точнее, об его стихах.

липы перемещают выщемленные кривизны
кипарисы покачивают спрессованной вермишелью
падубы коченеют шипами

над пологой рекой вызелены глаза бузины
там галки зовут с золоченых дубов к веромщенью
и сжимаются елки точно их общипали

в синюю воду нагибается голубая ветла
искры бегут по боярышнику содрогая
где моя девочка ветрена и светла
кругломордая дорогая

ах успеть досчитать бы эти выстроенные тополя
инвалидные роты каштанов дождать на подмогу
плачет — наколота на ежевику — невинная тля
золотоголов болеголову подмаргивает через дорогу

VIII, 2014

И ворон, и огонь, и ветер над рекою,
И звезд холодный сонм, и пыльная луна,
И ты, прекрасная, с рыдающей рукою,
Не плачьте обо мне, забудьте имена.
Во дни безрадостные речи одичалой
Пытался я продуть дырявые меха,
И через шип и треск мне иногда кричало
Бездомное растение стиха.

И ворон на ветру, и город за оградой,
И тин соленых сом, и папортников сон,
И гром, грохочущий за тучей сизогрядой,
И золотой трамвай на мостике косом
Не вторгнутся в пузырь, молчанием налитый
И чуть вздыхающий, как бражник на руке,
С могилой маленькой, в чужой земле отрытой,
И камнем на нерусском языке.

28/VII, 2014

для полноты папки.

на книгу «Писатель как сотоварищ по выживанию».

Есть морское небольшое животное, называемоеNautilus, или корабле-образец, который при хорошей погоде выплывает наповерхность воды, вытягивает из своей спины некоторый род природного паруса ипо ветру как бы едет на воде.
С. С. Бобров. Авторское примечание к ст. “Херсонида, или Картина лучшеголетнего дня в Херсонисе Таврическом” (1798, 1804)

Рыбы пели, и рыдали,
И вытягивали краткие крыла.
Сверху тени полудённые рядами
Морей полосовали зеркала.

Рыбы-рыбы толстогубы,
Только вы не плачьте и не пойте!
Облаков оплавленные кубы
Спят, как радуга в брандспойте.

Рыбы-рыбы краткокрылы,
Только вы не пойте и не плачьте!
Облаков заплеванные брыли
Оползают по скрыпящей мачте.

Выплывай немо-корабликнаутилус,
Выдвигай мясной из тела парус,
Кабы этому и рыба научилась,
Взорвалóсь бы море и распалось!

                                                                                                            VII, 2014

В ЭТОМ ИЮЛЕ, ФРАНКФУРТ

В этом июле девушки напоминают волейболисток — в полуголых майках навыпуск и тугих трусах под самый срам. Их толстые кроткие ноги шлепают вьетнамками по затемненным лужам, где отражается черно-белое небо и косые шипастые шпицы.

Златоволосые мускулистые женщины с золочеными сумочками пахнут, пробегая мимо, как ходячие липы.

Одна, с изгибающейся одновременно во все стороны левреткой на поводке, подняла милые круглые глаза, нежно припухшие сверху и снизу, — в них светилось понимание того, что прохожие восхищаются левреткой, а не ей.

В этом июле из котельной трубы пышно поднимается белый пар и не разглядеть: в форме Статуи Свободы он поднимается или в форме Матери-Родины. Потому что он непрерывно поворачиваеся вокруг своей оси, а головой теряется в облаках.

В жестяных коробочках спят маленькие ступенчатые автомобили, радуясь темноте и прохладе. Они думают сквозь сон о родственной темноте и прохладе церквей. Орган, думают они, это велосипед, который никуда не едет, а играет фуги Баха.

В этом июле смерть ходит в дымчатых очках по аллеям и приценивается. Кролики дрожат, прижимая уши.

СМЕРТЬ ЭТО ВОКЗАЛ

Смерть — это вокзал как их строили в начале ХХ века: с куполом, сплетенным из чугунных лилий. В лилии вставлены мутные стеклушки, едва пропускающие солнце. На балках сидят распушенные голуби — как чайные бабы. В заóстренных окнах тускнут витражи, на полу потерся с гранитных плиток ориентальный узор .

Поездов нет, перроны пусты. Пассажиры сидят и лежат в главном зале на скамьях мореного дуба — кто спит (и ему снится вокзал), кто ест из кульков, поднося их к лицу, кто читает скомканную газету за прошлый век. Дети топают, но не визжат. Длинные собаки бродят между скамей, двигая поперек хода грудной клеткой. Короткие собаки дрожат на коленях у старушек в беретах. В кассу очередь, но билетов нет и никогда не было. Трансляция неразборчиво говорит на непонятных языках, иногда задыхаясь и пропадая.

Раз или два в вечность подают поезд из желтых, синих и зеленых вагонов с паровозом, выдувающим черный расширяющийся дым из черной расширяющейся трубы. Этот поезд забирает всех.