шугали бабки — беззубые твари или бабки, внутри которых еще светились или уже спали вечным сном роковые красавицы с когтями и гривами киевских львиц. Но еще там в сумерках были такие лужи, которые днем накапливали солнце и потом, в самый последний момент перед его заходом, резали глаза светом так больно, так андалузско-щемяще, что каждый раз всякий, кто смотрел на эти лужи, говорил себе невольно: “Ну вот, свет оттуда, с той стороны нашей жизни, непреходящий розовый свет”. И некоторые думали: “Я вижу эти лужи, быть может, в последний раз в моей жизни”.

Юля, я очень рад за Вас!

Павел Зальцман о встрече с Хармсом в первые дни войны

Илья Кукуй (ilja_kukuj) цитирует блокадный дневник Павла Зальцмана:

В один из первых дней <войны> я случайно встретился у Глебовой с Хармсом. Он был в бриджах, с толстой палкой. Они сидели вместе с женой, она была молода и недурна собой. Ещё не было <воздушных> тревог, но хорошо зная о судьбе Амстердама*, мы представляли себе всё, что было бы возможно. Он говорил, что ожидал и знал о дне начала войны и что условился с женой о том, что по известному его <2 сл. нрзб.> он должен выехать в Москву. Что-то изменило их планы, и он, не желая расставаться с ней, приехал в Ленинград. Уходя, он определил свои ожидания: это было то, что преследовало всех: «Мы будем уползать без ног, держась за горящие стены». Кто-то из нас, может быть, жена его, а может, и я, смеясь, заметил, что достаточно лишиться ног для того, чтоб было плохо ползти, хватаясь и за целые стены. Или сгореть с неоторванными ногами. Когда мы пожимали друг другу руки, он сказал: «Может быть, даст Бог, мы и увидимся».

————————————————
* Скорее всего, ошибка Зальцмана и речь идет о Роттердаме, подвергшемся массированной бомбардировке немцев 14 мая 1940 г.

Будем надеяться, что дневник Зальцмана когда-нибудь будет расшифрован и издан (см. по ссылке в комментариях объяснение Ильи Кукуя на этот счет). Пока же — очень хорошо, что эта запись введена в оборот. По очень многим причинам.

Если кто интересуется купить новую стихотворную книжку

вашего корреспондента, т. е. вот эту:

то вот предварительный список сетевых магазинов, где ее уже можно заказать:

Библио-Глобус

Москва
(оцените, какое прекрасное название придумали в этом авангардистском магазине для предыдущей книжки автора: «Франк фур тайн выстрел вечерний»)

read.ru

SETBOOK

Зона ИКС

books.ru

ДОПОЛНЕНИЕ: вот и в «Озоне» появилась:

Озон
(это же вроде как главный сетевой магазин в России, поэтому и деньгу дерут несусветно, правильно я понимаю?)

Кажется, всё.

В Петербурге книжка должна уже продаваться в магазине «Порядок слов» (Фонтанка, 15), в Москве — в обычных местах, как я полагаю.

* * *

О чем, о родине? О тайном свете моря?
О тайной тьме реки? о выговоре горя
В бесстрастном шопоте оцепленных садов?
О вздохах в глубине погашенных судов,
Которым снятся сны ужасные? Об этой
Печальной родине, льдом облачным согретой?
Я больше не о ней — ты знаешь почему:
Иную родину возьму с собой во тьму…

…О ком, о родине?

24.IV.2011

ИЗВЕЩЕНИЕ НОВОЙ КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ

===========================================
КАМЕРА ХРАНЕНИЯ — non pars sed totum
============================================

ОБНОВЛЕНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТОЕ от 23 апреля 2011 г.

НОВЫЙ АВТОР: Сергей Стратановский (Петербург)
Все на сегодняшний день вышедшие поэтические книги С. Г. Стратановского:
«Стихи» (1993)
«Тьма дневная» (2000)
«Рядом с Чечней» (2002)
«На реке непрозрачной» (2005)
«Оживление бубна» (2009)
«Смоковница» (2010)

СТИХИ
Арье Ротман: Перевод «Плача Иеремии»
Валерий Шубинский: ОДНО ЛЕТНЕЕ И ТРИ ЗИМНИХ СТИХОТВОРЕНИЯ

О СТИХАХ
Валерий Шубинский: МОЙ ДРУГ — ДУРАК (о стихах Павла Зальцмана)

ЕЛЕНА ШВАРЦ
Беседа Елены Шварц с Антоном Нестеровым (1999 г.)

ОТДЕЛЬНОСТОЯЩИЕ РУССКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Симеон Егупенок (1850 — 1934). РОЖДЕСТВО. Предложено Альгимантасом Симонайтисом.

Сетевые издания «Новой Камеры хранения»

АЛЬМАНАХ НКХ (редактор-составитель К. Я. Иванов-Поворозник)
Выпуск 39: стихи Игоря Булатовского (Петербург), Ирины Машинской (Нью-Йорк), Павла Жагуна (Москва), Владимира Беляева (Пушкин) и Нины Садур (Москва)

НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗГОВОРОВ (редактор-составитель О. Б. Мартынова)
Выпуск 12 (материалы посвященного Виктору Кривулину заседания петербургского литературного общества «Локус»):
Игорь Булатовский: ВОЗМОЖНОСТЬ БЕЛИЗНЫ (об одной теме в «Композициях» Виктора Кривулина)
Валерий Шубинский: О ТОМ, ЧТО СДЕЛАЛ ВОЗДУХ (о двух стихотворениях Виктора Кривулина)

* * *

…по берегу тому, вдоль ив меловолосых
На шелестящих, но с пристрекотом, колесах
Одни, без спутников, по воздуха волнам
Летим невысоко, куда — не видно нам,
Вдвоем опутанным литой из солнца сетью…

…Нет, сна не назову я маленькою смертью,
Он — маленькая жизнь: разрыв, отрывок, тень,
А маленькая смерть — наш каждый божий день.

22.IV.2011