Благодаря нечеловеческой любезности kasya получены книги стихов Игоря Буренина и Сергея Дмитровского. И книга прозы Ксении Агалли, т. е. самой kasya, «Василиса и ангелы». Последняя очень смешно и местами заковыристо написана, рассказывает грустные и весьма поучительные байки о жизни львовской богемы 80 гг., в первую голову о двух вышеназванных поэтах, и может быть всячески рекомендована. Собственно, следовало бы продавать эти три книжки пакетом, под одной бандеролью (но и по отдельности, конечно, тоже).

Книжечки все московского издательства «Запасной выход» и выглядят очень забавно. Несколько напоминают советские провинциальные сборнички (прибалтийские, например), а одна даже на скрепках — столько лет я не видел книжек на скрепках, я прям даже умилился.
Читать далее →

Приятно.

Всегда с отвращением относился к «Спартаку». С того самого дня, как долговязый лысый защитник с омерзительной фамилией Ольшанский свалил метров за пять до штрафной нашего Жору Хромченкова (а может, и не Жору Хромченкова), выходившего по месту левого полусреднего один на один с вратарем. Сзади скосил! И ничего ему за это не было — Ольшанскому, защитнику лысому. Дали штрафной. А он так омерзительно склабился и подпирал поясницу вывернутыми, по-футболистски слабыми руками… И было это в начале 80 гг., я думаю.

Всегда шокировал московских знакомых этой своей неприязнью к «Спартаку». Интеллигентному человеку полагалось болеть за «Спартак». В этом было что-то наше. «Спартак» был Окуджава высшей лиги.

А когда выяснилось, что из московских команд если вообще, то я симпатизирую скорее «Динамо», на меня начинали посматривать с некоторым подозрением.

ПТИЦА КАГУ
(стихи из романа о попугаях)

Видишь: на разломе лето дождливо,
как червив бывает гриб на разломе.
За лучистой шторкой, слышишь, божий Чвирик,
чивирикает, а что – и сам не знает.

Распускают свои перья и клювы,
да ерошатся в невинном ознобе –
птица-ромб, и птица-крест, и птица-окружность,
и треугольники-птицы обе.

А птица Кагу с островка в окияне,
как напудренный вельможа в холе-пьяни.

Попугаи, попуга, попу, по,
кто их выпустил из рая (и зря)?
Перья белые щипали на груди,
перья красные ложились в борозду.

и взволнованно шагали птицы-по
на разломе швырестела земля,
и какие-то «ти-ти» или «ди-ди»
божий Чвирик чивирикал в (с)аду.

А птица Кагу, захудалый вельможа,
Смотрит, пыльную косицу ероша.

В черном сыре понавыела ворона
звездных дырок, а сама улетела.
Ворон прядал бы ушами – да нечем,
Конь закаркал бы, да нé дал бог слуха.

Неумело подпевают чивирику
птица-ромб, и птица-крест, и птица-окружность,
а треугольники-птицы обе
завистливо зависли в небе.

А птица Кагу на островке –
В сапожках красных, в величавом парике.

Стихи Валерия Шубинского в журнале ДВОЕТОЧИЕ № 3.

И, конечно,много еще чего любопытного. Например, любопытно, какого времени недатированное четверостишие Анри Волохонского:

Густа листва куста пуста
Сквозь дыры взор зелёный отфильтрован филин
Сквозь взоры дыр парит капустою распилен
В зелёный пар обычного куста

—? И как отфильтрованный филин Волохонского соотносится со сломанным и распиленным филином Александра Еременко (а тот когда сочинен?).

Впрочем, это вполне праздное любопытство.

dzaks — Дмитрий Михайлович Закс.

О ШАРГУНЧИКАХ

Встретилась сегодня на Восточнопарковой улице рекламная бочка «Пивоварня Геннингер», запряженная шестерней.

