(из «Элегий на перемены состояний природы»)
Воздух в межгорьях грузнеющий —
Так начинается ночь
(чтоб показаться грозней — еще ей
надо его подтолочь
в вывороченно зияющей
стоптанной ступке-луне
а чтоб оказаться грозней еще — ей
надо его разволочь
по мягкой сырой и сияющей
низкопарящей луне —
но эта земля не своя еще ей,
и весь этот сад еще не).
IX, XI, 2007
МАЛЕНЬКОЕ НОЯБРЬСКОЕ ОБНОВЛЕНИЕ
СТИХИ
Игорь Булатовский. ТЧК
Евгений Ракович. ГОЛЕМ
АЛЬМАНАХ НКХ
Выпуск 17: Стихи Олега Панфила (Кишинев), Олега Асиновского (Москва), Сергея Слепухина (Екатеринбург)
Брин, блин, рыл, рыл и нарыл — слегка запоздалые новости из г. Нью-Йорка.
Или лучше так: Брин, блин, брёл, брёл и набрёл, блин.
Выдающийся русский семитолог И. М. Дьяконов вспоминает об университетеских годах и о лекциях переводчика Корана И. Ю. Крачковского. Небезынтересно его суждение о литературных достоинствах любимой книги Ф. М. Достоевского:
Лекции его были тяжелым испытанием. Он четко произносил название очередного арабского сочинения – а каждое из них, названий, представляет собой рифмующееся двустишие, совершенно бессмысленное, никакого отношения к содержанию произведения не имеющее – примерно «Ожерелие мудрых Для просвещения темнокудрых». Все это, конечно, произносилось по-арабски, а арабский я знал плохо; затем упоминался автор произведения, какой-нибудь Абдаллах ибн Фуфу Курдуби, или Мухаммед ибн Ахмад Кайравани; затем сообщалась дата старейшей рукописи, хранящейся в Эскориале или другом хранилище, цитировались мнения двух-трех арабистов о вероятной дате написания; и так далее, до конца лекции шло перечисление названий и авторов рукописей. Зарезаться! И все это без повышения и понижения голоса, без малейшего жеста. Удавиться!
Что касается Корана, то это бессмертное произведение было, как известно, записано после смерти пророка Мухаммеда со слов его учеников, наизусть хранивших его проповеди в памяти. Никто уже к тому времени не помнил, в каком порядке и даже в какой связи эти проповеди (суры) были произнесены, а никакой логической связи между ними нет, – так что премудрые главари ислама решили записать их в порядке длины каждой проповеди – начиная с самой длинной суры «Корова» и кончая самой короткой. Игнатий Юлианович счел, что для студентов лучше начинать с самых коротких сур, и в результате мы читали Коран задом наперед. Но так как весь Коран сочинен монорифмическим раёшником (рифмованной прозой), с одной сквозной рифмой на каждую проповедь, а последние суры посвящены малопонятным видениям судного дня в конце времен; а этот погонщик верблюдов, даже когда не касался судного дня, не отличался большой стройностью мышления (ни образованностью, даже по древневосточным масштабам), то все чаще наше чтение лежало в плане поэзии абсурда.
Кончилось это для меня тем, что я не выдержал и сбежал: мало того, не сдал даже экзамен В.И.Беляеву. В результате арабскому я не выучился, кроме, впрочем, фонетики и грамматики у Юшманова. Арабская грамматика – строгая и логичная, как геометрия, и я сразу запомнил ее хорошо
Солдатские кладбища винограда, конец ноября, Пфальц
Виноград хоронят стоя — то есть: стоя он похоронен. Наклоненными шеренгами — как шел на войну.
Одноногие скелеты опираются на собственный крест из легкого светлого металла. Плечи их осыпаны красно-ржавыми, буро-ржавыми и желто-ржавыми волосами, у некоторых в руках — маленькие раздавленные головы. С искривленного сапога стекает на землю вакса. Земля устлана старыми бинтами и смытыми листовками врага.
А вокруг гор шевелится сверху жемчужный туман. И меркнет, меркнет — наполняется сияющей сыростью, паровою смолой…
Ночью сквозь пустые ряды бывшего винограда видна последняя улица — расплывчато, как сквозь залитое пересеченной водою стекло.
Туда идешь, а во мгле тихонько поскрипывают с обеих сторон раздроблённые кости мертвых виноградных солдат.
ПОПРАВКА: опубликованное стихотворение Ривина «Ав» — не перевод из Кульбака, как я ошибочно понял по заголовку «РУССКИЙ ПОЭТ АЛИК РИВИН — ПЕРЕВОДЫ С ИДЭШ» (sic!), данному, очевидно, Кузьминским, а оригинальное ривинское стихотворение. За поправку благодарю Г. А. Левинтона.
Случайно — в связи со статьей о стихах Геннадия Гора, которую должен написать буквально сейчас — наткнулся на новости об Александре Ривине, от которого несколько отвлекся после того, как о нем написал:
Во-первых, в воспоминаниях И. М. Дьяконова, которые мне, к сожалению, только сейчас подвернулись, приводится, по выражению Дьяконова,» стихотворение-двустишие», на мой вкус, совершенно упоительное:
Вниз головой, вниз головой,
Грызть кукурузу мостовой.
Любопытно, что Дьяконов — замечательный ученый и великий переводчик — считает при этом нужным объяснить потенциальному читателю образ «кукурузы мостовой».
Ну и небольшой мемуар о Ривине и мешке с кошками, если кому интересно.
А во-вторых, via К. К. Кузьминский via Л. Кацис в «Лехаим» узнал, что Г. А. Левинтон опубликовал в сборнике «Стих, язык, поэзия. Памяти Михаила Леоновича Гаспарова» (М.: РГГУ, 2006) 13 стихотворений Ривина, среди которых переводы из еврейского поэта Моше Кульбака, а среди них такое, практически гениальное стихотворение под названием «Ав»:
А на крестах неверный евнух, –
Концов источнее начал,
– Собора куполов плачевных,
– Сплоченным плачем вновь к плечам.
А на крестах… А под крестами, –
Крестовой кротостью крутясь,
Скрытопрорытыми ходами,
– Крутокоготными кротами,
– Крыть, красть нескрытыми ходами
– Крик крак! Нескрытыми ходами
– Крадут, крадутся, не крадясь.
Изволь! В круженье краж плачевных
Недокружил, недокричал…
А на крестах неверный евнух
Концов источнее начал.
Должен заметить, что я продолжаю совершенно не понимать, почему, скажем, тот же Левинтон (при всей симпатии и при всем уважении к нему — как по личным его заслугам, так и по происхождению от автора бессмертного «жемчуга стакана») не подготовил давным-давно хотя бы предварительную книгу Ривина, на которого вышел раньше всех, а вместо этого публикует его раз в десятилетие «сколько оторвал» в научных сборниках, которые даже в Интернет полностью не выложены.
Может, есть у кого-нибудь? Может, все же выложено где-нибудь? Был бы признателен за информацию. Напомню, что я по-прежнему полагаю, что Ривин — поэт в четырнадцать с половиной раз более важный и серьезный (и исторически, и практически), чем все советские строчкогоны и струнодерги вместе взятые.
Кровати тоже молодцы, не легли под коварных альбиносов.
Тоже — п. ч., конечно, искушение проиграть Андорре неимоверно сильно томило достоевские души русских футболистов, мы все это понимаем — и сами такие.
Но удалось, удалось подавить в себе желание искупаться в унижении — может быть, это хороший знак.
Спасибо silversh за просветление.
И еще одна. Там в небе не клякса, а маленький соколик:
