Текущее чтение: Новости советского языкознания

Позавчера, проезжая на велосипедах мимо магазина «Книжник» на Данцигской площади, купили книгу «Большие пожары». Это коллективный роман 25 советских писателей, печатавшийся в «Огоньке» в 1927 году.

Начал, по неистребимой привычке к линейной последовательности чтения, с предисловия мало мне известного Дм. Быкова (я читал много лет назад в библиотеле Балтийского центра писателей и переводчиков на острове Готланд большую книгу его вполне квалифицированных технически, но крайне однообразных стихов и — в разное время — несколько статеек в когдатошнем «Русском журнале» — с тех пор стараюсь его статей избегать). Предисловие, к моему облегчению, ничем особенным внимания моего не остановило (сразу скажу, поскольку это преди-, а не послесловие — прочитавши книгу, я все же удивился ему задним числом), кроме одного-единственного места:

Когда-то мой любимый писатель Житинский мечтал перенести свой роман на французский, английский, японский, немецкий, ретороманский (есть такой швейцарский диалект немецкого), а потом обратно на русский, чтобы текст приобрел французскую легкость, английскую четкость, немецкую строгость, швейцарскую сырность…

Я был когда-то знаком с Александром Николаевичем Житинским. Конечно, происходя из инженеров, особой гуманитарной культурой он никогда не отличался, но человеком всегда был по-своему очень неглупым — не думаю, что вышесказанное было вышесказано всерьез, уж больно саморазоблачительно оно выглядело бы в этом случае, в смысле простейших представлений о том, как писатели на самом деле пишут, а переводчики переводят. Полагаю, что всё же это была шутка. А. Н. Житинский все-таки преимущественно юморист и даже воглавлял некоторое время отдел юмора журнала «Аврора», где в 1982 г. случилась по его любезности моя первая и на долгие годы последняя «официальная» публикация — юмористические стихи и несколько лимериков, выданные за переводы с английского. Но и инженеру, и юмористу должно было быть ясно, что после ряда вышеописанных пертурбаций текст, запущенный в этот изобретенный Александром Николаевичем за много лет до его технического воплощения Гугль-переводчик, окажется самым обычным клиническим бредом.

Но — прошу прощения, если я ошибаюсь — в процитированном предисловии это приводится довольно-таки всерьез, как заостренно сформулированная «мысль», с позволения сказать. Но даже и это бы черт с ним, и не такое видали, но как же прекрасно это пояснение для невежд, насчет рето-романского языка: есть такой швейцарский диалект немецкого! И поучительной интонацией, и чувством ответственности интеллигента перед невежеством читателя. «Основы языкознания», так сказать, том второй.

Причем, конечно, можно и не знать ничего про рето-романский язык, можно полениться проверить, с кем не случается, хотя в наши времена это один клик (а в прежние — один шаг к БСЭ), но поражает сообразительность — если язык называется романским, то не стоит ли задуматься, как он может быть диалектом немецкого языка, т. е. — или и это неизвестно автору предисловия? — германским языком?

Заинтересовавшись, я обнаружил, что коммерчески, очевидно, очень одаренный автор предисловия опубликовал его несколько раз, прежде, чем оно сделалось предисловием к этой по-своему замечательной книге. И никто не обратил его внимания на новости советского языкознания — ни редакторы, ни читатели, ни критики.

Вы скажете: ерунда, мелочи, пустые придирки? Это вы как хотите, а с моей точки зрения — это мелкая, но очень характеристическая вещь, вполне выпукло демонстрирующая общее состояние, общий культурный уровень «актуальной культуры».

Надо сказать, что когда я дочитал книжку до конца, меня удивило, насколько мало соответствуют характеристики отдельных фрагментов и их авторов тому, что я прочитал. В какой-то момент закралось даже подозрение, что автор предисловия написал его, не читая предваряемого текста. Что в данном случае маловероятно. Остается счесть, что речь идет о какой-то всеобъемлющей, принципиальной литературной глухоте и слепоте.

