Последние недели две сочинял (и здесь это слово особенно подходит — «со-чинял») пьесу по московским материалам Якоба Михаэля Рейнгольда Ленца (о нем уже упоминалось здесь, здесь и здесь). Сегодня дошел до конца первого варианта, с чем себя и поздравляю. Думал, писать вообще не придется, но со-чинением ограничиться не удалось — пришлось-таки перевести кое-какие кусочки из «Писем русского путешественника», поскольку стандартный немецкий перевод оказался нахально ужасен. Не только плох, но и крайне неточен. Особенно прекрасна манера исправлять текст, где он кажется переводчику малодостоверным — Карамзин, например, пишет, что в Дерпте мужчины и женщины ходят по улицам обнявшись, а переводчик Рихтер не верит: не может, дескать, в почтенном немецком городе происходить таковое распутство, поэтому заменяет на «под руку». А ироническую пословицу про город и норов просто опускает, как и не было ее никогда. Или, например, Лафатер целуется с Карамзиным, когда узнает, что он-то и есть его московитский «друг по переписке» — нет, это уж слишком, в переводе он его только обнимает.
Словом, пришлось самому перевести.
Но для равновесия в природе случайно перевелся в обратном направлении кусочек о мухе из замечательного произведения Ленца «О деликатности восприятия». Там главный герой все летает на воздушном шаре, и зовут его Гулливер. Но не Лемюэль, а Франц.
Das ist eine seltsame Fliege die, sie schwärmt mit Liebe um mich als ob sie meine Gedanken verstände und antwortet mit bloßen Bewegungen des Körpers auf Gedanken die ich im Kopf hatte und Probleme die mir die tiefsinnigste Messkünstler nicht auflösten. Ist das ein bloßer Automate? Großer allmächtiger Schöpfer – sie putzt sich, setzt sich in eine tiefsinnige Stellung … ey und denkt nichts? gar nichts? Stolzer Mensch! dein Stolz hindert dich zu sehen. Woher denn der Verweis den sie der Schwester giebt die sie im Denken stört? Woher dieses Umblicken nach Hülfe sobald Gefahr ist? Dieser fertige Flug der mit einer Gewissheit trifft die alle menschliche Kunst beschämt? Sie steht und setzt sich ihrem Verfolger auf den Kopf, oder fliegt ihm aus dem Gesichte. Nun weiß ich zwar nicht ob sie einen Pabst oder Bischof oder Superindendenten oder Abbt oder Archiaten hat, aber sie ist fromm denn wenn ich schlagen will fliegt sie nach meinem Crucifixe. — Wer bin ich? — Diese Fliege denkt freier und größer als ich, der sie so leichtsinnig umbringen wollte, weil sie mich etwas unsanft anrührte, als ich einschlafen wollte da ich über Pulver saß und damit arbeitete. Sie geht herum auf mir und nimmt mir ja doch nichts, wenn sie mir nichts gibt – sie lebt… ja das weiß Gott wovon sie lebt. ich sehe es nicht…
Странная это муха с любовию прогуливается вокруг меня, точно понимает мои мысли и самыми движениями тела своего отвечает на мысли, что были у меня в голове и на проблемы, кои наиглубокомысленнейшие чудомеры не превозмогли разрешить. И что же, это лишь автомат? Великий всемогущий Создатель – она умывается, принимает глубокомысленное положение… что же, и не думает ничего? Гордый человек! твоя гордыня мешает тебе видеть. Откуда же берется укора, посылаемая ею к сестре ее, развлекающей ее размышления? Откуда берутся взоры, взыскующие помощи в виду наступившей угрозы? И этот совершенный полет, производимый с уверенностью, служащей к устыжению всякого людского искусства? Она встает и садится преследователю своему на голову или же улетает от лица его. И хотя мне неизвестно, имеется ли у нее свой римский папа, или же епископ, или суперинтендант, или настоятель, или великий целитель, но она набожна, ибо, когда я желаю сотворить крест, она летит по манию моему. — А я, кто же я? — Мысли сей мухи свободнее и величественней, чем у меня, — так легкомысленно намеревавшегося ее умертвить, и всего лишь оттого, что без излишней ласкательности ко мне она прикоснулась, когда я собрался заснуть, сидючи и работая с порошком. Она ходит по мне кругом и не отнимает у меня ничего, хотя ничего и не дает — она живет… — знает один Бог, чем она живет, я этого не вижу…
