1. Вчера были в диком лесу,куда привозит линия франкфуртского метрополитена N … не скажу какой, а почему — в следующем предложении.

Нашли большой белый гриб (!) совершенно не червивый и только слегка по краям шляпки полизанный слизнями. И четыре сыроежки, тоже нечервивые. Видели один большой груздь — но груздей мы не берем, по разным соображениям.

2. Дочитал до начала, до N 1, журнал «Синтаксис». Узнал много страшного о Владимире Емельяновиче Максимове. А мне он показался очень любезным пожилым барином советским (мы один раз были у него в гостях), а жена его — так и вообще совершенно очаровательная женшина.

Очень изумила меня статья Синявского о блатных песнях. Маститый литературовед и знатный сиделец категорически не в состоянии различить между подлинными воровскими песнями, одесским кафе-шантаном 20-х гг. и советскими стилизациями типа песенки Горбовского «Сижу на нарах, как король на именинах», на основании которой тоже производятся серьезные разыскания в уголовной душе. Оно конечно, в лагерном бараке могли всё что угодно распевать, но природа текста (да и музыки, к слову) во всех трех случаях совершенно разная. Как-то это… не очень квалифицированно, что ли.

Проблема Андрея Синявского, или моя проблема с Синявским, (это я уже о прозе, конечно) в том, что он очень хотел иметь «стилистические расхождения с Советской властью», и даже знал примерно, какие — но добиться этого на практике, в сущности, не мог. Не умел. Не располагал возможностями. В результате получалась проза душная, поспешная и все равно, в конечном итоге, без особых стилистических расхождений с Советской властью — ну, с другим ее крылом (она у нас крылатая была, курьва). Представить эту прозу напечатанной — за вычетом специально написанного с целью сделать ее непечатаемой — можно очень легко. Вышел бы какой-нибудь нелучший Битов. В некотором смысле, это трагедия. Впрочем, она, вероятно, не только индивиадуальная, но и типологическая — т. е. это трагедия совписовского модернизма и комсомольского авангардизма — и, в сущности, заслуживает более подробного рассмотрения. При случае.

Вообще, конечно, памятник эпохи «Синтаксис» этот — во всей его стенгазетной прелести. Вполне вероятно, что памятником эпохи явилась бы и подшивка «Континента» как пародии на толстый журнал или каких-нибудь «Граней», не к ночи будь помянуты. Эпоха была довольно-таки поганая и в памятниках, собственно, не нуждается. Но могу себе представить памятники нынешней эпохи…

(На всякий случай, с учетом печального опыта: ничего против А. Д. Синявского или М. В. Розановой не имею совершенно, знаком с ними никогда не был, а с их континентальным супостатом, как выше изложено, виделся один раз в жизни. В «Синтаксисе» никогда не публиковался, в «Континенте», кажется, один раз. Словом, просто-напросто непосредственные наблюдения по ходу чтения и ничего другого.)

Не знаю, что считают на этот счет настоящие футбольные специалисты, но я так полагаю, что наши с нашими играли хорошо, местами, они же времена, просто замечательно. Нéпер только был действительно страшный — и нéпер этот заключался даже не только в том, что репатриант Быстров не забил с падением через себя от угла штрафной, что он практически всегда делает, а будущий репатриант Павлюченко с угла вратарской (или даже еще ближе) ни в ворота не попал, ни на набегавшего не помню кого, а именно что в ногу вратаря, тем более, что он это всегда делает, и даже не в двух (я тоже полагаю, что в двух) украденных пенделях, причем во втором случае судья стоял от падения на расстоянии практически струи мочи, а в том, что немецкие защитники очень мало для своего обычного состояния, в котором мы их тут знаем и любим, делали ошибок и вообще вели себя бодро и сознательно. Взять хоть Мертезакера какого-нибудь — не бывает же ни в лиге, ни в кубках игры, чтобы он чего не напутал, а тут пожалуйста… Ну и прочие тоже. Причем это не сосредоточение специальное, видали мы их и сосредоточенными, а именно что специальное немецкое счастье, в последее время редко к ним приходящее, и вот пожалуйста — заглянуло.

Ну, словом, обидно, конечно, очень, но сборная России всё равно очень хорошая — были такие куски минут по десять-пятнадцать во втором тайме раза два-три, что казалось: вот так и должна играть русская сборная — как никогда (на моей памяти, по крайней мере) не играла советская. Весело-ходко. А не как скрипучая динамо-машина киевского производства. Но и не бессмысленные спартаковские кружева в углах поля.

Аршавин, опять же, гений. Все-таки. Я некоторое время колебался на этот счет, но все же пришел к выводу: да, гений. А куда они там попадут или не попадут, это мне как-то по большому счету фиолетово. Лишь бы играли хорошо.

