В связи с (вяло)текущим сочинением маленького эссе в честь Петера Урбана, получившего Тургеневскую премию, отныне выдаваемую лучшим переводчикам русской литературы, мучительно вспоминал и, кажется (?), вспомнил название сайгоновских эспрессо-машин — «Omnia» (даже, кажется, «Omnia Lux») производства ВНР. Так или не так, если кто помнит? «Яндекс» ведет себя скорее уклончиво.

Надо сказать, что название это (если я его действительно правильно вспомнил) бросает довольно игривый отсвет на шереметьевский девиз — такой «каламбур для себя» со стороны Ленобщепита (?) или как это страшное учреждение называлось. КГБ?

Спустился сон еще до тьмы
на сад, закрывшийся руками
своих смутнобелеющих камней.

Мы засыпали стариками,
а просыпаемся детьми
и даже лучше, кажется, — умней.

Над садом шелк небесный туг
и солнечно круглеет боком
над твердым шевеленьем вод —
последний щелк, последний стук,
и вот, как в выдохе глубоком,
корабль, шар и сад и небо поплывет —

тогда очнемся и начнем,
гудя свежеподдутой пневмой,
о человечестве ночном
и о России полудневной.

IX-Х, 2008

Среди прочих книг мы привезли из Петербурга альманах «Круг» с дарственной надписью покойного Володи Шенкмана, про которого даже и не знаем, как он умер, когда (хочется глупо прибавить: зачем) — слышали только, что умер. Вообще, считать не стану, но кажется, что в «Круге» в этом уже больше умерших, чем живых. Дурацкая советская шутка про «братские могилы» приобретает — что вообще является свойством дурацких советских шуток и дурацких советских людей — какую-то внезапную угрожающую серьезность. Теперь вот и Олега Охапкина нет…

Я знал его плохо, чтобы не сказать — совсем не знал. Вряд ли можно считать знакомством краткий разговор году в 1984, после моего единственного авторского вечера в «Клубе-81» (членом которого я никогда не был). Охапкина, вероятно, отпустили из клиники «на побывку», вот он и угодил на мое чтение, после которого подошел с похвалами, что было не совсем принято в тогдашней литературной среде — на хорошие слова скорее осторожной. В нем чувствовалась какая-то сухая русская чистота, какое-то природное, не выдуманное бескорыстие — он мне очень понравился.

Потом мы, вероятно, еще несколько раз где-то коротко пересекались, но подробностей я не помню. Не знаю также, остался ли он доволен моей короткой рецензией на его книжку в составе знаменитой «кассеты» (году в восемьдесят девятом, в газете «Вечерний Ленинград») — я очень старался и не наврать про свои ощущения от его стихов, и вложить в эти несколько строк то теплое чувство к нему, которое сохранилось у меня до сегодняшнего печального дня.

С НАСТУПАЮЩИМ!

Вдруг обнаружил в собственном, только что написанном и отправленном письме выражение:

…в стремительно скобареющем издательском ландшафте…

Мог бы, разумеется, написать и в «литературно-издательском ландшафте», всё так и есть, к сожалению, но дело сейчас не в том.

Какие же прекрасные — емкие и звучные — слова и обороты забрезжили из рутинного делового письма: «оскобарение», «скобарею — скобареешь — скобареем», «совсем оскобаревший N», «стремительно скобареющий NN» и даже «постепенно оскобаревающий NNN».

В детстве я часто слышал в уличном обиходе слово «скобарь» — так ленинградское просторечие по традиции (полу- , а иногда даже и целиком) презрительно именовало «пскопских», т. е. уроженцев Псковской области. Ко времени моего детства слово «скобарь» и прилагательное от него — «скобарский» — использовались в подавляющем большинстве случаев в чисто переносном смысле, обозначая всё, с точки зрения «коренного» (т. е. до некоторой степени укорененного) ленинградского жителя, малокультурное, грубое-хамское и туповатое.