Вообще говоря, может и стоило бы написать об этой по-своему примечательной книге (и об очень по-своему примечательном предисловии к ней), но по нескольким причинам вряд ли я стану этим заниматься. Книжка вышла два года назад и прошла довольно незаметно. Конечно, и сейчас можно было бы о ней написать что-то вроде рецензии, как известно российский рецензионно-критический процесс устроен так, как будто люди собираются жить вечно. Но это, конечно, не единственная и даже не главная причина…

Сам по себе текст «Пожаров» рекомендую прочесть, вещь очень любопытная. Прекрасно начало Александра Грина, очень удачен текст Зощенко, который я читал вслух, задыхаясь от наслаждения, характерно неудачен текст Бабеля — зато интересно отражает его еврейско-одесско-купеческую и бальзаковскую фиксированность на аристократии. В общем, очень много о чем можно было бы подумать в связи с этой книгой. Но по нынешним временам, более чем достаточно, очевидно, Дмитрия Быкова с его ретороманскими новостями — эон уже решен, его не изменить.

В Петербурге вышла книга

Елена Шварц. Перелетная птица (последние стихи). Изд-во «Пушкинский фонд», Спб., 2011

Продаваться будет не знаю где, но в Петербурге уж наверно в тех местах, где обычно продаются книги, заслуживающие этого наименования: само собой разумеется, в редакции журнала «Звезда»… ну, в «Борее», ну, в «Порядке слов»… Впрочем, если узнаю точнее, сообщу. Про Москву пока ничего не знаю. В сетевых магазинах ее пока нет, но появится, вероятно.

Конечно же, это очень важная книга!

И это, кажется, первая книга Лены, которая встанет на полку без ее дарственной надписи…

Но всё равно ощущается как ее подарок! И даже с невидимой надписью…

Но и передавшему ее Кириллу Козыреву, конечно, большое спасибо!

ДОПОЛНЕНИЕ: В Москве продается в магазине «Фаланстер» (см. комментарий Дарьи Суховей ниже)

Новости почтовых отправлений

Получены книги:

совершенно упоительное собрание видений и писем С. А. Носова — не ленинградского, естественно, беллетриста, а печорского старообрядческого мыслителя:

Печорский старообрядческий писатель С. А. Носов. Видения, письма, записки. Памятники исторической мысли, 2005 г.

Огромное спасибо Роману Ромову romov, обратившему мое внимание на это издание и на этого писателя. Только сунул нос, но уже очевидно, на какие удивительные вещи способны русский человек и русский язык, когда освобождаются от речевой диктатуры интеллигенции (советская власть и была во многих смыслах такой диктатурой). И в том числе на энергии этого освобождения.

А также два тома в Новой библиотеке поэта, выпускаемой сейчас, если кто не знает, издательством Пушкинского дома:

в Малой серии Елизавета Полонская, а в Большой — Фофанов.

Фофанов — поэт плохой, но исторически существенный, Полонская — поэтесса неплохая, но исторически совершенно несущественная. Это пока так, предварительно, по воспоминаниям. Может быть, изучив обе книги, я переменю свои взгляды на этот счет.

Приехали книги (5)

Эльга Линецкая. Избранные переводы. СПб.: Петрополис, 2011 (Серия «Корифеи художественного перевода. Петербургская школа»)

Книжка совсем новая, едва-едва вышла. Толстая (550 стр.). Переводов много. Они замечательные. Две (!) вступительные статьи, обе Михал Давыдыча Яснова. Но это ничего.

Об Эльге Львовне Линецкой, если кто не знает, см. хотя бы здесь. И здесь.

Приехали книги (3), или Стихи как таковые

Алфавит в произвольном порядке № 15: «П»

Алексей Пурин

Две давно даренные и только сейчас доехавшие книги — книга стихов (шестая, подчеркивается) «Долина царей» (вот она здесь, целиком!) — с рядом нерядовых стихотворений, например, с волшебным:

Была у меня вещица —
подарок от Друга, да.
Я думал, ей не разбиться,
сияющей, никогда.