Первая пара саврасая, вторая серая, третья чубарая. Лошади (по виду пинцгауэрские тяжеловозы), сплошь завешанные по бокам какими-то ковриками с кистями и золотыми медалями размером в кофейное блюдце, шли в ногу, кивали в шею и немилосердно при этом звенели. Потом вдруг встали — все одновременно разом. Но пенная струя ударила в асфальт из-под одной только — из-под во втором ряду правой, из-под серой.

Три мужика в фольклорном обмундировании засмеялись с бочки, средний хлопнул вожжами по лошажьим бокам (крайние — ладонями по голым коленям) и вместо «Н-но» сказал «О-о». Лошади снова пошли, звеня и кивая. Но ушли недалеко: на выезде к Данцигской площади светофор загорелся красным. Взмахнули хвостами и встали.

Коровьи колокольчики, как известно, называются ботала. «А как называются коровьи колокольчики по-белорусски?» — как-то над могилой Райнера Марии Рильке в швейцарской деревне Раронь спросил я у белорусского поэта Алеся Рязанау. Тот думал, думал… долго думал… наконец, взглянул на меня укоризненно и сказал, что в Белоруссии у коров не бывает колокольчиков. Вина за это лежала — несомненно и всеочевидно — на мне. Ну, и частично еще на режиме Лукашенко.

— А вот лошадиные бубенчики называются шарhунчики, — предложил мне Алесь Рязанау паллиатив. И в доказательство привел цитату не то из Янки Купалы, не то из Рыгора Бородулина.

Пока я все это вспоминал, на светофоре дали зеленый. Лошади снова взмахнули хвостами и двинулись, звеня всеми своими шаргунчиками. За ними, оттолкнувшись от теплого фонарного столба, поехал и я — на дамском велосипеде «Пегас», тяжело вздыхающем заслуженными рессорами. Звоночек у него самопроизвольно звенел — тоже своего рода шаргунчик. Крылатый шаргунчик. Нет, однокрылый.

«Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак», — сказал Артур Шопенгауер.

«Чем больше я узнаю Россию, тем больше люблю Украину», — сказал Алексей Цветков.

Ну зачем же так обзываться?

Знаете ли вы, что птица Balaeniceps rex, по-немецки «Schuhschnabel» (т. е. «башмачный клюв») из отряда голенастых именуется по-русски китоглав. Честно говоря, еще и королевской цаплей, но это малоинтересно.

Жаль, не удалось найти картину Нестерова «Китоглав, скачущий на китоврасе». Но вот такая тоже неплоха:

Мог бы сыграть динозавра в телевизионном научпопе и заработать большие деньги.

Говорят, крупная птица, в стоячем положении имеет рост 75- 90 см; длина крыла 65-69 см. Шея у китоглава не очень длинная и толстая. Голова крупная, с небольшим и, можно сказать, неаккуратным хохлом на затылке. Не Гоголь ли это написал?

БЕДНЫЙ ЮНОША, РОВЕСНИК…

Евгений Хорват. РАСКАТАННЫЙ СЛЕПОК ЛИЦА (Стихи, проза, письма). Культурный слой, М., 2005. Составление и комментарии И. Ахметьева и В. Орлова. К 100 экз. приложен компакт-диск «Проба акустики» с авторским чтением стихов.

…но диска этого я так и не слышал. Не стал слушать. Не захотел.

Или, говоря точнее, не смог.

Побоялся услышать петушиный тенорок, дрожащий от ничего не значащей значительности и взвизгивающий от провинциального задора. Скажите мне, что это не так — я обрадуюсь и поверю. Но слушать все равно не стану.

Потому что уже от самой этой книги — прекрасной и страшной — было мне достаточно тяжко. От стихов, встающих с ее страниц. От судьбы, опускающейся на ее дно. Не хочется усугублять. Да и незачем.

* * *

Бедный юноша-ровесник… Ровесник не ровесник, но из провинциальных вундеркиндов нашего поколения, каких я видел много, а близко наблюдал как минимум двух — и почему-то оба они оказались из Львова — Евгений Хорват был, несомненно, единственный настоящий чудо-младенец. Читать далее →