точнее, об его стихах.

Мой последний и самый недавний старший друг. Другие умерли тоже: Борис Понизовский, Сережа Вольф, В. А. Губин, Лена Шварц, другие, в разной степени близкие…

Б. В. стал за последние года два важным для меня человеком, чей голос я постоянно слышал в уме. Он был добр ко мне и он был умен со мной.

Мне будет его очень недоставать…

Мир его праху.

липы перемещают выщемленные кривизны
кипарисы покачивают спрессованной вермишелью
падубы коченеют шипами

над пологой рекой вызелены глаза бузины
там галки зовут с золоченых дубов к веромщенью
и сжимаются елки точно их общипали

в синюю воду нагибается голубая ветла
искры бегут по боярышнику содрогая
где моя девочка ветрена и светла
кругломордая дорогая

ах успеть досчитать бы эти выстроенные тополя
инвалидные роты каштанов дождать на подмогу
плачет — наколота на ежевику — невинная тля
золотоголов болеголову подмаргивает через дорогу

VIII, 2014

И ворон, и огонь, и ветер над рекою,
И звезд холодный сонм, и пыльная луна,
И ты, прекрасная, с рыдающей рукою,
Не плачьте обо мне, забудьте имена.
Во дни безрадостные речи одичалой
Пытался я продуть дырявые меха,
И через шип и треск мне иногда кричало
Бездомное растение стиха.

И ворон на ветру, и город за оградой,
И тин соленых сом, и папортников сон,
И гром, грохочущий за тучей сизогрядой,
И золотой трамвай на мостике косом
Не вторгнутся в пузырь, молчанием налитый
И чуть вздыхающий, как бражник на руке,
С могилой маленькой, в чужой земле отрытой,
И камнем на нерусском языке.

28/VII, 2014

для полноты папки.

на книгу «Писатель как сотоварищ по выживанию».

Есть морское небольшое животное, называемоеNautilus, или корабле-образец, который при хорошей погоде выплывает наповерхность воды, вытягивает из своей спины некоторый род природного паруса ипо ветру как бы едет на воде.
С. С. Бобров. Авторское примечание к ст. “Херсонида, или Картина лучшеголетнего дня в Херсонисе Таврическом” (1798, 1804)

Рыбы пели, и рыдали,
И вытягивали краткие крыла.
Сверху тени полудённые рядами
Морей полосовали зеркала.

Рыбы-рыбы толстогубы,
Только вы не плачьте и не пойте!
Облаков оплавленные кубы
Спят, как радуга в брандспойте.

Рыбы-рыбы краткокрылы,
Только вы не пойте и не плачьте!
Облаков заплеванные брыли
Оползают по скрыпящей мачте.

Выплывай немо-корабликнаутилус,
Выдвигай мясной из тела парус,
Кабы этому и рыба научилась,
Взорвалóсь бы море и распалось!

                                                                                                            VII, 2014

В ЭТОМ ИЮЛЕ, ФРАНКФУРТ

В этом июле девушки напоминают волейболисток — в полуголых майках навыпуск и тугих трусах под самый срам. Их толстые кроткие ноги шлепают вьетнамками по затемненным лужам, где отражается черно-белое небо и косые шипастые шпицы.

Златоволосые мускулистые женщины с золочеными сумочками пахнут, пробегая мимо, как ходячие липы.

Одна, с изгибающейся одновременно во все стороны левреткой на поводке, подняла милые круглые глаза, нежно припухшие сверху и снизу, — в них светилось понимание того, что прохожие восхищаются левреткой, а не ей.

В этом июле из котельной трубы пышно поднимается белый пар и не разглядеть: в форме Статуи Свободы он поднимается или в форме Матери-Родины. Потому что он непрерывно поворачиваеся вокруг своей оси, а головой теряется в облаках.

В жестяных коробочках спят маленькие ступенчатые автомобили, радуясь темноте и прохладе. Они думают сквозь сон о родственной темноте и прохладе церквей. Орган, думают они, это велосипед, который никуда не едет, а играет фуги Баха.

В этом июле смерть ходит в дымчатых очках по аллеям и приценивается. Кролики дрожат, прижимая уши.

СМЕРТЬ ЭТО ВОКЗАЛ

Смерть — это вокзал как их строили в начале ХХ века: с куполом, сплетенным из чугунных лилий. В лилии вставлены мутные стеклушки, едва пропускающие солнце. На балках сидят распушенные голуби — как чайные бабы. В заóстренных окнах тускнут витражи, на полу потерся с гранитных плиток ориентальный узор .

Поездов нет, перроны пусты. Пассажиры сидят и лежат в главном зале на скамьях мореного дуба — кто спит (и ему снится вокзал), кто ест из кульков, поднося их к лицу, кто читает скомканную газету за прошлый век. Дети топают, но не визжат. Длинные собаки бродят между скамей, двигая поперек хода грудной клеткой. Короткие собаки дрожат на коленях у старушек в беретах. В кассу очередь, но билетов нет и никогда не было. Трансляция неразборчиво говорит на непонятных языках, иногда задыхаясь и пропадая.

Раз или два в вечность подают поезд из желтых, синих и зеленых вагонов с паровозом, выдувающим черный расширяющийся дым из черной расширяющейся трубы. Этот поезд забирает всех.