Отдаляясь, меркнет снег —
подожди, пока не смерк
и не сделался дождем
— Хорошо. Подождем —

Отделяясь, меркнет снег —
подожги, чтобы не смерк
и не сделался дождем
— Хорошо. Подожжем —

I, 2007

в окончательном варианте, с эподом.

строфа (в саду)

сладкой слизью пахнет дым
кладкой глиняной захоложенный
не в упад и невподым
сада клиньями загороженный

а липы дрожат как осины
их накосо сдуты меха
цвéта измерзшейся глины
и изотлевшего мха

антистрофа (в лесу)

горькой гнилью пахнет дым
между голых стволов перевернутый
в неупад и в неподым
доннерветтером передернутый

а сосны ложатся как ели
ужé засыпáть им пора
на гладкой холодной постели
из старого серебра

эпод (в небе)

пресной пылью кружит дым

дрожащий над сизою чащей

кислой прелью виснет дым

просыпанный в воздух бренчащий

льдом золотым-голубым
над лесом и садом летящий

XII, 2006

здесь.

Что ж с того, что луна возвращается,
вещи неба в чехлах находя,
и волна, уплотняясь, вращается,
на зубцы фонарей находя, —

все под мост уходящие полосы
косо-накосо не исчесать:
нам вдыхать эти гладкие волосы,
кораблям в эту мглу исчезать.

XI, 2006

ПРОСТЫЕ СТИХИ ОБ ОДЕССЕ

глинистые голуби одесские
головы их голые и детские
душная волна из-под крыла
над горелым морем заболоченным
за холерным парком заколоченным
кукуруза дымная цвела

слава богу с этим все покончено
желтизна чулочная истончена
до запаутиненной дыры
кувырнулись голуби расстрелянные
и собаки прыгнули растерянные
в море со ступенчатой горы

палевое море взбаламученное
сгреб с причала в небо замазученное
дед в тельняшке перержавым Ψ
и давно закрылись все столовые
и давно расплылись все половые
на ступенях дрыхнувшие псы.

X, 2006

— Видишь? — разобранный надвое
гребнем светящимся пруд…
— Вижу. Как будто со дна твое
сердце достали и трут.

— Слышишь? — плесканье надводное
бедных кругов золотых…
— Слышу. Как будто на дно твое
сердце сронили — бултых —

X, 2006

В РАЮ, ДОЛЖНО БЫТЬ, СНЕГ

В раю, должно быть, снег. От сосен на пригорке
до моря черно-алого, куда закат затек.
В раю, должно быть снег. И всё — ни норки в норке,
ни галок письменных, ни белок-распустех.

В раю, должно быть, снег. И ангел-истребитель
устало барражирует сверкающий озон.
В раю, должно быть, снег. Единственный в нем житель —
в пальто расстегнутом и мертвый Аронзон.

В раю, должно быть снег. Я был над ним, пролетом.
В пыли иллюминатора косой стеной он рос.
Но из подмышки перистой пунктирным пулеметом
его отрезала цепочка черных роз.
2000

Все багряные ладони
Ветер клену пережал
И к осиновой колонне

Уходящей в полупоклоне
В полунаклоне перебежал

И маленький закат дымился на погоне
у дуба — Как погашенный пожар

Последние полки в заречье уходили
За грабом липа и за вязом бук

И под занавес огневой угодили:
Хлюп над рекой, плюх, бах, бух!

Полетел с папахи пух
Дым сверкающий набух…

— Проводили!

X, 2006

В горы тучнеющее тело
наискосок — к зерну зерно —
двуклонной россыпью влетело
двууглых ласточек звено,
и — молниею пронзено —
(как бы в бутылке, зеленó)
мгновенно — облако — сотлело.

Прощай, гора. С двуклонных крыш —
с твоих чешуйчатых террасок —
во мрак ступают через крыж
дымы в краснеющих кирасах
(за дымом — дым, за рыжим — рыж,
и нити на хвостах саврасых
горят, как и сама горишь).

Гора, прощай. По одному
огни сухие, пепелимы,
со склона скатятся в потьму,
как пух сожженный тополиный
(у павшей ласточки в дому
сомкнутся крыльев половины,
и сны — приснятся — никому).

VIII, 2006