Я тут сочиняю для одного журнальчика статью про «американские мотивы» в русском языке. На данный момент речь идет об историческом употреблении определения «американский» в бытовом языке.

Я установил пока следующие (частично пересекающиеся) области значений:

1. Нечто поддельное, дешевое, новомодное, индустриальным способом (механически или химически) в промышленных количествах изготовленное и заменяющее старое, ценное, редкое, дорогое: пример: «американское золото».

2. Нечто связанное со «странными» изобретениями конца XIX и начала XX вв. новомодные удобства и полубурлескные развлечения; примеры: «шарабан-американка• и «американские горки».

3. Вообще все странное, новомодное, диковатое в человеческих отношениях; не сочетаемое с XIX веком — пари «на американку».

Все три области значений ведут происхождение из «дотридцатых годов» (в 30-х гг. образ Америки начал радикально меняться), по большей части из нулевых-десятых годов и частично из времен НЭПа, но сохраняли свою маргинализованную речевую актуальность еще в семидесятых.

Пожалуйста, кому сходу в голову придут примеры по всем трем разрядам — напишите не обинуясь. Меня интересует в первую голову спонтанная реакция — что вспоминается сразу же. Буду очень признателен.

Если кто еще детскосадовско-школьные стишки и песенки вспомнит, кроме великих «Один американец засунул…» и «Америка — страна чудес, там негры…», — также буду премного благодарен.

И — самые ненавистные американизмы современного русского языка: «риэлтер»? «ридер»? «грант»?

Ночью проснулся от голосов на улице. Что-то там говорили и смеялись внизу по-немецки. И вдруг — впервые за 16 лет — понял, что именно эти голоса, именно этот смех я уже слышал. В детстве, часто.

И не дежавю это было никакое — в Пярну мы каждое лето снимали комнату, иногда даже на самой Ныукогуде (т. е. Советской), главной улице приморского района. Ночью я просыпался от голосов за окном. Иногда голоса были русские — тогда это были отдыхающие евреи, возвращающиеся из приморского ресторана «Раннахооне». Но чаще всего русскими эти голоса не были. Мне казалось тогда, будто говорят по-эстонски, но с какой-то странной — несглатывающей — интонацией, которой днем не было слышно. Я сквозь сон думал, что ночной эстонский язык ровнее дневного. Подходил к окну (или приподнимался на раскладушке, если спал под окном), но под фонарем никого не было, ни одной живой души. Луна зеленела сквозь облака. Фонарь синел сквозь побледневшие липы. Из санатория «Сыпрус» взволнованно визжали девки, прижатые очерствевшими от сланцев руками.

И только прошлой ночью я вспомнил и понял: говорили-то не по-эстонски на улице Ныукогуде под синим фонарем и зеленой луной, а — теперь стало мне очевидно — по-немецки. Ночью по эстляндским городам ходили — ходят наверняка и сейчас — невидимые какие-то немцы. Говорили, смеялись и пели.

Тяжело ворочались кнехты в господских постелях. Тоже слышали говор и смех бывших хозяев. И страшно им было во сне — вдруг придут и прогонят обратно, в болото.

Если вдуматься, Борис Ельцин был Моисей, выведший народ из плена египетского (причем сам был египтянин и косноязычен). Путин — конечно, Иисус Навин.

А вот кто в этой аналогии Горбачев? Пожалуй, глупый фараон, отпустивший народ погулять. Или одна из казней египетских — например, жабы?

Приехали (вчера) на побывку во Франкфурт (в понедельник уже обратно).

Получены с оказией 2 «Временника НКХ — II», 2 «Воздуха» № 4 и один сборник «Мост» по результатам одновременной премии (которой, кажется, в этом году не было?).

Вчера вечером были в гостях. Пожилой господин, родом немец, но перед войной переехавший с семьей в Швейцарию и получивший в начале 50 гг. швейцарское гражданство, рассказывал, что при призыве в швейцарскую армию должен был, как и всякий рекрут, написать вступительное сочинение. Выбирать можно было только из двух тем: «Почему я выбрал профессию своего отца» и «Почему я не выбрал профессию своего отца». Разгорелся спор: на хрена при заборе в швейцарские солдаты писать вступительное сочинение.