Круглее луны, чернее
полночной Невы была.
Парила игла над нею,
и музыка в ней жила.

и т. д., найдите поиском по ссылке

От Пурина всегда можно ожидать того или волшебного стихотворения — так было и так есть. Когда-то много лет назад, когда А. С. Кушнер при помощи Лидии Гинзбург насаждал трех своих главных учеников, как картошку при Екатерине, я случайно перефразировал строчки кн. Вяземского: «Пурин, Кононов, Машевский — русской музы близнецы». Тогда это по многим причинам казалось похожим на правду и все смеялись. Не успело насаждение (в разных смыслах слова) произойти, как правда эта порушилась: и близнечества давно нет, да и стихотворные дарования оказались в разных областях и плоскостях. Всерьез как о значительном поэте я могу говорить только о Пурине (впрочем, справедливости ради должен сказать, что Машевского я много не читал).

Вторая доехавшая до нас книжка Пурина — сборник статей о русской поэзии ХХ века «Листья, цвет и ветка». Есть статьи замечательные, с замечательными наблюдениями над обозначенной поэзией — особенно над конкретными текстами (одна из блистательных в этом смысле о Вагинове, хотя я и не совсем согласен с оценками последнего его сборника «Звукоподобие»). Читалось, однако, с легкой печалью — на всем (почти на всем) печать своего времени, первой половины 90-х годов, когда казалось, что вот, оковы рухнули, на свободу вышла великая литература и мы ее счастливые рядовые, и остается совсем чуть-чуть еще, поправить несколько недоразумений, указать на несколько дурачеств, расчистить несколько этажерок от неверных бюстов, и великая эпоха засияет стройно и прекрасно. А сейчас давно уже всем ясно, что и армии никакой не было, а если и была, то вместо генералов у нее были генералы интендантской службы, и что якобы рассеянный враг погодил-погодил, поглядел-поглядел на оказавшихся нестрашными супротивников, с которыми даже объединяться (как планировалось) никакого смысла не было, да и сомкнул ряды. И легко прощает себе и себе подобным любые глупости, так что даже указывать на них смешно: «Корова через ять? — радостно ржет он. — Ага, через ять. Скажите спасибо, что не через ы. Нам это маловажно, мы не грамотой берем. Мы другим местом берем!» — и ковыряет щепотью в ноздре. Там у него сила!

Думаю, в те баснословные времена мы с Алешей не признали бы друг друга в качестве солдат одной армии (да и не признавали, конечно), но живем-то мы пока что сейчас, поэтому вспыхнуло у меня острое чувство нежности к нему, и даже вдруг растроганно вспомнилось, как я впервые услышал его имя и прочитал его стихи — одна гиперактивная поэтесса принесла с «Конференции молодых писателей Северо-Запада», году в восьмидесятом, думаю… Нежные-нежные были стихи, совсем мандельштамовские и, казалось, всё про Батюшкова и про Батюшкова… Я бегло удивился тогда — скорее не тому, что такое пишется, а скорее тому, что такое пропускается на конференции молодых писателей Северо-Запада, поэтому имя запомнил.

Если кто житель Петербурга и окрестностей, то стоит зайти в редакцию «Звезды» на Моховой и купить эти книги. Вряд ли есть возможность раздобыть их иным способом. А заодно, если денег хватит, купите толстенный том, практически полное собрание сочинений Бориса Борисовича Вахтина (я писал о нем), выпущенное той же «Звездой»!

Приехали книги

из Петербурга.

В первую голову, конечно, часть авторских экземпляров «Стихов и других стихотворений».

Но и прочие книги и журналы, с которыми будем разбираться последовательно, если будет с чем и зачем.

