Один мой друг, замечательный поэт и эссеист, любит путешествовать по России.

Письма его, рассказывающие об этих коротких путешествиях, неизменно вызывают желание бросить все и сломя голову понестись куда-нибудь в Пушкинские Горы, где в местной столовой подают яичницу «Очей очарованье».

Но вчерашний его краткий рассказ о поездке в город Боровск, весь расписанный картинами художника Овчинникова и стихами Эльвиры Частиковой, был так невыносимо прекрасен, что захотелось увидеть все это собственными глазами. В Боровск меня грехи не пускают, но фотоотчет (других путешественников, которых нельзя не поблагодарить) я сразу же нашел и даже неподалеку отсюда. Впрочем, судите сами. Какой там, на фиг, Страстной монастырь, исписанный цилиндроносными Есениным и Мариенгофом…

А на самом деле:

Случайно нашел в аппарате. Я лично считаю это фотоискусством:

Между прочим, 10.05 с. г. с 00:00 ч.:м. (по среднеевропейскому времени) поменялись правила международных чемпионатов и конкурсов: отныне первые два места автоматически вычеркиваются, обладатели их перемещаются на соответственно последнее и предпоследнее места, а победителем соревнований считается индивидуум или коллектив, занявший ТРЕТЬЕ место.

Не знали?
Да, это особо не афишировалось.

Связано же это с тем, что практика показала: первые два места на всех международных и крупных национальных состязаниях любого свойства всегда манипулированы. «Чистым» является только третье место.

Всех поздравляю!

P. S. Можно было, конечно, и проще сделать: начиная с указанной даты поменять арифметическую последовательность: сделать так, что сначала идет 3, потом 1, 2, 4, 5, 6 и т. д. Но, вероятно, Верховные Силы решили, что это привело бы к необходимости изменения некоторых физических законов, которого на этот год не планировалось.

Это я виноват, что турмалаям проиграли.
Слишком радовался, что шкод разорвали.

«Ну, вяжи его, сказали… Снова наша не взяла», как сказал кожаный пиджак с усами щеточкой.

Еще две книги Арно Шмидта: «Озерный пейзаж с Покахонтас» — маленькая повесть о «курортной любви» с одной из самых некрасивых героинь мировой литературы — и «Каменное сердце» — плутовской роман о фанатичном коллекционере статистических книг Ганноверского королевства, неожиданно превращающийся в утопию и идиллию. Впрочем, рецензий/аннотаций я писать не собираюсь, да дело и не в сюжетах и идейно-образном наполнении (хотя и то, и другое имеется и «не от худших родителей», пользуясь калькой с немецкого). Дело (для меня) в том, что написано это так, что едва ли не каждая фраза вызывает острое физическое наслаждение.

У Шмидта есть свои удивительные особенности, своего рода «тайные костяки» всех его текстов. И еще неизвестно, на чем больше держатся эти тексты — на том, на чем обычно держатся книги, или же на неотвратимо появляющихся через каждые три-четыре (а то и две-три) страницы описаниях луны. Я знаю уже пять книг Шмидта, и каждая из них наполнена описаниями луны во всех ее состояниях и положениях. И без единого самоповторения, как кажется. Честно говоря, когда я читаю Арно Шмидта, я жду не сюжетного поворота и не очередной злобно-пессимистической тирады, а очередного описания луны. Или облаков, появляющихся почти с той же регулярностью. Или деревьев. Или коня. «Каменное сердце» начинается описанием стоящего в дожде коня: «Заплаканный конь посмотрел на меня из чечевиц».

Надо сказать, как я теперь понимаю, мне очень повезло, что я почти не знал немецкого и не читал Арно Шмидта, когда сочинял (в 1992-93 гг.) свою первую книгу прозы «Прогулки при полой луне», где луна во всех ее видах появляется примерно с той же регулярностью. А также деревья. И насекомые различных пород. Вряд ли я бы стал это делать, если бы его знал. Но интересно, что «Прогулки при полой луне» выходили по-немецки два раза, в двух разных переводах, довольно обширно рецензировались, но этого — ложного, видит Бог! — влияния Арно Шмидта мне ни один рецензент не приписал. Зато одна девушка во «Frankfurter Allgemeine Zeitung» аттестовала «обезоруживающий русский цинизм» («entwaffnender russischer Zynismus»). Что она конкретно имела в виду, выяснить так и не удалось.

