Боже, какая у них там интересная жизнь! Теперь, надо полагать, Кузмина и т. п. будут изымать из магазинов и библиотек, на границах поставят рогатки с бойцами военизированной охраны нравственности (вохранами можно их называть) на предмет досмотра, не ввозят ли приезжие какую пропаганду гомосексуализма, например, репродукцию с известной картины, изображающей Герцена с Огаревым на Ленинских горах.

Но главного, надеюсь, не забудут — это ведь дело решающее в смысле защиты питерской нравственности от пидерской пропаганды:

Необходимо в Ленинградском зоопарке приставить к вольеру с пингвинами (или где они там содержатся) Уполномоченного Представителя Закса (но не Д. М. Закса, а ленинградского горсовета). Как известно, пингвины очень склонны к гомосексуализму, поэтому всякий раз, когда они будут приниматься за это дело, тем самым его одновременно и пропагандируя (а по зоопарку ведь дети и иностранцы ходят!), Уполномоченный должен будет опускать шторку, скрывающую пингвинье безобразие от невинных очей.

Всегда считалось, что главная беда России — дороги и дураки. Дороги, может, и починят когда-нибудь, но что в этом толку, если по ним будут ездить всё те же самые болваны, какие сейчас ездят по Садовому кольцу — что те, что другие.

Не успели еще высохнуть электроны на моей записи о спектакле по моей же пьесе «Мириам» в Челябинске, где отмечалось, что и денег не дают и даже разрешения иногда не спрашивают, как выяснилось, чту упомянутая пиэса поставлена в г. Кострома театром-студией «Другое дерево».

Всё это очень мило, но почему, собственно, никто не спросил у автора разрешения? Я что, уже покойник и уже семьдесят лет покойник? Что, меня трудно найти? — в два клика в сети отыскивается адрес, по которому меня можно найти. Противновато это всё.

Отчет зрителя о позавчерашнем спектакле — радует, что спектакль живет, несмотря на возраст (идет с 2003 г.).

Вообще трудно было себе представить, когда появились первые постановки «Мириам» — в конце восьмидесятых годов — что эта пьеса будет идти. Уж очень беспомощно всё это было, меня доводила до отчаяния неспособность постановщиков и артистов понять простейшие вещи. Какие вопросы задавали — незабываемо! Один грузин в «Приюте комедианта» начинал репетировать с Томошевским «Мириам» и всё допытывался у меня, почему же она, сука такая, коленкой в пах бьет, если сама согласилась. Совсем нечестная, да? Этого он совершенно не мог понять, а стало быть и сыграть. Спектакль в «Приюте» тогда не вышел… Надо было, кстати, посоветовать Томошевскому самому сыграть все роли, включая Мириам, но это мне сейчас в голову пришло, несколько запоздало, конечно.

В общем, я считал тогда, что пьеса «неставимая». А вот же оказалось — идет и, видимо, любима народом и артистами.

Другое дело, что денег я заработал за все эти годы постановок «Мириам» в России и окрестностях всего ничего. За постановку в московских Театральных мастерских в 1990, что ли, году (реж. А. Горбань — спектакль был ужасен), получил 2200 совстских рублей от Министерства культуры РСФСР. В 90-е гг. вообще ничего не платили, разрешений не спрашивали и о постановках не сообщали, потом были какие-то вааповские крохи. Как-то попробовал с РАО объясниться насчет киевского спектакля, который идет с 1994 г., сначала по-малороссийски, потом был переведен на великорусский язык (смешно!) и так и идет до сих пор — добрая дамочка из РАО объяснила мне в письме, что я, оказывается, все деньги получил, только сам этого не заметил. И перечислила, в какие годы были переводы из Киева. А спектакль идет все годы, безо всякого моего разрешения (РАО не может его за меня выдать), возился на разные гастроли, в т. ч. заграницу… Пара знакомых из ЖЖ сулили помочь, рекомендовали каких-то чиновников и адвокатов (кому-то я даже звонил), утверждали, что у них там «в Украине» правовое государство и за авторским правом строго следят. С понятным результатом.

А в Челябинске я спекталь разрешал когда-то. Я вообще, кажется, слишком просто разрешал играть спектакли по своим пьесам. Обычно о разрешении просили, когда спектакь уже был сделан и игрался, закрыть его — означало бы отнять у людей работу нескольких месяцев, мне всегда было жалко маленькие театры, которые играют мои пьесы….

Вероятно, это было неправильно. Почему-то преимущественно на Урале и в Сибири меня играют. Кажется, единственный крупный город в Сибири, где «Мириам» не ставили — это Иркутск (может, я чего-то и не знаю — см. выше). Распутин, небось, запретил.

Смешно, что единственный раз, когда мне удалось отнять (у Озерского ТЮЗа) некоторую (очень скромную) сумму денег за разрешение на постановку — спектакль по каким-то причинам в результате не пошел.

Но до сих пор свербит, что я в свое время (1999, что ли, год) не закрыл спектакль Екатеринбургского Театрона, где постановщик ничтоже сумняшеся приписал к пьесе еще одно действие — опереточное, пошлое и бездарное.

Вообще странная «драматургическая карьера» — много постановок, переводы на языки (немецкий, французский, английский, польский, чешский) и постановки на них, а заработку — с гулькин нос. Вон, поляки в свое время хорошо заплатили за телепостановки «Мириам» и «Погрома», и немецкие авансы были приличные. Остальное же… И юная моя слава в песок ушла, что и понятно, конечно, если никаких пьес не пишешь уже почти двадцать лет. Но славы-то не жалко, славы на мой век хватит, а вот делового толку следовало бы, конечно, побольше извлекать из всей этой истории с драматургией, которая, конечно, требует отдельного мемуара — «Как я был драматургом».