Прав коллега ploxo: словцо «абецадл» из предыдущей записи чисто пшецкого происхождения (хотя в форме «абецадло» звучит уже скорее по-чешски — дивадло, седадло, повидло…):

Абецадло — назва різновиду латинської абетки, розробленої на основі польської абетки. Її хотіли впровадити для української мови під час полонізації у Галичині, утверждает Вікіпедія на черкасском наречии.

Что приводит нас к чудному слову «абетка».

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что первый директор Печатного Двора пользовался словом «абецадл» в значении любого алфавита, а не именно латиницы, что, собственно, следует из вышестоящей цитаты. И он был раньше.

В письме Б. Н. Рябчинского А. М. Ремизову приводится цитата из Федора Поликарпова, сотрудника Петра Великого по типографскому делу. В цитате говорится, что Петр «своим неусыпным тщанием изволил изобресть новый абецадл или азбуку».

Абецадл!

Совершенно ясно, что печатно употреблять непечатные слова снова сделалось совершенно невозможным — прежде всего, стилистически. Святые для каждого русскоязычного сердца слова эти вконец опошлены и загрязнены т. н. писателями, недостойными даже близко подойти к забору, где невинной детской рукой написано одно из двух Главных Существительных.

С другой стороны, использование общепринятых разговорных дериватов 80 гг., вроде бездарной и отдающей журналом «Иностранная литература» кальки «трахаться», тоже не сулит творческих свершений.

О Существительных я задумаюсь как-нибудь позже, когда переделаю все остальные насущные дела, а что касается Глагола, то, в результате чтения академического эпистолярия А. П. Чехова, предлагаю позаимствовать дериват у певца любви и дачи, грусти и скуки, благороднейшего и интеллигентнейшего существа в котелке и пенсне. Итак, в личной переписке Антон Павлович предпочитал использовать слово «тараканить».

По-моему, очень хорошее слово. Особенно для литературных произведений из жизни подростков и юношества:

«На скамейке у школы нервно тараканились ученики 9 «а» класса с изучением предметов на польском языке» — начало повести.

« — Пацаны! Вовка Батон из седьмого «б» оттараканил физкультурницу Людмилу Иванну — прям на шведской стенке!» — середина.

«Все, вконец мозги затараканили!» — конец.

«ридер». Это, насколько я понимаю, лицо, читающее и оценивающие произведения на различных литературных конкурсах. Чтец-рекламатор, я бы это назвал.

Но поскольку закрепилось-таки удивительное слово «ридер», то — по понятной аналогии — следовало бы ввести две его разновидности, два, так сказать, узуальных вариатива:

во-первых, «ридор» — приблатненно-злобно, можно с добавкой «гнойный»: ну ты, ридор гнойный!;

и во-вторых, «ридар» — это такое для полуграмотной окраинной ребятни: Колька-то у нас, оказывается, ридар на районном конкурсе имени Сереги Есенина! А по виду не скажешь!

Когда я в очень ранней юности переводил стихотворение Артюра Рембо «Роман», меня, помню, как-то физически неприятно поразило намерение лирического героя заказать себе «пива с лимонадом».

«Что же, значит, прямо так смешиваем пиво «Жигулевское» с лимонадом «Буратино» и пьем? Это что еще за ерш для дошкольников?! Липкая гадость! Типичный же случай коня и трепетной лани!» — думал я, демонстрируя присущий советской цивилизации пищевой консерватизм и не подозревая, что через тридцать лет буду жадно вливать в себя этот, как ни странно, самым решительным образом освежающий напиток.

Только вот как называть его нам?

Смесь пива с лимонадом именуется по-французски «панаше», по-немецки — «радлер» (или — в районе Гамбурга — «альстер»), а по-английски — «шенди».

По-русски же — только описательно-длинно: «пиво с лимонадом».

Ну хорошо, пусть будет «пиво с лимонадом», но хотя бы сложно-сократим: ПИСЛИ. Признаюсь, немножко смахивает на швейцарскую фамилию, но если строго держаться заданного словообразом множественного числа, то может и сфункционировать.

— Девушка! Кружечку пислей мне, пожалуйста!

Все утро казалось, что кто-то звонит на карманный телефон ребенка (у него там звонком отрывок из Шнитке) и возмущало: почему ребенок не подходит! Потом выяснилось, что это так звучит дрель за окном — практически неотличимо.

Следует ли оговаривать, что сказанное — не порицание Шнитке, звучащего, как дрель, а похвала дрели, звучащей, как Шнитке? Или дело не в самой дрели, а в музыкальном даровании… сверлильщика? сверловщика? сверлилы?

Сходили-посмотрели.

Есть, оказывается и первое, и второе, но более официальное слово, как ни странно, «сверловщик», подозреваю, что с ударением на последний слог. Очень хорошо себе представляю:

Лучший сверловщик Свердловской области Богдан Никанорович Свéрлов-Свéрдлов! Или даже лучше — Сверлóв-Свердлóв!

