будто ниоткуда вынутый
через тлеющий прожог
в смутной линзе опрокинутый
появляется снежок
подпускает пара чуточку
в бело-черный фейерверк
распускает парашюточку
и спускается наверх
в небо ветхое господнее
а под тем еще одно
под исподним подысподнее
а под ним еще — свободнее
и светлее и безводнее
и — последнее оно.
XII, 2008
<от небольшого трактата о «неразменном рубле», год назад сочиненного по-немецки, а теперь приобретшего дополнительную актуальность и осуществляемого в русской версии>
злобный Карла Черномаркс
У графа Толстого Льва Николаевича была жена — правильно, Толстая Софья Андреевна, графиня, всякий знает.
У Толстого Алексея Константиновича, графа, — обратно Софья Андреевна.
А вот у Алексея Николаевича Толстого (граф он был или не граф, Толстой или не Толстой — дело темное, касаться его сейчас не будем) было четыре жены. Вторая по счету называлась Софья Исааковна Дымшиц-Толстая.
Может, Исаак — это по-русски Андрей?
Нет, Исаак — это по-русски Леонид, если судить по тому обстоятельству, что Борис Леонидович Пастернак «приблизительно до 1920 г.», как учит нас «Википедия», именовался Борисом Исааковичем.
Как ни странно, последовательное чтение всех этих в основном хорошо известных сочинений обогатило, как минимум, одним новым и неожиданным убеждением: центральным текстом ленинградской прозы 60-70 гг., наряду с «Летчиком Тютчевым» и «Абакасовым» Бориса Вахтина (помещенная здесь «Одна очень счастливая деревня» всегда находилась, в сущности, несколько в стороне) является «Летний день» Олега Григорьева. Великое сочинение, скажу прямо.
Читать далее
О ТОМ, ПОЧЕМУ ЧВИРКА НЕ МОЖЕТ ПОМОЧЬ ПОПУГАЯМ
(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)
Год дэм!.. В какой-то мере
И строго говоря…(Елена Шварц)
Die Leuchttürme tun was sie können
(Gregor Laschen)
Дре -ль? -во? -наж?
Слова не любят продолженья –
Дре- скок в чужой язык: dreht durch! –
Неважно – все это не много значит.
Маячит смысл на маяке, бессвязен океан.
Что могут маяки?
Маячит смысл для моряков –
На маяках. Нет? Тем лучше.
Рябь мира, моря восхожденье
Язык щекочут кровожадно.
Неумное какое наважденье –
Петардно, пестроядно, шоколадно.
Над темным океаном Чвирик,
Но он не знает наших слов,
Иначе, Лена, попугаю
Помочь бы Чвирик был готов.
Иначе зарыдала б Чвирка
И унесла б в свой дом крылатый
Комочек красно-золотистый
Зеленый и голубоватый.
В дополнение к моей давней записи (собственно, это три записи, но две из них в основном заняты выписками и здесь на них даны ссылки) о Пумпянском прелестная характеристика, данная Ивановым-Разумником в письме Андрею Белому от 7 декабря 1923 года:
С треском вылетел Л. В. Пумпянский, после большого скандала на заседании; этому я тоже был рад, так как он, хотя и тонкий, и кружевной, но очень противный в самой своей сути, православный иезуит из еврейских выкрестов.
Искренне благодарен Игорю Гулину (gulinoty) за сообщение цитаты и позже за любезное уточнение источника (в книжке переписки Белого и Разумника — с. 266, но прочитано в кн. В. Белоуса «Вольфила»).
ноябрьская колонка вашкора в берлинской газете «Der Tagesspiegel» — о Сельме Лагерлёф, ангине и о полной неуместности одного гусиного имени — вышла, оказывается, еще в прошлое воскресенье, но в сетевую версию не попала.
Ну, тогда ничего другого не остается, как смотреть передачу калгарийского..? калгарского..? телевидения о премьере спектакля «Мириам» по пьесе вашего же корреспондента. Там сверху справа ткнуть в картинку с афишкой спектакля. Очень трогательно, между прочим. Интересное начинание, говоря словами одного русско-абхазского писателя.
А вот интересно, не следует ли теперь вместо «Калгари» говорить «Калгар»? Если что, я готов. «Тифлис», «Сухум» и «Батум» мне даются совсем легко, собственно, я и всегда так говорил. «Цхинвал» осваиваю виговаривать. Вот «Гор», «Пот» и «Нью-Дель» пока что чудок тормозят.
Когда мы были в сентябре в Ленинграде, нашелся портфель со старыми бумагами — в том числе и с газетами типа «Советской Абхазии», «Советской России» и еще чего-то не менее советского. И квитанции почтовых переводов из этих газет, с гонорарами за переводы — 25 руб. 16 коп., 34 руб. 78 коп. и т. д. И вдруг я осознал, что и с абхазского, и с осетинского я переводил («…ведь эту землю кровью освятил аланский всадник, предок осетин!»), а с грузинского — никогда. Маладэц какая, как говорилось в одном старинном четверостишии*!
* (четверостишие произносилось обязательно с грузинским акцентом, автора не знаю, время — середина 80 гг.; в Москве было некоторое время очень известно, в Ленинграде — практически наоборот)
Дэвушка идет,
Бедрами качает.
Сумочку нэсет —
Маладэц какая!
ЧВИРКА ОПЬЯНЕЛА ОТ ЗИМЫ (2)
(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)
на кристаллических решетках
зимы – зима, и говорит:
пташка-ледышка упала на лапу азора – не вышло,
т. е. нет никакого обратнодвиженья,
упала и там лежит
(почему-то).
смотрит азор удивленный: крылата лодыжка.
ну, так и лети, говорит.
у Чвирки в зубах золотая минута
болит.
на вот, сера, роза –
так милая Чвирка бормочет –
азор арестован.
о Чвирик, зачем мы затеяли это движенье.
мне любы подарки твои в этом мире для плоти и крови.
но плачет азорка, своих азорят обнимая:
азор арестован.
вот серая роза зимы, вознеслась мимо крыши
бесснежной зимы бестелесной,
на лёсочке птичка-луна шарокрыла,
в лесочке она утонула,
и выла, так мило, уныло:
и смежной дури просторечье,
и велеречье снежной снасти,
и междуречье и двуречье
вороновыпуклой напасти,
отклоненье от движенья,
освобожденье от полета,
бесснежной ночи униженье,
где тьма безнежная разута –
всё это воздуха работа,
всё это господа забота,
вся эта музыка забыта,
музыка эта вся изъята.
ЧВИРКА ОПЬЯНЕЛА ОТ ЗИМЫ (1)
(из книги «Стихи о Чвирике и Чвирке»)
серёдкий профиль, свежий снег,
открыт мороз, как вернисаж,
слетает с неба табурет,
летит голубка на массаж,
в ее лёдкие перья
впутались зверья –
кроткие кторы,
которые пресные воды забыли,
а все потому что летают,
чирикают с бедного блёсткого солнца:
«куда улетела голубка?»
Чвирка глядит в золотые, как небо, сугробы:
«о франция, где твои лозы?» —
так пьяная Чвирка бормочет.
Чвирик приходит и всё на места расставляет:
посередке головы пролегает четкий профиль
тенью беса на снегу, на третьем берегу.