Где воду белую прядут
И вьивым ивам подают,
Туда плохие не придут
И серебра не подольют.

Прядясь, прядись вода, вода!
А ива сивая, присядь!
Но нет, плохие никогда
Не будут серебром писать

По золотому серебру
Среди прозрачных, вьивых зал,
Когда я, милый твой, умру,
Как ангел Аронзон сказал.

XII, 2013

Голубка беленькая, белка голубая
Скорлупка меленькая, волны колупая,
В тму влекомая, — великая скорлýпа
К тому ли вóлку волокущаяся глупо,
К волкý ли умирающему, вóлку,
Что валится на тульскую двустволку, —
Свинцовые неся ему орешки
Во тму корявую, куда отрыты брешки,
Во тму дырявую, летит-летит голубка
И по скупой реке сплавляется скорлупка.

XII, 2013

За Морской и за Тверской,
За Елисейскими полями
Ворон едет воровской
На раздымленной на паяльне.

Тьма засияла за старой
Белой ночью, спелой водой —
Где-то за Нарвской заставой
Парень идет молодой.

Далека ты, путь-дорога,
А проедешься за миг.
Дорогá ты, недотрога,
Но мы дотронемся за них.

XII, 2013

братское небо обратная твердь
утлые волны как облые горны
эй господин пошевеливай смерть
парус потягивай чорный

я угодил из гудящих афин
с круглого театра избитых ступеней
в братское поле где филин и финн
дрогнут в сугробах взаимных сопений

и убежал по заржавой лыжне
к снулым русалкам на братское море
и надо мной выдыхали в огне
горние горны последнее горе
XII, 2013

что-то сделалось с глубиной
с тёмно вздыхающей голубизной
промежду холмами —
вечер сплетается лубяной
ветер катается ледяной
и месяц поблескивает стальной
в подгрудном кармане

и резать он будет и будет он бить
всё равно тебе любить
сколько хватит
жидкого сердца и плоской луны
каменной крови едкой слюны
пока глаза твои солоны
и ветр на одном коньке катит

XI, 2013

я был твоим нощным песком
бегущим пó небу пешком
(скребущим окна что подстыли
свечением двойным) — в пустые
коры коробочки лежать —
да и куда же ему еще бежать
в том небе — спящем?

там только золото ночей
горит горé как бы огнь ничей
там птицы мертвые на сворках
там звезды в раздвоённых свертках
и я и я там — нощной песок
во мгле этих стёкол и досóк
по склонам тех стекóл и дóсок
соря трухою из папиросок
горящей — бегу

а ты не спи моя душа
я швыдко пробегу шурша
простым песком в двойном окне
и ты забудешь обо мне

XI, 2013

…тьм и мгл…
Михаил Еремин

Я был твоим ночным песком
И шел по стеклышку пешком
В песок земной.
Ты не ходи за мной
По блеску надлóмленных игл
В сухое море тьм, в глухое море мгл,
Сквозь корневищ осклизлых промежутки
Шутить со смертью шутки.

IX, 2013

Я забыл тишину — на каком языке,
Говорите, она говорила?
То ли русскую розу сжимала в руке,
То ли твóрог немецкий творила?

То ли ножик еврейский в межпальчьях мелькал,
Как дежурный обшлаг генерала?
Говорите, она была речью зеркал,
Говорите, она умирала?

Как я вышел из дóму к наклонной реке
И потек в направлении света,
Всё слабела она в темноте, тишина,
Вся под сеткой светящейся лета.

Ускакал я в огонь на зеленом жуке,
Обнуздавши рогатое рыло…

Я забыл темноту — на каком языке,
Говорите, она говорила?

VIII, 2013

неба склон закружен облаками
— зáворот зáворот заворóт —
моря склад загружен клобуками
и развеванием бород
панночка бежит щебечет каблуками
— зá город зá город в огород! —

пеночка летит щекочет голосами
— пиррихий пиррихий пиррихий хорей —
а ямбов мы не знаем сами
их только совы знают из зверей

где звезды нúзки и вязкú
на низке робко веющей
двойные сиплые свистки
в листве ночной — и в траве еще

морская брынза в небесах
бронза небесная в море
бормочет филин на басах
о гóре гóре гóре

— на горé на горé на заборе —
— на лугу на лугу на лугу —
— гу гу гу — угу —

VIII, 2013

сколько бы к дому ни плыли
ближе не делался дом
стлались железные пыли
над антарктическим льдом

слались тревожные радио
и зависали в ночи
над океаном индейским
будто бы смерти лучи

сколько мы к дому ни плыли
дальше всё делался дом
красными крыльями крыли
желтое море как дым

сплавленной крови корица
стлалась в железных морях
сами взорвали “Корейца”
нами затоплен “Варяг”

VIII, 2013