Петербург — 3 (Интимные места)

click to comment
Т. н. «красивый дом» — № 11 по Колокольной. Мы там жили в коммунальной квартире (два окна слева от эркера с объявлением о продаже; в эркере жили соседи-Рывкины), пока не съехали на Староневский (я переходил в шестой класс). Дом был «красивый», поскольку со всеми своими изразцами не очень зависел от советского коммунхоза и выглядел на фоне окружающей мрачноватой облупленности нарядно и даже почти весело. Теперь это едва ли не самый затрапезный дом на всей Колокольной улице.
Читать далее

Петербург — 1 (Пока качаются фотографии)

Пока закачиваются фотографии (долгая история, их много), несколько случайных записей:

* * *

В кондитерской «Метрополь» на Садовой: Пирожное слоеное с капустой — 28 руб.

Зато на Московском проспекте обнаруживается кафе «Норд — Метрополь», торжество редундантности.

* * *

В БДТ б. им. Горького вывешен на вахте красочный плакат насчет гражданской обороны во всех ее проявлениях. В разделе «Наводнения» рекомендуется в случае соответствующего бедствия перевести скот на возвышенное место.

С подозрением оглянулись на Фонтанку.

* * *

В правилах пользования Павловским парком сообщается, что воспрещено кормить белок мучным и сладким, а также выгуливать собак всех пород. Впрочем, на этот счет есть фотографии.

* * *

Улицы (в центре, конечно) состоят почти сплошь из светящихся скелетов зданий — подсветка. В той жизни таким было только Адмиралтейство, им кончались темные проспекты, и я даже писал об этом стихи («Скелет светящийся Адмиралтейства…»), а теперь повсюду эти веселые скелеты.

Вообще город стал веселый. Легкий — будто сейчас полетит. На воздушной подушке. Главное — он стал светлый. Ночью светящийся, днем — светлый. Никогда этого не было, ни при каких строях. Это, конечно, благодаря тому, что дома сознательно и последовательно красят в светлые тона, но, кажется, не только в этом дело — какой-то новый легкий свет изнутри. Как будто он собирается жить, и лететь, и светиться.

Я бы сказал: из города Бродского он становится — почти уже стал! — городом Аронзона. Какое-то новое счастье ему открывается. «Как будто бы кто-то уходит отсюда и кто-то заходит сюда» — еще раз, но в обратных направлениях.

Тьфу-тьфу-тьфу.

Без повода

Где-то и когда-то мне приходилось уже объяснять посторонним=иногородним, что вся ленинградская литературная жизнь имеет своим прообразом, я бы даже сказал, праобразом, классическую коммунальную квартиру с ее единственной в своем роде системой отношений (московской литературной жизни положен в основу дачный поселок или кооперативный дом; но это уже другая история). В этой квартире все всех знают, но мало кто с кем разговаривает. В этой квартире пристально следят за соотношением коммунальных прав и обязанностей, в этой квартире алкоголик Мишка сидит с папиросой «Север» на рундучке в коридоре и считает, кто сколько минут отговорил по общему телефону, в случае нарушения лимита покрикивая и поторапливая. Из чистого, между прочим, чувства справедливости. Алкоголику Мишке никто никогда не звонит — все его друзья внизу, на углу Колокольной и Марата, у магазина.

Вне этого языка описания, вне понимания жестообразующих механизмов (и вне хорошего владения историей неуплаты коммунальных сборов, нарушений очередности уборки и борьбы за место квартуполномоченного) невозможно понять какие бы то ни было ленинградские литературные отношения.

И знаете что? И Бога благодарите, что вы их не понимаете. Не надо вам этого.