А «сверлильщиком» еще именуют корабельного таракана, который, впрочем, ничуть не является безобидным тараканом, но коварным жуком-древоточцем с прекрасным основным именем «буравельщик». Он же, между прочим, «сверлило».

Впрочем, сверление ручной дрелью вряд ли сопоставимо с обслуживанием сверлильного станка. Тогда как же мне назвать неизвестного — дрельщик? рукосвёрл? А, придумал: буритель-пистолетчик!

«Kleines Finale» — именуется немецкими журналистами матч за 3 место (сегодня вечером, между Германией и Португалией). Впрочем, выражение это вполне распространено и в русской спортпрессе.

А не перенять ли тогда и замечательное обозначение для проигравшего (или невыигравшего) — «второй победитель» («der zweite Sieger»)? Будет выглядеть примерно так:

Московское «Торпедо» оказалось вторым победителем в матче с конями (купленный или слепой судья назначил два пенделя в ворота автозаводцев).

Хорошо же?

Всё, сегодня ночь простоять и завтра день продержаться — и чемпионату мира, слава богу, конец! И все мы отдохнем от футбольных материй за чашкой коньяка и уютной беседой о Дерриде…

…Или же немедленно переключиться на комментирование российского чемпионата?

Бандерлог — сетевой дневник бандеровца

Может быть, я действительно притягиваю такие вещи. Недавно взялся читать сборник Пумпянского (и шести лет не прошло, как дошел до меня), и что первым делом обнаруживается в предисловии Н. И. Николаева?

«…новаторство формалистов с самого начала было тесно связано с такими авангардистскими поэтическими течениями предреволюционного и революционного времени, как футуризм и акмеизм (! — О. Ю.)…» (стр. 16).

Пожаловался в комментариях к «хармсовскому Передонову», сочувствия не получил — видимо, и вправду сам виноват.

Вчера — перед сном и чтобы несколько отвлечься от футбольной геополитики — взял книгу Вадима Шефнера в Большой серии «Новой Библиотеки поэта». Составление и предисловие Игоря Кузьмичева (это, если кто не знает, долгие годы редактор ЛО изд-ва «Советский писатель» — из прогрессивных). Редактировал «главных» ленинградских писателей. Ну, и критик, конечно. Литературный.

Есть одно очень хорошее немецкое слово, которое можно было бы предложить в «Расширительный словарь русского языка» — шнапс-идея.
Читать далее →

Ну что же, викторины, кажется, не получилось. Может, оно и к лучшему. Разгадка, с моей точки зрения, такова:

по всей очевидности в виду (сознательно или бессознательно) имеется анекдот про посещение Ахмадулиной Набокова в Швейцарии. Очень популярный у писательской общественности в конце 70-х — начале 80-х гг. Мне его рассказывал Вольф. А Оля говорит, что мне его рассказывал Б. Б. Вахтин. Очень возможно. «Гете ошибается. Тогда он любил Паулину» (комментарий в немецком ПСС).

Прямо на пороге Ахмадулина встала на колени (если бы я писал по-немецки, то глагол был бы в сослагательном наклонении, выражающем авторское «за что купил, за то и продал» ) и поползла к Набокову, бормоча что-то вроде «Владимир Владимирович, Ваш русский язык, Ваш русский язык…»

А Набоков, поднимая ее с пола, смущенно бормотал: «Ну что вы, деточка… Мой русский язык — это засахаренное малиновое варенье…»

Еще мне очень понравился «ледяной снобизм». Я, конечно, не воспринимаю это как обиду (да я и уверен, что Полина вовсе не собиралась меня обижать, она очень умная молодая женщина) — по моим представлениям «снобство» есть вещь отвратительная и постыдная, а «снобизм» — необходимый защитный механизм культурного самосознания. Это такое домашнее различение, в словарях вы его не найдете.

Вот насчет определения некоторые сомнения у меня все же имеются. Не знаю, что именно вложила Полина Барскова в это «ледяной» применительно ко мне или моим сочинениям, но безотносительно к тому — «снобизм» свидетельствует скорее о нормальной температуре тела. «Хорошо темперированный снобизм» было бы правильней.

Само же словосочетание напомнило мне рецензию газеты «Frankfurter Allgemeine Zeitung» на сравнительно недавний немецкий перевод моей сравнительно давней книжки «Прогулки при полой луне»: «Freilich entlädt sich die Spannung zwischen Irdischem und Überirdischem dank dem entwaffnenden russischen Zynismus immer wieder auch im Kurzschluß…» («Конечно, благодаря обезоруживающему русскому цинизму <автора> напряжение между естественным и сверхъестественным постоянно разряжается, иногда и короткими замыканиями…»).

Некоторое время после выхода рецензии вместо обычного «с дружеским приветом» я заканчивал свои письма этим «с обезоруживающим русским цинизмом». А теперь, пожалуй, стоит подумать о таком эпистолярном закруглении:

С ледяным снобизмом и обезоруживающим русским цинизмом
искренне Ваш
Олег Юрьев
Дополнение