Всё, мы уже в хороших временах. Границу, как и для меня в свое время (но в несколько другом смысле, конечно), обозначила известная и знаменитая переписка Астафьева с Эйдельманoм, после которой я навсегда потерял всякие остаточные симпатии к интеллигенции во втором поколении и не приобрел никаких к интеллигенции в поколении первом; хотя последние книги Астафьева ценю, но это отдельная тема.

Гораздо интереснее несколько писем Джойса в 14-м номере (1985 г.) (в переводе Игоря Померанцева). Не Эйдельману, слава Б-гу, а рóдному брату Станислаусу (чьи довольно любопытные воспоминания у меня есть по-немецки). Вот, например, прекрасное место:

Твое замечание о том, что рассказ «Двойники» обладает русским свойством увлекать читателя в путешествие вглубь сознания, заставил меня задуматься над тем, что же люди имеют в виду, говоря «русский». Ты, должно быть, имеешь в виду некую тщательно вымеренную чувственную мощь, однако, судя по тому немногому, что я прочел из русских, мне не кажется это отличительной русской чертой. Главное, что я обнаружил почти у всех русских — это развитой инстинкт касты (от 18 сентября 1905 года)

Развитой, как социализм.

Вывод этот на основании классической русской прозы XIX века не представляется мне таким уж само собой разумеющимся, быть может, потому что я смотрю изнутри и отвлечен разного рода дополнительными сведениями и контекстами, которых у Джойса не было.

Но в качестве предсказания, в качестве диагноза будущей советской литературе, я бы даже сказал, будущей советской интеллигенции как роду людей — это поразительно точно и тонко сказано. Развитой инстинкт касты!

Там, в подборке материалов по Джойсу, есть еще очень милые письма Паунду и Йейтсу. Не говоря уже о блистательном некрологе из «Таймс». Подробнее можно поинтересоваться здесь.

Спасибо за наколку mbla: герой нашей юности, оказывается, в прекрасной форме. Интеллектуальной, я имею в виду. А я-то его, дурень, российским президентом не выбрал.

Я-то думал, что он вон оно что, а он вон оно что — так это же совсем другое дело! — как бы примерно выразился незабвенный Гоцман.

Тогда на следующих выборах обязательно заверну в консульство, проголосую за надёжу. И — наш нежный, наш единственный поведет нас на Нью-Йорк!

Только пусть сначала отборочный матч с Каспаровым сыграет, в быстрые поддавки. Или с Лимоновым в «Чапаева».

Или его сначала надо обратно на Корволана поменять?

Досталась по наследству от усопшей славистики Франкфуртского университета почти полная подшивка журнала «Синтаксис». С 1-го по 33-й номер (всего их было 37, кажется), с несколькими пропущенными книжками.

Счастливая мысль: начал просматривать с заду на перёд — с 33-го по 1-й.

В результате возникает много интересных наблюдений. Например: видно, как от номера к номеру неуклонно улучшается качество прозы Игоря Померанцева.

Надеюсь, скоро иссякнет Кибиров. Как тогда, в конце 80-х, я не смог дочитать ни одного из его стихотворений до конца, так сейчас не сумел дочитать ни одного… до начала. Шучу-шучу, снова до конца, конечно.

Жду не дождусь, когда же кончатся перестроечные гастролеры с бесконечными разбирательствами кто за кого и против кого голосовал и журнал, не отвлекаясь на все эти пустяки, сможет наконец-то посвятить себя основной проблеме русской литературы: взаимоотношениям между Андреем Синявским и Абрамом Терцом. Шучу-шучу опять: между Андреем Донатовичем и Владимиром Емельяновичем.

Сейчас где-то в райне 22-го. Вершина творчества Л. М. Гиршовича — «Чародеи со скрипками». Публикуя году в 1990-м отрывок в газете «Вечерний Ленинград», я, конечно, перепутал и озаглавил: «Виртуозы со скрипками». Но я уже извинялся.

О Квиринусе Кульмане, барочном немецком поэте и основателе «хладоцарствия», сожженном в 1689 г. Москве в качестве бунташника и еретика, я уже как-то докладывал.

А вчера вечером, читая полученную в подарок редкую книжицу «Libes-Küsse», сборник сонетов, написанных Кульманом в 20-летнем возрасте, я вдруг обнаружил, что как раз 4 октября, т. е. ровно 320 лет назад его и сожгли. По этому поводу одно из его самых знаменитых стихотворений:

