Середина мая, берег Майна, четыре часа пополудни. Незримая бузина
Река еще вчера была матовая и местами потертая — точно бархотка. А сегодня уже солнечно-лаковая (как бы сама собою надраена). Позеленела от деревьев, покраснела от мостов.
Наперерез восьмерке с загребным, привстав, плывет лебедь.
Всякий удушливый дух благоуханный, преимущественно от кленов, черемух, сиреней и акаций, соединился с другим, и в результате запахло мочой — то ли кошачьей, то ли ангельской. Так, кажется, пахнет бузина, но как раз бузины-то нигде и не видно.
По набережной:
пирамидки каштанов самосожглись, оставив по себе скелетики из курчавого пепла;
склизкие узкие кожуры акаций упали, будто на дереве кто-то ел баклажаны;
падубы с шипастыми листьями и прессованные тисы как стояли с прошлого лета, так и стоят,
и лишь культи лаокаонов-платанов едва начинают зеленеть — как будто из них вырастают маленькие растрепанные гнезда.
Под мостом остановился румынский цыган с аккордеоном, снял черную клеенчатую шляпу и поклонился кладке. Вероятно, здесь и стоит незримая бузина. Цыгане, как известно, поклоняются бузине. А немцы варят из нее черное тугое варенье.