1. Вчера были в диком лесу,куда привозит линия франкфуртского метрополитена N … не скажу какой, а почему — в следующем предложении.
Нашли большой белый гриб (!) совершенно не червивый и только слегка по краям шляпки полизанный слизнями. И четыре сыроежки, тоже нечервивые. Видели один большой груздь — но груздей мы не берем, по разным соображениям.
2. Дочитал до начала, до N 1, журнал «Синтаксис». Узнал много страшного о Владимире Емельяновиче Максимове. А мне он показался очень любезным пожилым барином советским (мы один раз были у него в гостях), а жена его — так и вообще совершенно очаровательная женшина.
Очень изумила меня статья Синявского о блатных песнях. Маститый литературовед и знатный сиделец категорически не в состоянии различить между подлинными воровскими песнями, одесским кафе-шантаном 20-х гг. и советскими стилизациями типа песенки Горбовского «Сижу на нарах, как король на именинах», на основании которой тоже производятся серьезные разыскания в уголовной душе. Оно конечно, в лагерном бараке могли всё что угодно распевать, но природа текста (да и музыки, к слову) во всех трех случаях совершенно разная. Как-то это… не очень квалифицированно, что ли.
Проблема Андрея Синявского, или моя проблема с Синявским, (это я уже о прозе, конечно) в том, что он очень хотел иметь «стилистические расхождения с Советской властью», и даже знал примерно, какие — но добиться этого на практике, в сущности, не мог. Не умел. Не располагал возможностями. В результате получалась проза душная, поспешная и все равно, в конечном итоге, без особых стилистических расхождений с Советской властью — ну, с другим ее крылом (она у нас крылатая была, курьва). Представить эту прозу напечатанной — за вычетом специально написанного с целью сделать ее непечатаемой — можно очень легко. Вышел бы какой-нибудь нелучший Битов. В некотором смысле, это трагедия. Впрочем, она, вероятно, не только индивиадуальная, но и типологическая — т. е. это трагедия совписовского модернизма и комсомольского авангардизма — и, в сущности, заслуживает более подробного рассмотрения. При случае.
Вообще, конечно, памятник эпохи «Синтаксис» этот — во всей его стенгазетной прелести. Вполне вероятно, что памятником эпохи явилась бы и подшивка «Континента» как пародии на толстый журнал или каких-нибудь «Граней», не к ночи будь помянуты. Эпоха была довольно-таки поганая и в памятниках, собственно, не нуждается. Но могу себе представить памятники нынешней эпохи…
(На всякий случай, с учетом печального опыта: ничего против А. Д. Синявского или М. В. Розановой не имею совершенно, знаком с ними никогда не был, а с их континентальным супостатом, как выше изложено, виделся один раз в жизни. В «Синтаксисе» никогда не публиковался, в «Континенте», кажется, один раз. Словом, просто-напросто непосредственные наблюдения по ходу чтения и ничего другого.)
Насчет беллетристики согласен, душно.
А эссеистика — «повороты ключа» о Гоголе, голос из хора, что-то еще — увлекательно, вообще-то, было. Давно не перечитывал.
И дало некие, какие бы то ни было, плоды и наследование. Лев Аннинский — ученик Синявского, Дмитрий Быков — ученик Аннинского. Замкнулось на советское в конце концов. И скандалом началось, им продожилось, и им же еще раз продолжилось.
У эссеистики проблема вышеприведенная: часто она основывается на не то что ложных, а чересчур торопливых посылках. Т. е., похоже, что автору справедливость его посылок как таковых безразлична, поскольку он убежден в справедливости своей позиции в целом. Поскольку это его позиция.
Аннинский — фигура трагикомическая. И всегда-то был, а после знаменитой истории с цитатой из Ходасевича, которую он счел за цитату из Мандельштама и напечатал по этому поводу в «Русской мысли» статью чуть ли не на полосу о Мандельштаме, и говорить-то нечего. Другой бы на его месте застрелился, и тогда можно было бы говорить об интересной и поучительной трагической судьбе советского интеллигента, а так — вообще не о чем говорить.
В «Русской мысли» тогда напечатали удивленнное письмо какой-то библиотекарши из провинции по этому поводу, а автор статьи как бы в ответ извинился — в том смысле, что очень устал, заработался, с кем дескать не бывает. Точне, он себя сам и очень легко извинил.
Вот это равнодушие к сущности вопроса и фактам является, очевидно, типологическим для советских «золотых перьев». И еще — «относительность», т. е. фон. Как Аннинскому требовался фон советской литературы и особенно критики, чтобы канать за «золотое перо», так и нынешним требуются нынешние пэтэушники, чтобы на их фоне казаться — себе и другим — «еще ничего». Отчасзи поэтому они и помогают при инсталляции «гламурного скобарства».
Но «относительность» — это вообще основной типологический признак советской культуры.
И однако, «Спокойной ночи!» — одна из лучших книг о советском периоде. Ваше замечание о «духоте» его прозы я перевел бы как излишняя (профессорская?) обстоятельность. Глава о приезде в лагерь жены на свидание — одна из вершин русской лирики… Все эти прорывы из мешка искупают остальное. Такое Битову и не снилось.