Пока что освоил толстенную квадратную книгу «Лица петербургской поэзии. 1950 — 1980-е». Это, в основном, автобиографии, к которым прилагаются пять дисков с авторским чтением (один из них архивный, с чтением Аронзона, Ал. Морева и т. д.). По поводу такого рода проектов лучше всего высказался один известный ленинградский остряк (если уж поэзия петербургская, то пусть остряк будет ленинградский):

…* * *, твой ковчег на бреге!
Парнасса блещут высоты;
И в благодетельном ковчеге
Спаслись и люди и скоты!

Но справедливости ради необходимо сказать, что в книге обнаруживается много важных сведений и драгоценных свидетельств — преимущественно, конечно, о 50-60-70-х гг. и об их людях. В том числе и вещи, которых я не знал, например, об Аронзоне.
Фотографии — само собой: есть замечательные. Стихи (напечатаны стихи, звучащие с компакт-дисков) — тоже есть замечательные и даже не так мало.

Интересующиеся найдут под загибом автобиографию вашего корреспондента, помещенную в этом издании (тираж 300 экз.). Точнее, это, конечно, не автобиография в собственном смысле слова, а ответы на предложенные составителем вопросы или развертка предложенных составителем опорных точек изложения.
Читать далее

Если кто интересуется купить новую стихотворную книжку

вашего корреспондента, т. е. вот эту:

то вот предварительный список сетевых магазинов, где ее уже можно заказать:

Библио-Глобус

Москва
(оцените, какое прекрасное название придумали в этом авангардистском магазине для предыдущей книжки автора: «Франк фур тайн выстрел вечерний»)

read.ru

SETBOOK

Зона ИКС

books.ru

ДОПОЛНЕНИЕ: вот и в «Озоне» появилась:

Озон
(это же вроде как главный сетевой магазин в России, поэтому и деньгу дерут несусветно, правильно я понимаю?)

Кажется, всё.

В Петербурге книжка должна уже продаваться в магазине «Порядок слов» (Фонтанка, 15), в Москве — в обычных местах, как я полагаю.

Вопрос к путешественникам

Нам сообщают из Москвы, что завтра из типографии привезут в издательство («Новое издательство») мою новую книжку стихов «Стихи и другие стихотворения». (Надо было ее, конечно, назвать «Новые стихи и другие новые стихотворения», но, может быть, следующую назову, если такая будет.)

Вопрос к читающим эту запись московским путешественникам:

нет ли среди вас кого-то, кто в ближайшее время едет из Москвы во Франкфурт-на-Майне и согласен а)встретиться в Москве с издателем Андреем Курилкиным и взять у него некоторое количество экземпляров этой нетяжелой книжки, б) привезти их в наши края и в) встретиться со мной или с уполномоченным мною лицом (если я буду в отъезде, как Курбский) и передать сказанные экземпляры.

Был бы, конечно, очень признателен.

Ну, и надо полагать, что со следующей недели книжка должна появиться в продаже — вероятно, в немногих известных местах, где появляются такие книжки, но я еще уточню, когда сам буду знать.

День снятия блокады: Блокадный текст русской поэзии / Гор и Зальцман

За последние несколько лет неожиданно выяснилось, что у блокады была великая поэзия. Собственно, еще недавно совершенно непредставимая вещь, нуждающаяся теперь в осмыслении.

Сначала появилась книга Геннадия Гора (о ней здесь), стихи из нее — здесь.

Вот два стихотворения Ген. Гора из этой книги, просто в качестве примера:

Сестра твоя залаяла напрасно
Бесстыдные деревья улыбнулись,
Гора сошла с ума опасно
И реки к рекам не вернулись.
Жених сидит и ест невесту,
Старик сосет козу безлюдный.
И теща высунула тела тесто,
И теща показала свои груди.
А теща предложила свои груди
И юбку подняла безумно,
А в окна к нам глядели люди.

