О ШАРГУНЧИКАХ

Встретилась сегодня на Восточнопарковой улице рекламная бочка «Пивоварня Геннингер», запряженная шестерней.

Первая пара саврасая, вторая серая, третья чубарая. Лошади (по виду пинцгауэрские тяжеловозы), сплошь завешанные по бокам какими-то ковриками с кистями и золотыми медалями размером в кофейное блюдце, шли в ногу, кивали в шею и немилосердно при этом звенели. Потом вдруг встали — все одновременно разом. Но пенная струя ударила в асфальт из-под одной только — из-под во втором ряду правой, из-под серой.

Три мужика в фольклорном обмундировании засмеялись с бочки, средний хлопнул вожжами по лошажьим бокам (крайние — ладонями по голым коленям) и вместо «Н-но» сказал «О-о». Лошади снова пошли, звеня и кивая. Но ушли недалеко: на выезде к Данцигской площади светофор загорелся красным. Взмахнули хвостами и встали.

Коровьи колокольчики, как известно, называются ботала. «А как называются коровьи колокольчики по-белорусски?» — как-то над могилой Райнера Марии Рильке в швейцарской деревне Раронь спросил я у белорусского поэта Алеся Рязанау. Тот думал, думал… долго думал… наконец, взглянул на меня укоризненно и сказал, что в Белоруссии у коров не бывает колокольчиков. Вина за это лежала — несомненно и всеочевидно — на мне. Ну, и частично еще на режиме Лукашенко.

— А вот лошадиные бубенчики называются шарhунчики, — предложил мне Алесь Рязанау паллиатив. И в доказательство привел цитату не то из Янки Купалы, не то из Рыгора Бородулина.

Пока я все это вспоминал, на светофоре дали зеленый. Лошади снова взмахнули хвостами и двинулись, звеня всеми своими шаргунчиками. За ними, оттолкнувшись от теплого фонарного столба, поехал и я — на дамском велосипеде «Пегас», тяжело вздыхающем заслуженными рессорами. Звоночек у него самопроизвольно звенел — тоже своего рода шаргунчик. Крылатый шаргунчик. Нет, однокрылый.