Перечте при случае указанные Вами фрагменты. Буду рад поменять свое мнение, если получится.
Насчет Битова — не уверен, что согласен. Я не самый большой поклонник творчества Битоаа, «Пушкинский дом» считаю сочинением довольно неудачным, о чем как-то и писал, кажется, но в рассказах он бывал очень недурен когда-то. По крайней мере, темперамент у него был писательский, а не профессорский и не журналистский.
Не соглашусь про Синявского.
Очень люблю «Пхенца» — к Битову уж совсем отношения не имеет.
Но лучшее, самое лучшее на стыке прозы и эссеистики. На мой взгляд, прекрасен «голос из хора», а ещё лучше попросту трёхтомник лагерных писем, где отрывки из «прогулок с Пушкиным» соседствуют с беспокойством о ребёнке, с зарисовками, заметками на полях.
http://mbla.livejournal.com/98230.html
Ну, что ж поделать. Значит, у Вас так.
Как я уже выше ответил, при случае перечитаю и, буде возможно, с удовольствием переменю ощущения.
Но пока не перечитал и на основе текстов, только что прочитанных в трех десятках номеров «Синтаксиса» — мое мнение, сложившееся, конечно, давно, при первом еще чтении, — пока именно таково.
Трехтомника писем не читал.
А вот трёхтомник, если случится, поглядите.
Погляжу, если случится.
А вот что интересно — я перечел свою запись и пришел квыводу, что опять попался на всё то же самое: моя запись не дает никакого повода для перехода на оценки «хорошо — плохо». Мое утверждени заключается в том, что Синявский хотел быть «модернистом» («иметь эстетичские расхождения с Сов. властью»), но, в сущности, им не был. Был вполне возможным — если исключить ряд нарушений чисто идеологического плана — советским писателем.
А Вы мне сразу: несогласна, я его люблю. Ну и очень хорошо, о Вы что, ничего немодернистского советского периода, чтобы не употреблять лишний раз слова «советское», на которые люди нервно реагируют — не любите? Ваша же, кажется, любимая книжа была Александра Бруштейн или я что-то путаю? Только не надо защищать от меня Александру Бруштейн, я на нее в данном случае не нападал — речь идет, как и в большинстве случаев у меня, о сущностном, а не о «нравится — не нравится».
Так что то, что Вы Синявского любите, могло бы скорее служить доказательством моей правоты (если бы я решил «дискутировать» с Вами и ловить Вас на слове).
Я невпопад ответила Вам. Я очень многое немодернистское советского периода люблю. Например Трифонова.
Но Синявский для меня как раз скорее модернист — точней, совмещает, между, поэтому я и выбираю смесь прозы с эссеистикой.
Но он ведь не про эстетические разногласия, а про стилистические, и я эту фразу куда шире литературного контекста воспринимаю.
Думаю, «стилистически» и «эстетические» в данном случае одно и то же, по сути. Я просто по памяти неверно процитирова. Сейчас исправлю, спасибо.
Но в любом случае я эту фразу — просто по контексту высказывания — воспринимаю прежде всего в эстетическом смысле.
Человек не тождествен своей одежде: есть ещё у него и тело и… перечислять не буду, на то есть учебники анатомии , психологии и социоло….
А в общем и тот и другой куда сложнее разговоров о них. Я с Синявским дружил с 1973 года, а с Максимовым с 1974 и дружил и работал. и так было до смерти обоих. Вс1 немыслимо сложнее, Олег!!!!
А о модернизме — Максимов не модернист, а средний писатель советской школы, только чечстный!
Синявский же модернист но точно в той мере, чтобы не выпендриваться…
Василий Павлович, я же Максимова в модернизме и не уличал. Я к нему, кстати, неплохо отношусь как к писателю — конечно, имея в виду ранние повести с налетом экспрессионизма, а не позднейшие эпопеи.
Про Синявского моя мысль была такова: он очень хотел быть модернистом, но у него не получалось. Это не оценочное, а скорее квалифицирующее. Причем я оговорился в комментариях, что надо бы перечитать — это ощущение скорее по «Синтаксису».
Ну у Синтаксиса с Смнявским честно говоря общего только первые ТРИ буквы имени… Авторов там не меньше, чем в других журналах, а этот журнал — создание М.В!!!. Надо скорее говорить про «Пхенц» прежде всего, потом про «Гололедицу» «Любимов» и прочие повести из «Фантастического мира» и конечно же про «Кошкин дом». последнюю его книгу. И в какой-то мере «Прогулки с пушкиным» и В тени Гоголя» эти две книги типично модернистское литературоведение, куда модернее чем гаши все шестидесятнические стихи и проза… Да ведь не зря Терц это ведь не совсем Синявский, они только братья, но даже не близнецы…Один профессор, другой леший и авантюрщик…
А у Максимова экспрессионистской, имхуется. только «Карантин» — его лучший роман….
Всё, убедили. Возьму книги и перечту.