Наиболее убедительным кажется мне следующее соображение:

речь идет о внутренней структуре швейцарской армии, о ее делении на рода войск. В швейцарской армии существует два основных рода войск — «выбравшие профессию отца» и «не выбравшие профессию отца». Ну, и ВМФ, конечно. Вероятно, в концепции тотальной обороны Швейцарского Присяжного Товарищества первым двум родам войск отводятся совершенно разные задачи. Можно предполагать, что «не выбравшие профессию отца» будут отправлены в первое боестолкновение с ворвавшимся в Швейцарию неприятелем (по тогдашней военной доктрине, с «русскими»; уж не знаю, кто это сейчас, допускаю, что по-прежнему «русские»), а «выбравшие» останутся сидеть в бункерах и обеспечивать продолжение швейцарской нации.

Швейцарский ВМФ — не шутка, а свойственная этому народу известная предусмотрительность. Когда в результате геологических и экологических катастроф континентальная Европа отломится, и моря подступят к швейцарским горам, обнаружится, что в их сердцевине (а все швейцарские Альпы, как известно, внутри полые, выгрызенные под бункера, шахты, крепости, военные заводы и пр.) стоят давным-давно построенные и полностью оснащенные морские эскадры. Вода хлынет в доки. и Швейцария станет царицей морей.

Кажется, приходит опять пора сочинять колонки в «Дер Тагесшпигель».

Следующая должна быть про Джозефа Конрада, самого знаменитого из бердичевских капитанов. Любопытно было бы сравнить его с другим маринистом польско-ссыльного происхождения — с Александром Грином, родившимся 23 годами позже, но в остальном предлагающим любопытные параллели. Главное, конечно, — морской текст, причем подозреваю, что физическое морячество Конрада не играет в данном случае ровно никакой роли: его морские сочинения — такие же польско-алкогольные фантазмы, как зурбаганы и лиссы балаклавского лучника. Лично я Грина очень люблю, а Конрад меня всегда несколько раздражал. Есть такой фильм про Шерлока Холмса, не великая масленниковская серия, а скромный советский фильмец производства студии «Беларусьфильм». Там Шерлока Холмса играет литовский артист не помню фамилии, который в «Щите и мече» играл дядю Вилли Шварцкопфа. Так вот, довольно часто Джозеф Конрад примерно таким же надуто-бездарным образом корчит из себя англичанина, как он его себе представляет. Грин, по крайней мере, ничего из себя не корчил. Но юбилей-то не у Грина, а у Конрада.

Следующая колонка — о Карле Мае (майская потому что): «Виннету» как гомоэротическая эпопея.

А за нею — «Доктор Живаго», к 50-летию этого комикса без картинок. Нельзя все время все со всем сравнивать, да и не для немецкой это газеты, но не продуктивно ли было бы исследование этого (как открыл нам недавно Иван Толстой — а уж ему-то видней! — и ЦРУ любимого) шедевра в ряду советских подростковых бестселлеров — напр. «Двух капитанов»? Но боюсь, что придется его (т. е. не «Капитанов, а «Живагу», прошу прощения за двусмысленность, на которую мне любезно указали в комментариях) для этого дочитать. Двадцать с лишним лет назад не смог, так и не узнал, чем дело кончилось. Чур не рассказывать! А то совсем трудно будет себя усадить.

Хорошо бы все это сочинить за первую половину марта и с чистой совестью уехать на неделю в Иерусалим, где, правда, запланированы уже три выступления.

Структурно-стилистический источник и Хармса, и Введенского, если брать совокупность их текстов как единый текст (т. е. и как два единых текста, у каждого свой, и как единый текст один на двоих, на что намекал язвительный Олейников), но, конечно, преимущественно в лиродраматических опусах — не что иное как вторая часть “Фауста” Гете. По стиху, по драматическим стиховым формам, по философской, исторической и теологической проблематике — да и по дикости и нелепости говорящих персонажей, эту проблематику транспортирующих (хоры духов и прочая сволочь). Сходное наблюдение сделал (независимо от меня) Владимир Орел (“Обериуты: разговоры с Гете”, Обитаемый остров, 3, 1991, Иерусалим) — орел!

Кстати, распространенное мнение, что вторая часть «Фауста» якобы хуже первой, совершенно ошибочно. Стихи в ней едва ли не лучше. Но по переводам этого, конечно, не установишь.