Der Wechsel menschlicher Plagen

Auf Nacht, Dunst, Schlacht, Frost, Wind, See, Hitz,
Süd, Ost, West, Nord, Sonn, Feur und Plagen.
Folgt Tag, Glanz, Blut, Schnee, Still, Land, Blitz,
Wärm, Hitz, Lust, Kält, Licht, Brand und Not:
Auf Leid, Pein, Schmach, Angst, Krieg, Ach, Kreuz,
Streit, Hohn, Schmerz, Qual, Tück, Schimpf als Spott
Will Freud, Zier, Ehr, Trost, Sieg, Rat, Nutz,
Fried, Lohn, Scherz, Ruh, Glück, Glimpf stets tagen.
Der Mond, Gunst, Rauch, Gems, Fisch, Gold, Perl,
Baum, Flamm, Storch, Frosch, Lamm, Ochs und Magen
Liebt Schein, Stroh, Dampf, Berg, Flut, Glut, Schaum,
Frucht, Asch, Dach, Teich, Feld, Wies und Brot:
Der Schütz, Mensch, Fleiß, Müh, Kunst, Spiel, Schiff,
Mund, Prinz, Rach, Sorg, Geiz, Treu und Gott
Sucht’s Ziel, Schlaf, Preis, Lob, Gunst, Zank, Port,
Kuss, Thron, Mord, Sarg, Geld, Hold, Danksagen.
Was gut, stark, schwer, recht, lang, groß, weiß,
Eins, ja, Luft, Feur, hoch, weit genennt,
Pflegt bös, schwach, leicht, krumm, breit, klein, schwarz,
Drei, neun, Erd, Flut, tief, nah zu meiden.
Auch Mut, Lieb, Klug, Witz, Geist, Seel, Freund,
Lust, Zier, Ruhm, Fried, Scherz, Lob muss scheiden,
Wo Furcht, Hass, Trug, Wein, Fleisch, Leib, Feind,
Weh, Schmach, Angst, Streit, Schmerz, Hohn schon rennt.
Alles wechselt, alles liebt,
Alles scheinet was zu hassen:
Wer aus diesem nach wird denken,
Muss der Menschen Weisheit fassen.

И — в прекрасном переводе Вл. Летучего:

ЧЕРЕДОВАНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ

Всё: ночь, дым, бой, хлад, шторм, ветр, жар, юг, ост,

вест, норд, луч, и — огнь взрыва;

Вслед — день, блеск, кровь, снег, штиль, брег, страсть,

свет, студь, брег, пыл, гарь, скрип дрог;

И — скорбь, стыд, спор, спад, бой, ад, страх, плач, крест,

хлябь, боль, жуть, злость, срам, рок.

Вдруг: луч, честь, лад, взлет, мир, рай, щит, смех, приз,

твердь, сласть, тишь, гладь, олива.

Есть темь, кров, лань, лещ, клад, гон, цвет, сад, перл,

зной, сок, конь, бык и нива.

Есть свет, дом, лес, пруд, глубь, круг, мед, тук, блеск,

стынь, плод, луг, хлев, хлеб впрок.

Где меч, путь, труд, пот, цепь, взлет, блазнь, бриг, друг,

принц, месть, пир, крах и Бог,

Там цель, бег, сон, приз, страх, гимн, грех, порт, зов,

трон, яд, гроб, мзда — и диво.

Мир добр, тверд, чист, свят, прям, горд, юн, весь — даль,

полн, зряч, весь — честь, огнь, свет,

И — зол, дрябл, тускл, худ, крив, подл, стар, весь — близь,

пуст, слеп, лжив, глух к заветам;

И — смел, добр, чист, весь — ум, дух, друг, страсть, луч,

лад, толк, смех, блеск при этом,

Где страх, зло, грязь, дурь, плоть, враг, хлад, тьма, спор,

срам, боль, жуть, ржа — след в след.

Все посменно; и все любит; все надеется на утро:

Тот, кто думает об этом, тот и поступает мудро.

Еще раз рекомендую нтересующимся публикацию небольшой антологии немецкой бароной поэзии в переводах — Вл. Летучего и Алеши Прокопьева.

Во-первых, «Зенит» обыграл «Динамо». В противоположность большинству ломографов и зенитчиков я лично испытываю легкую симпатию к московскому «Динамо» — со времен еще, когда там по правому флангу бегал Михаил Гершкович. Вероятно, по принципу «браво, Ленский». Шучу, шучу, наличие Фельдмана в «Черноморце» и Шнейдермана в «Днепре» никогда не вызывало у меня особой симпатии к этим дуболомным командам. Так что мусорами и динамистами дразниться не стану, хотя по отношению к коням или к мясу такой сдержанности не проявил бы. Особенно московский «Спартак» был мне всегда отвратителен.

Во-вторых, в сегодняшнем матче между берлинской «Гертой» и Гамбургом (3 : 1 в пользу Гамбурга, хотя это само по себе и неважно) в ворота «Герты» были забиты один за другим два мяча. Так вот: ничего такого я в жизни не видывал. То есть по отдельности видывал, а чтобы два раза в одном матче и подряд — никогда. Описывать бессмысленно, надо смотреть:

Замечательное маленькое эссе Наталии Черных.