Объявление для проживающих в районе Мюнхена

Как уже сообщалось, Ольге Мартыновой за роман «Sogar Papagaien überleben uns» присуждена малая премия им. Адальберта фон Шамиссо.

Завтра, 16 марта 2011 г., в мюнхенской «Придворной церкви Всех Святых» произойдет торжественное вручение премий Шамиссо. Туда мы завтра утром и направляемся (если не начнется забастовка на железной дороге, конечно).

А послезавтра, в мюнхенском Литературхаузе, состоится совместное выступление всех трех лауреатов под названием «Премия Адальберта фон Шамиссо»: Разные культуры — один язык», на которое желающие и приглашаются.

Что касается меня, то мои планы в этом смысле целиком зависят от профсоюза машинистов: если забастовку назначат на пятницу, как некоторые думают, то я поеду домой в четверг и на выступление не попаду, а если наоборот в четверг, то останусь до пятницы. Следите за классовой борьбой.

МАРТ ВО ФРАНКФУРТЕ

Снова топчутся по стойлу
Клены — плетеные коньки,

Снова пахнут теплой солью
Дождички из-за реки,

Пролетают облаками
Ножички из-под руки,

Снова двигают боками
Буки — клееные быки,

За горы́ горящим ложем
Щелкнул веер костяной…

Здесь будет город сейчас заложен
Мглы стремящейся стеной.

III, 2011

Читающим по-болгарски

Стихотворение «и там где неба вток…» (совсем новое, декабрьское, уже после сданной в издательство книжки) в переводе Марии Липисковой:

Бог – това е кутийка.

D. J.

и там където небето се влива
и там където светлината изтича –
в изтънелия свитък на снега
като разтворен лист…

Обстоятельства времен — 3

ЕСТЬ ГОРОД

Есть город маленький, как птичья переносица — над плоским клювом реки, под выпуклым лбом моря. Короткая морщина на неосвещенном лице; только в эту складочку светит солнце, такое ослепительно-высокое, что кажется черным.

Иногда, раз в век, птица чуть-чуть шевелит головой, будто хочет проснуться и полететь, шумно аплодируя под животом крыльями.

Но крылья защемлены на востоке и на закате, а город-переносица — тяжел не повернуть головы.

Да и куда ей лететь? и зачем? — отсюда хоть двое суток лети, никуда не долетишь и до середины…

(в поэму «Обстоятельства времен», в главу «Простое настоящее время»)

OZON.ru — Книги | Обстоятельства мест | Олег Юрьев

Если кому вдруг надо:

OZON.ru — Книги | Обстоятельства мест | Олег Юрьев | ISBN 5-86856-205-4

ДОПОЛНЕНИЕ: Вот, добрые люди сообщили, что здесь дешевле.

Для тех, кто в свое время пропустил:

блог журнала «Лехаим» выкладывает материалы, в разное время опубликованные этим замечательным журналом. Сегодня — мою прошлогоднюю статью о Бенедикте Лившице. Когда статья вышла, я, конечно, давал ссылку на сайт журнала, но, может быть, кто-нибудь пропустил и интересуется.

Кстати, уже несколько дней сижу за подготовкой книги о русской поэзии, которая, вероятно, будет называться «Заполненные зияния». В ней статья о Лившице (пожалуйста, не «Лифшице»! — «в», а не «ф»; иначе я буду писать «Лосеф»!) занимает одно из центральных мест. Возможным это оказалось после того, как (недавно) была закончена статья о стихах Павла Зальцмана, которая, Б-г попустит, в некотором недальнем времени выйдет в одном хорошем издании.

ДОПОЛНЕНИЕ:
Статья неплохая, но немного грешит «драматайзингом». И самое главное — автор автоматически переносит ситуацию второй половины ХХ в. на 1920-30-е гг. Никакой «второй культуры» в 1920-е годы не было. Была одна культура — с теми же самыми ценностями и критериями, что и до революции. Конечно, публичное существование этой культуры было несколько затруднено, но это не отменяет сказанного выше. А вот уже параллельно этой старой культуре зарождалась литература победивших варваров, которая ее впоследствии и уничтожила. 1920-е годы — это еще не совок в его классическом варианте, который, может, вообще сформировался только после Великой отечественной.

Очень забавный апломб в сочетании с не менее забавным неумением читать и сомнительными сведениями о предмете. Я ничего «автоматически» не переносил — я предложил явлению, которое считаю обнаруженным, название (и тем частично объяснение) «по смежности» — по явлению, существовавшему в других обстоятельствах и имевшему другую природу, что, естественно, и отметил. С моим предложением можно не согласиться, но с реальными аргументами, а не с помощью набора довольно абсурдных утверждений. Не говоря уже о приписывании мне того, чего не было сказано — я, например, нигде не утверждал, что «1920-е годы совок в его классическом варианте»; даже страшно себе представить, что вкладывается в это «совок в его классическом варианте»!

И к слову говоря, никаких «20-х гг.» в историко-литературном смысле не существует: первая половина и вторая половина этого десятилетия — совершенно разные эпохи. У меня речь идет о конце 20-х и начале 30-х гг., когда «официальная советская литература» уже в первичном эскизе сложилась как система (хотя, конечно, и не в том виде, как во второй половине 30-х гг., «после съезда писателей», не говоря уже о послевоенном времени. Именно во второй половине 20-х гг. представители «старой литературы» (включая сюда и авангардистов, еще в начале 20-х гг. считавшихся и бывших вполне «казенным» и пользующимся государственной поддержкой явлением) и тяготеющие к ней авторы следующих поколений, в той степени, в какой они не смогли, не захотели, не были допущены, попали в своего рода «полуподполье» с быстро образовавшимися собственными структурами.

Впрочем, обо всем этом сказано и в статье — если человек этого там не смог прочесть, а отвечает себе на собственные фантазмы, то, конечно, и это пояснение ему не поможет (поэтому в дальнейшую полемику я вступать не буду). Но, может быть, хотя бы не «рецензенту» (не знаю, кто он/она — вряд ли крупный филолог и специалист по означенному периоду; в этом случае тон был бы более корректным и менее самоуверенным: чем больше человек знает о чем-то, тем осторожнее он с полемикой), но, может быть, это дополнение поможет кому-нибудь другому — скажем, молодым критикам и литературоведам, которым следовало бы сделать процитированную запись отрицательным примером для себя — как не надо.

БЫЛ ГОРОД

I’ve never seen an ugly bridge
(из стихов Мерилин Монро)

Был город, который почти улетел,
Стал дутыми гроздами облачных тел,
Перетек в темноты колоннады.
Лишь тени подледные на жидкой земле,
Лишь птицы подлетные в небесной золе —
Пали цепи, сотлели канаты.

Его колокольни сквозили костьми
И голые кони горели из тьмы,
И ангелов бычились лица,
Когда над ночными мостами не здесь
В мерцающих шариках промзглая взвесь
В решетки пыталась налиться.

Мы úз дому вышли, он еще был —
В подшерстки деревьев вмерзающий пыл
И сизые контуры рая.
Но чуть обернулись — пространства пусты,
Лишь только ползут над рекою мосты,
Сыромятную ночь растирая.

III, 2011