Валерий Игоревич Шубинский проводит ревизию пропавших сочинений русских писателей. Дело хорошее. Мне, между прочим, покойный Борис Борисович Вахтин рассказывал году в восьмидесятом, наверно, что он, Борис Борисович, довольно точно рассчитал место, на котором могла быть закопана в Италии вторая часть «Мертвых душ». И если бы его пустили в Италию, то он бы уж это дело непременно раскопал. Но в Италию его, как известно, не пускали. Один раз пустили в Китай, но там ничего нашего, кажется, не закопано. Впрочем, если хорошо поискать…

Колонка про Лермонтова практически готова, нужно только сократить тыщонку-другую знаков. Ерунда какая!

Зато прояснились обстоятельства гибели поэта:

«Он мечтал об основании журнала и часто говорил о нем с Краевским, не одобряя направления «Отечественных записок». — «Мы должны жить своею самостоятельною жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое. Зачем нам всё тянуться за Европою и за французским. Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны. Но, поверь мне, — обращался он к Краевскому, — там на Востоке тайник богатых откровений». Хотя Лермонтов в это время часто видался с Жуковским, но литературное направление и идеалы его не удовлетворяли юного поэта. «Мы в своем журнале, — говорил он, — не будем предлагать обществу ничего переводного, а свое собственное. Я берусь к каждой книжке доставлять что-либо оригинальное, не так, как Жуковский, который всё кормит переводами, да еще не говорит, откуда берет их»».

и

«В продолжение всего вечера я наблюдал за Лермонтовым. Его обуяла какая-то лихорадочная веселость, но по временам что-то странное точно скользило на его лице; после ужина он подошел ко мне…

В. А. Соллогуб. Из воспоминаний. В кн.: В. А. Соллогуб. Воспоминания. Изд. «Academia», M.-Л., 1931, с. 399-400

Это все происходит во время последнего отпуска.

Совершенно ясно, что Белинский и вся его шарага пригородных преферансистов, до смерти испугавшись лермонтовского намерения открыть журнал, науськали недалекого Соломоныча рассказами о неких обидах (типа нанесенных Матерацци Зидану).

Помимо защиты монополии «Отечественных записок», им нужен был Лермонтов мертвый, чтобы можно было безнаказанно сочинять прогрессивно-демократический бред про «лишних людей» и чтобы в конце концов устроить Октябрьскую революцию и прочие семинаристские гадости. Особенно же отличился в этом сын Виссариона Белинского от одной усатой грузинки, Иосиф.

Половина колонки примерно готова. Завтра должен буду закончить. Жалко, не влезет туда много всего замечательного — например, история про еврейского торговца вразнос Юдку Лермана, увезшего будущую матушку М. Ю. из Тархан, нагнанного верными холопями во главе с бабушкой, побитого, крещенного, обвенчанного и прогнанного вон (или даже убитого). Кстати, эта история (ведущая свое происхождение, по всей видимости, оттуда же, откуда ведут свое происхождение все подобные истории — из одесского сквера им. Советской Армии, если я правильно вспоминаю название, где пенсионеры за шахматной доской осмысляли мир) является и объяснением, вероятно, удивившего некоторых заголовка одной из предыдущих записей.

Но что же поделаешь — всего 4000 знаков.

Перевод (Петера Урбана) по фактуре текста замечательный, хотя и не без смешных мест. Вроде слова «Gorzen», очень хорошо объясняемого в комментариях как «Bergler». Естественно, слишком большое значение придается всей кавказской кулисе. Буду объяснять, что все эти Азаматы и Бэлы не что иное, как перевод «на русские нравы» Чингачгуков и Ункасов (кстати, перевод на русский романов цикла «Кожаный Чулок» шел как раз в годы написания «ГНВ»). Но не поверит, конечно, — обидится. Да и не только он.

В послесловии страницами цитируется Виссарион Белинский! Про «лишних людей»! Нас известно кто заставлял это мычание читать, а их-то кто? Ну ладно, это риторический вопрос.

Только закончил про Роберта Вальзера, как выяснилось, что надо срочно писать про Лермонтова. Потому что Вальзер вышел такой рождественский, что иначе чем в декабре его печатать глупо.

Теперь думаю, как дурак и/или сотрудник Института русской литературы, о «Герое нашего времени».

А не является ли «Герой нашего времени» помесью Евангелия с романом про индейцев?