Во-первых, День победы.

Во-вторых, хоккей. Россия — Чехия 4:0. По этому поводу пришел в голову радостный стих: «Ура! Мы ломим, гнутся шкоды!» Тьфу-тьфу, не сглазить бы на полуфинал и финал.

В-третьих, нежмотное по отношению к своим авторам издательство «Зуркамп» прислало три книжки Арно Шмидта — одного из самых замечательных немецких писателей XX века. А может, и не только немецких. Прочитал пока только «Республику ученых» — антиутопию 1957 г. Много всего забавного, включая сюда страничное описание совокупления главного героя с юной кентаврессой в «гоминидном коридоре», образовавшемся после атомной войны. Там завелись кентавры, пауки с человеческими лицами и бабочки с человеческими же личиками, точнее, летающие маски. Все это могло бы выглядеть как научная фантастика, но не выглядит, и я задумался, почему? Только ли потому, что Шмидт пишет необыкновенно (для немца, не говоря уже о фантастах) затейливо, сложно и пластично? Может быть, не только поэтому. Что-то, вероятно, есть еще в целеполагании текста, если можно так выразиться…
Вторая, основная часть книги описывает искусственный (пловучий) остров, где собраны самые выдающиеся ученые, художники и поэты человечества. Остров разделен на две части — американскую и советскую. Ну, и все прочие сатирические радости времен холодной войны… И обратное дело — все это, кажется, обязано быть сатирическим памфлетом, но нет, не памфлет. То ли недолет, то ли перелет, но не памфлет. Удивительный, в общем, писатель.

В-четвертых, были на литературном вечере, где выступали два хороших румынских поэта — Нора Юга и Мирча Динеску — и Герта Мюллер, немецкая писательница родом из Румынии. Слушать Герту Мюллер — всегда счастье. Она, пожалуй, гениальна.

P. S. А в-пятых, нашли могилу Ирода Великого. Поскольку в средствах массовой информации комсомольского происхождения была замечена некоторая неразбериха по этому поводу, то: это не тот Ирод!
Прекрасно же другое: портрет Ирода Великого (с античной статуи)

с точки зрения Ольги Борисовны — вылитый Пушкин, а с моей точки — вылитый Путин.

всех, кроме пошедших служить врагу. Они сами лишили себя доли в победе.

В этой связи или не в этой связи — стихотворение 1979 года:
Читать далее →

Ровно год держу я у себя на подоконнике принадлежащего Виктору Александровичу Пумпянского, и хоть бы раз напомнил, намекнул, поинтересовался: «дескать, ну как, не прочли еще?» Ну, чисто ангел!

Сегодня отдам, наконец. И совесть моя станет хрустеть крыльями, как свеженакрахмаленная скатерть.

Книга, надо на прощанье заметить, устроена довольно бредово — статьи размещаются не в хронологии их сочинения, а в хронологии рассматриваемых авторов. Таким образом от невельской историософии и провинц-символизма мы сразу же переходим к ленинградскому марксобесию позднего, просветленного единственно верным учением Пумпянского. И обратно. Очередная шнапс-идея, сказал бы я, если бы меня спросили.

Уж очень много зернистых мыслей, подобных выписанным (здесь и здесь), не нашлось — автор скучнел-с.

Чтобы закруглить характеристику, вынимаю из комментариев к предыдущим выпискам свое мимолетное как бы «личное» впечатление:

«Пумпянский вообще довольно обериутский тип человека — на нижних уровнях мышления то гениален, то гениален в прутковском смысле. Отчасти «обериутский человек» отчасти «обериутский персонаж», при всей условности терминов.

На уровне «всеобъемлющих идей», однако, всегда выбирает совсем нефурычащие, сцепленные с провинциальным цивилизаторским пафосом виленского инородца, благодарного за то, что его просветили. У Бахтина этого пафоса не было, вероятно, он причислял себя к цивилизующим, а не цивилизуемым».

…как и Пушкин, Державин был поэтом центральных, руководящих идей; классики сектантами не бывают, они на службе всей страны, а не мартинистов и не декабристов.

«К истории русского классицизма». стр. 106

Почему русским поэтам так удавался докоперниканский космос — даже Ломоносову, который жил целиком интересами нового естествознания? Так ли уж решен вопрос между Птолемеем и Коперником?

Там же, стр. 107