1942

Я немца увидел в глаза,
Фашиста с усами и носом,
Он сидел на реке
С котлетой в руке,
С папиросой в губах,
С зубочисткой в зубах
И левой ногой обнимая полено.
Вдруг все мне открылось
И осветилось немецкое тело,
И стала просвечивать
Сначала нога,
А после рука.
И сердце открылось кошачье,
Печенка щенячья
И птичий желудок
И кровь поросячья.
И тут захотелось зарезать его,
Вонзить в него нож,
Сказать ему — что ж!
Но рука испугалась брезгливо,
Нога задрожала
И взгляд мой потух.
То птица сидела с человечьим лицом,
Птица ночная в военной шинели
И со свастикой на рукавах.
Взмах и она улетает.

июнь 1942

Уже Гора как единичного явления достаточно было бы для постановки вопроса о поэтическом языке, оказавшемся практически возможным в ситуации по ту сторону всякой цивилизации — но не по ту сторону культуры, как выяснилось. Но вот совсем недавно возникает Павел Зальцман, о котором я как раз сейчас усаживаю себя писать большую статью, вероятно, под названием «Заполненное зияние — 3» (после «Заполненного зияния» — о Ривине и «Заполненного зияния — 2» — о Горе), и ситуация приобретает черты не исключения, но маленькой (пока!) закономерности..

Зальцман был в 1941-42 гг. (до эвакуации в Алма-Ату) в Ленинграде, вот несколько его стихотворений этого времени:

Застольная песня

Мы растопим венец на свечку,
Мы затопим мольбертом печку,
Мы зажжем запломбированный свет,
Мы сожжем сохраняемый буфет.
Я проклинаю обледенелый мир,
Я обожаю воровской пир.
Мы от всех запрячем
Ароматный пар,
Мы у дворника заначим
Хлеб и скипидар.

Ноябрь или начало декабря 1941
Загородный, 16

Крым

Тесто всходит в темноте белее снега,
Зеленей воды шумят деревья в парке,
Дышит хлебной печью раскаленная дорога,
Пыль лежит, как мука на теплой корке.

Хрупкий сахар арбузов склеивает пальцы,
До локтей в бараньем жире руки,
Крепкий сок благоухает чесноком и перцем,
В нём кипят золотые чебуреки.

Скумбрия еще свистит, захлебываясь маслом,
Камбалы еще сосут лимонный сок.
Неужели этот мир немыслим?
– Всё это голодный сон.

На горячих бубликах распускалось масло,
Мы их заливали козьим молоком.
К розовым бифштексам мы заказывали рислинг –
Почему ж нам не было легко?

Что-то не давало нам покоя.
Что-то нас тянуло к панике.
Видно, нам мерещилась выжатая соя
И дурандовые пряники.

24 мая 1942

Детские игры

Старый дом несносен.
На сухую кашку
Мы наплещем песен
И растопчем кружку.

Посбиваем крышки
И выбросим во двор
Старые игрушки
И прочий сор.

А затем над грядками
С молоком
Мы зальемся сладкими
Незнаком.

И обеспокоенные
Острой болью,
Заметем посеянное
Белой пылью.

Вот умервщлено на стебле, –
Ах, зачем это нужно, –
Молодые, острые как сабли,
Всё, что было нежно.

Что же, мы очень рады,
Нам не жалко
Вывалить салаты
На тарелки.

Веселитесь, детки,
День ваш краток.
Скоро втопчут ветки
В комки грядок.

27 июля 1942
Ленинград

Слава Б-гу, книга стихов Павла Зальцмана только что вышла:

Павел Зальцман. Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения. / Составление, подготовка текстов, послесловие и примечания Ильи Кукуя. — М.: Водолей, 2011.

Жителям Петербурга, Ленинградской области и б. Вел. княжества Фильянского

Сообщают, что поэма «Обстоятельства мест» (М., 2010) сочинения вашего корреспондента (о выходе мы сообщали) продается в галерее «Борей» (Литейный пр., д. 58, с 12-20). Желающим обзавестись — туда.