Лет тридцать не слышал я этого: «ну, настоящий скобарь!», и сейчас не слышал, когда недавно был в Петербурге — но вот же, выскочило вдруг и в ближайшее время никуда уже явно не денется: будет плодоносить. Так что возможных читателей этого журнала прошу иметь в виду: против жителей и уроженцев Псковской области я ничего не имею (скорее наоборот), вводимые понятия (оскобарение и пр.) основываются исключительно на переносных значениях.

…глянцевое оскобарение литературы… …комсомольско-скобарская мафия… …стремительное оскобарение советской интеллигенции… и т. д. и т. п.

Павловский вокзал

Правила поведения в Павловском парке.
(Осторожно, нижеследует много картин!) Читать далее →

Хотя и привезли из Петербурга много разных собственных (в смысле, из собственного книжного шкафа), дареных и купленных книг (надеюсь, руки дойдут постепенно), но читаю сейчас Кантемира с франкфуртской полки (угадайте, почему…)

Что касается сатир, то неожиданным образом милее мне оказались первые, еще чисто силлабические редакции, а не окончательные, «реформированные». Кажется, в них меньше напряженности в отношениях с синтаксисом, заставлявших Кантемира громоздить один enjambement на другой.

Никогда не задумывался, что князь ведь был основателем русского самиздата, и даже «тематизировал» это в своем, на мой вкус, лучшем стихотворении, «Письме к стихам»:

Скучен вам, стихи мои, ящик, десять целых
Где вы лет тоскуете в тени за ключами!
Жадно воли просите, льстите себе сами,
Что примет весело вас всяк, гостей веселых,
И взлюбит, свою ища пользу и забаву,
Что многу и вам и мне достанете славу.
Жадно волю просите, и ваши докуки
Нудят меня дозволять то, что вредно, знаю,
Нам будет; и, не хотя, вот уж дозволяю
Свободу. Когда из рук пойдете уж в руки,
Скоро вы раскаетесь, что сносить не знали
Темноту и что себе лишно вы ласкали.
Славы жадность, знаю я, многим нос разбила;
Пока в вас цвет новости лестной не увянет,
Народ, всегда к новости лаком, честь нас станет,
И умным понравится голой правды сила. <...>

«Основателем самиздата» в том смысле, что, не в состоянии напечатать ни строчки своих стихов, отдавал их в свободное обращение (и даже спрашивал на это разрешения начальства: если нельзя напечатать, то разрешите хотя бы такому-то списать слова) — т. е. речь идет о распространении списков как альтернативного паллиатива книгопечатанию.

Принадлежащие к самым упоительным строчкам Восемнадцатого века первые восемь строк «Стихов на желающих чести при дворе»:

Не так мила птице холя

Кантемиру, по всей очевидности, не принадлежат (к сожалению), я бы их и из Dubia вывел, настолько напохожи они на него по фактура стиха (в первую голову, никак не свойственная Антиоху Дмитриевичу «уклюжесть» и «ловкость» стихотворной речи; это не означает, конечно, что у стиха Кантемира нет других достоинств, напротив — очень даже много, но они лежат в других плоскостях).

Смешное место в стихотворении «EPODOS CONSOLATORIA AD ODEN PASTORIS PIMINI SORTEM GREGIS SUB TEMPESTATEM DEPLORANTIS»:

В коих вертепах щенков выводят
Львы ужасны,
Лютый бобр и барс, где детей плодят,
Пятном красны;

«Лютый бобр» — очень забавно. Это, конечно, неправильно считанный с рукописи «лютый бабр», т. е. тигр. Та же путаница попала, как выясняется, на герб г. Иркутска и Иркутской губернии и была замечена еще Далем в его словаре (см.)

Ну, и вообще много всяких радостей.

Третий двор дома № 134 по Невскому проспекту (или первый — дома № 21 по 2 Советской). Читать далее →