Чубайсу на зависть: Удивительные успехи американской нанотехники.

Какие-то — назвались ГРУЗДЯМИ, полезли в кузов. Пришлось отбросить.

Противные грибы, жалкие и наглые — пузатые, белые, желтые, мокреющие, синеющие, лиловые. Млечники, одним словом. Можно засолить — раньше казалось: ничего. А теперь привкус такой металлический ощущается. Волокнисто и жидко. И на зубах поскрипывает… Порода, что ли, окончательно попортилась?..

Единственный, как известно, выход — замочить. После этого можно и пожарить когда-нибудь, если кому очень надо. Потом, когда ничего лучшего не будет. Моченые, они в бочке хорошо лежат. Воняют только очень.

Нет, я всё же с годами пришел к совершенно определенному выводу: РЫЖИК лучше, чем ГРУЗДЬ.

О клене клееном,
О склоне слоеном,
О дождике сонном, что летя пересох,
О свете каленом,
О лете соленом,
О белой воде, что летит, как песок,
О рое, парящем над райским районом,
О небе, снижающемся наискосок

Ласточки кричат на выдохе
И срываются над рекой:
Раскрываются на выходе
И скрываются под рукой;

А река — вся дым зеркальный,
Над ней заря — вся зеркала,
Из них змеею пирамидальной
Тьма выезжает, как юла…

На вдохе ласточка молчит,
На вдохе дождик не стучит,
И темнота над раем,
И мы не умираем.

VIII, 2009

Заканчивается подготовка (Г. А. Левинтоном и И. В. Булатовским) первой книги Александра Ривина. Где выйдет — не спрашивайте, это еще не окончательно ясно. В условиях экономического кризиса и эксмизации всей страны мы и про свои собственные сочинения не знаем, где что выйдет если вообще да и нужно ли это.

Любезности Игоря Валерьевича Булатовского обязан возможностью показать одно более чем в своем роде замечательное стихотворение Ривина.

***

Слез неба чистых не проси у бляди
и сахара в соленом не ищи,
Одессы не откроешь в Ленинграде,
увы, все люди здесь — прыщи.

Все девочки здесь критику читали,
все мальчики французски говорят,
все делали аборты, все глотали,
кто любит в рот, кто брезгует — тот в зад.

И это жизнь? И этой жизни ради
влачить, как … , постылое житье,
ходить испрашивать у каждой бляди,
как ей понравится моё в ее глубинах битиё?

Да, я любил деваху не такую,
и вот она как птичка смылась в даль,
и я пишу и плакаю в сухую,
хоть всякое о Нине я слыхал.

Но сурово брови мы насупим,
и смолчим, и бросим ревновать
к прошлому, и в нынешнее вступим:
Нина — это не ее кровать.

Я люблю тебя и, значит, всё в порядке,
ничего не думал, ничего не знал,
были мы влюбленные ребятки,
были мы жидовские цыплятки
и ходили писать на вокзал.

Там и еще есть поразительные, может быть, выковыряю под настроение еще одну-другую инку изюма.

Кто-то (Розанов?*) очень метко заметил, что русскую интеллигенцию всегда тошнит, но никогда не рвет.

Советская (она же и постсоветская, конечно) интеллигенция в этом смысле прямо противоположна:

ее всегда рвет, но никогда не тошнит.

____________
*Был бы благодарен, если бы кто-нибудь уточнил источник высказывания. Недавно я сталкивался с утверждением о принадлежности его Розанову, но проверка яндексом не подтверждает.

ДОПОЛНЕНИЕ: с любезной помощью stop_igra удалось быстро напомнить мне, что автор образа не Розанов никакой, а Ф. И. Тютчев, летчик-испытатель.

Тем лучше. Тютчев говорил, конечно, не о русской интеллигенции как таковой, а обо всем образованном слое, состоявшем к середине XIX века из разночинской интеллигенции и образованного дворянства.

Но поскольку никакого другого образованного слоя, кроме совинтеллигенции у нас, к сожаления, пока что не наблюдается, то вышестоящее наблюдение можно, пожалуй, оставить как оно есть.