ТАМАРА

(стихи из романа о попугаях)

У пристани простора ночи
качаются как волнорезы
планеты, сочные кометы
и золотые дикобразы,
и спутники, и самолеты.
Там золоты, дикообразы
кустов взлетающие косы,
Там ходят козы по загону
и думают, что их забыли.
Там пахнет сеном. Там овечки,
и речки плачут в одиночку
(распущены поодиночке,
стремясь в сжимающуюся точку)
по карте мимоезжих склонов,
по бороздам моей печали –
так думал темный и крылатый,
так думал грузный и сивокрылый
сюда случайно заглянувший,
и лермонтов к нему подкрался
и прошептал: «гляди: Тамара».

Она же, косы распустивши,
сидела в башне-недогрызке
и пела, пела выше крыши
то по-грузински, то по-русски:

о джаз река моей печали
пинчона птица посредине
ту-ту, биб-биб.

о лодочка вьетнамских шапок
в прозрачном небе стрекозином
ту-ту, биб-биб.

Предисловие Н. Е. Горбаневской к книге Ольги Мартыновой «Французская библиотека».

Памяти Ани Коробовой

И вышла голая душа
в поля, в леса,
шурша неслышною травой,
и колкий иней в облаках
над поседевшею Невой,
и птичий всхлип в садах.

С иголочки, куда ни глянь,
одета зимняя земля,
такие новые поля
и непривычные леса,
и света сильная рука
тебя бросает в облака.

8.01.2008

ПТИЦЫ БРЕЮТ ПОДМЫШКИ ПЕРЕД НОЯБРЬСКИМИ
(стихи из романа о попугаях)

Засохший серпантин давно ушедшего лимона,
стол в заусенцах и глазках.
И в щелке маленький голодный насекомый,

Но этого не видно никому.

А тут еще птицы, да хоть воробьи –
клюв, перья, подмышки.
Подмышки клювами скребут, как выбривают,

но подмышек и подавно не видно никому.

Невиден сон пернатых птиц,
а утром сна слышны излишки.
А птицы лысые в клетушках, хоть летают,

Но их полет невидим никому.

Лимонной корки плесень – камень-лабрадор,
кто забыл ее с лета на дачном столе,

придет ли за ней, найдет лабрадор?

Сок осенних деревьев – скудеющий дар

многого знанья – кому?

СПРАВА? ЗА СПИНОЙ?
(стихи из романа о попугаях)

Компьютер, разумеется, компьютер,
стена, окно,
но где оно,
справа? за спиной?
странно знать, где окно
и не знать, что оно
под стеной.
Т. е. хотеть не знать, где окно.
Лес — кристальная река. Не изнутри,
с зверюшками, зверищами,
и верещаньем в чаще.
Но только то,
что видно и с дороги.
С дрог одрогших легковых.
Вот он. Вот он. Он жестяной и завитой,
залитый осенью, как лавой.
Как вывих, псих во снах своих.
Лес, лён (потухших погремушек), ручей,
лес, лён (он больше не синён), ручей.
Твичей, твичей, без многоточий,
из (т)рудных многодней.
Нельзя запомнить,
какая птица, что твердит.
Кто говорит твичей,
кто говорит тютю,
а кто молчит.

Особенно нельзя понять,
поняв, нельзя запомнить,
которая из них молчит.

а в нем поэма Ольги Мартыновой «Введенский»
и предваряющая ее статья Виктора Бейлиса «Дверь в поэзию открыта»».

Это объявление предназначено для тех, кто пропустил сообщение о появлении этого номера НЛО на его собственном сайте, и/или для тех, кто принципиально читает журналы только в «Журнальном зале».

А для любителей моего фотоискусства настоящим анонсирую скорое появление на этих страницах фотографии весьма изумительной официантки местной итальянской мороженицы. Мороженица — советское слово, обозначающее кафе с подачей мороженого в вазочках, но может служить и обозначением профессии (наряду со словом «мороженщица», которая, скажем, делает, мороженое, а мороженица его п(р)одает). Итак, скоро на этих страницах: «Прекрасная мороженица».

Но пока что я должен прочесть еще одну биографию Генриха фон Клейста.

На новом сайте «Литературная карта» открыт первый номер журнала «Воздух».

Как известно, в нем были опубликованы стихотворные подборки

Ольги Мартыновой
и
Михаила Айзенберга.

УПАВ С ВЕЛОСИПЕДА

Упав с велосипеда, знаешь вдруг:
между тобой и миром – плоть,
и так тонка, и так капризна,
что грубой и выносливой душе
она сплошная укоризна.

И знаешь вдруг,
что равен небу, лесу, полю,
как зеркало, что ли, ты –
тогда представишь ЗЕРКЛО,
чьи отраженья сначала расплывчаты,
потом и вовсе вылиты,
и брызнули на волю,
как рыбки из садка,
как мотыльки из сада,
как с неба облака,
как с облаков вода,
как Аронзона вкруг
все замелькало, смеркло.

опубликована поэма Ольги Мартыновой «Введенский», предваренная статьей В. А. Бейлиса «Дверь в поэзию открыта». Всё вместе это поставлено в журнальную рубрику «ИЗЯЩНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ: НОВАЯ НАУЧНАЯ ПОЭЗИЯ», а почему — см. в статье. Мне кажется, и по отдельности и в совокупности это важные события.

(Там в тексте поэмы какие-то значки и буквы — это как раз не «научная поэзия», а, видимо, остатки какой-то форматировки; и это еще не «Журнальный зал», а собственный сайт «НЛО»)

В ОТКРЫТОЕ ОКНО ВШАГНУЛ СИРЕНЕЙ ЗАПАХ
(стихи из романа о попугаях)

В открытое окно вшагнул сиреней запах –
Дача.

Я думаю о чвирике и чвирке –
Они уже тогда определяли звуки,
Не зная ничего, не знача.

Волк пропел три раза «мяу»,
Минутки маятник пожрал.
Толк вропел мри таза «ряу»,
Минутки маятник пожрали.

Сетка, локоть, сандалетка,
Лодыжка, запястье, ракетка.

ч – чв – чви
р – ри – рик
(так чвирка чвирика зовет)

Минуты капают в компот.

Воланчик: верхняя дуга + (только где она?) + нижняя дуга
У маятника – одна нога, сказал бы кто-нибудь.

Но я скажу: на длинной шее голова (собою вниз) – вот нижняя дуга.

И вместе это – дачный глаз.

Подумай, взять хотя бы таз:
Сегодня там варенье,
А завтра там белье.
Так у людей всегда:
Привыкнешь к ним,
Глядишь – они вранье
И пыль надлуговая.
(Так чвирка говорила).

Сиреней запах вышел из окна,
Осталась комната – одна, темна, надменна,
Как фотография не на,
Как маятник на не, но…

Лишь на обоях вечность – бесстыдна, кровавлéнна.