http://www.nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/1490/1509
— там же много других материалов о Генделеве (и о Парщикове). В том числе статья Майи Каганской, содержащая сенсационные сведения о Михаиле — не Генделеве, а Лермонтове. Почерпнутые, видимо, на какой-то московской кухне лет тридцать пять-сорок назад.
вызвавшей некоторую бурю статьи Ольги Мартыновой (прочтенной большинством русских читателей в переводе бестолковом)
http://www.openspace.ru/literature/events/details/12295/
По существу это, конечно, новая статья, заметно большая по объему.
Гумилев в 1907 году говорил Ане Горенко, заболевшей свинкой:
— В таком виде Вы похожи на Екатерину Великую.
Это он, конечно, комплимент сделал стесняющейся девушке — но предсказал ее судьбу. Это понятно.
Но — только что пришло в голову! — свою тоже.
Бравирующий своим «солдатством». Играющий со студийцами в пятнашки. Убитый во цвете лет. Муж Екатерины Великой.
Гумилев — Петр Третий русской поэзии?
И — какое обилие самозванцев, «псведо-Гумилевых»! Тихонов, Симонов… Аналогия выстраивается.
Только на скрипке не играл.
Я многим говорил (писал — точно), что родился в доме со стеклянной крышей на Тарасовской лице в Киеве. То есть родился-то я в роддоме, как все — но раннее детство, а также многие месяцы позднего детства, отрочества и юности провел именно там, на Тарасовской. Дом был снаружи (и сверху) в стиле модерн, но со сталинской послевоенной начинкой.
Этот дом мне недавно дважды приснился. Но как!
В первом сне он огрубел, превратившись в какое-то лабазно-заводское строение конца XIX века. Архитектурные украшения исчезли, окна уменьшились и как будто заплыли. Я постучал в одно из этих окошек. И из каждого окна стали высовываться людские головы. Это были мои прежние соседи. Но — о Господи! — какие они были дряхлые, потасканные, с какими безумными глазами. Потом стали видны их жилища. Вместо светлых квартирок с балконами, увитыми диким виноградом — загаженные конуры.
Во втором сне я сам смеялся над первым. Конечно, дом изменился в противоположную строну: стал еще наряднее после капремонта. Слишком нарядным. «Как шкафчик из ИКЕИ» — сказал я себе. И в самом деле я заметил, что дом превратился в шкафчик из ИКЕИ. Но он все уменьшался, и вот уже на месте шкафчика — картонная шкатулка, на которую неровно наклеены бумажные квадратики там, где полагается быть окнам. Я открыл шкатулку. В ней лежал альбом с фотографиями. Это были фотографии моих киевских соседей. Но следом за ним шли другие — с другими людьми из моей жизни, в этом доме и в этом городе никогда не бывавшими.Я не успел подумать о том, что они здесь делают: проснулся.
В свое время я написал в одной из статей: «девяностые годы были временем огромных возможностей, которыми бездарно воспользовались».
Господи! Да знал бы я, какие возможности даст следующее десятилетие и как ими воспользуются.
Я согласен с той мрачной оценкой литературной ситуации, которую дает Ольга Мартынова в своей, вызвавшей такую бурю статье. А ведь какие были объективные условия в 2000-2008:
1)Благополучная и стабильная экономическая ситуация
2)Практическое отсутствие цензуры (по крайней мере в печати), благожелательное равнодушие властей
3)Невозможность политической самореализации и отсутствие связанных с этим соблазнов, отвлекающих от творчества
4)Наличие блестящего и заслуженного старшего поколения, недурного среднего, диковатой, но талантливой и искренне увлеченной искусствами молодежи
Ну когда еще такое было? В дни столыпинской реакции разве что. Еще в двадцатые годы — частично.
И из всего этого вышел мало что пшик — вышла деградация, радикальное ухудшение ситуации. Почему?
Да понятно, почему.
Чем занималась в эти благословенные годы верхушка образованного сословия, за отрадным, но небольшим исключением?
Во-первых, гневно трясла крохотными кулачками перед равнодушной мордочкой «власти». Некоторые этим зарабатывали на жизнь, к ним вопросов нет. Некоторые зарабатывали самоуважение. Те и другие послушно бежали на каждый зов этой ненавистной «власти», как только она звала послужить. Но она звала редко, у нее своего говна хватало.
Во-вторых, извивалась на пупе, чтобы попасть в телевизор, дать интервью глянцевому журнальчику etc. — или хотя бы взять для такого журнальчика интервью у какой-нибудь глянцевой знаменитости.
Если говорить о литературе, то было и есть несколько программно камерных и некоммерческих публикационных проектов («Воздух», «Русский Гулливер», «Новое издательство», наша «Новая Камера хранения»). Поэзии они, так или иначе, помогли. Но не было никаких попыток отвоевать у постсоветско-мещанской словесности, у стремительно наступавшего современного «Выжигина» хотя бы малую часть издательского рынка, не было даже критического сопротивления ему.
Былые авторы «Новой русской книги» и «Нового литературного обозрения», поклонники Саши Соколова и Евгения Харитонова послушно признали, что Улицкая, Быков или Алексей Иванов — прозаики, потому что они владеют хотя бы стилистикой журнала «Юность» лучших времен, а Шаргуновы какие-нибудь и той не владеют (но тоже писатели, потому как радикальны). Все радостно объявили «День опричника» актом мужественного сопротивления «темным силам», а не актом самопродажи массовой словесности и массовому вкусу. Тем временем 90 процентов действительно, по-настоящему хорошей прозы, которую я знаю, просто не находит издателя.
Конечно, с Путиным проще воевать, чем с «ЭКСМО», «Ad Marginum’ом» и «Лимбусом». Еще можно повоевать с Марининой и Донцовой, хотя от них-то никакого вреда, они в в «словесность» не лезут, знают свое место.
Если этот процесс не остановится, если он захватит и поэзию (уже начинает) — вся та сложная модернистская культура, которая чудом возродилась в России полвека назад, исчезнет, уйдет в песок. Просто потому, что (в отличие от культуры Серебрянного Века) не породила, как оказалось, в достаточном количестве людей, способных отстаивать ее ценности в условиях, когда это не приносит никакого психологического комфорта.
Дорогие друзья! Не могли бы вы подсказать мне какие-либо материалы по количеству погибщих во время Голодомора геев (и вообще людей нетрадиционной сексуальной ориентации). Может быть у кого-то есть статистика. Или хотя бы рассказы геев-очевидцев тех событий. Понятно, что Советской властью (да, и нынешней российской) этот вопрос замалчивался. Но может быть у украинцев есть данные
Можно еще отдельно посчитать геев, погибших в Помпее во время извержения Везувия в 79 году н.э. Учитывая римские нравы, их было, должно быть, немало.
http://www.nlobooks.ru/rus/magazines/nlo/196/1419/1444/
http://liberty.ru/Themes/K-roditelyam-nashej-strany
http://magazines.russ.ru/znamia/2009/9/sh21.html:
http://magazines.russ.ru/nlo/2009/97/sh25.html