Полдень

по кровавым кирпичам
по недвижимым лучам
над октябрьскою травой
под водой и над Невой
пушка сделала бабах
испугала всех собак
разогнала птиц с креста
оборвала лист с куста:

он касается земли
не блестя и не звуча
блеск и звук уже ушли
внутрь бегущего луча

Ужас, ужас

Прочитал «Последние и первые» Нины Берберовой (в целом малосамостоятельного, но вполне пристойного прозаика). Но это…
Стопроцентный, густопсовый соцреализм, причем такого сорта, какой и в СССР-то распространился только в 1930-е годы. А это 1927 — тогда в Совдепии Гладковы и Панферовы работали покудреватее.
Значит, сюжет в том, что предприниматель-доброхот внедряет передовой опыт — приспосабливает эмигрантов к работе на земле, к выращиванию спаржи. Один из эмигрантов переживает: как же я-то буду на земле, я же хромой, старый. В развязке ему предлагают работу счетовода. Параллельно подлый советский агент Александр Адольфыч пытается охмурить чистого эмигрантского мальчика (не в том, не в том смысле охмурить! в политическом!)и увезти в Москву. Но козни врага пресечены.

То, что разрывается

То, что разрывается, назад не зашивается,
нитка не вдевается, не делает стежка.

Тот, кто обзывается, тот так и называется,
только называется неправильно пока.

Розовым и губчатым, росленьким и зубчатым
я себя не помню, да и помнить не хочу.

Тот, кто вызывается, на то и нарывается:
воздух раздувается и лапает свечу.

Жизнь ведет сквозь лопасти, не подпускает к пропасти:
из любви, от робости, не знаю почему.

Но что расшивается, уже не заживается:
с полутьмой сливается, сливается во тьму.

Наконец-то

я сформулировал свою позицию по Охта-центру.
Итак:
1) Строить то, что сейчас предлагается, конечно, нельзя, хотя сама по себе кукуруза красивая. По отношению к центру это уж очень бесцеремонно.
2) Идея о том, что на Охте ничего строить нельзя, потому что там был Ниеншанц и неолитическая стоянка — смешна.Тогда в Риме, например, вообще ничего нигде нельзя строить.
3) Предложение «строить, но пониже» сомнительно: культя, торчащая над набережными, будет еще хуже небоскреба, который, по крайности, как-то выверен в пропорциональном отношении.
4) Но можно строить — не пониже — а ПОУЖЕ. Во много раз. Хотите 400-метровую высоту? Хорошо. Но пусть это будет прозрачный шпиц, стеклянная игла (можно там разместить смотровые площадки-кафушки-магазинчики, но больше ничего; а офисы все внизу).
Такая игла (еще освещать ее надо изнутри в пасмурную погоду) не испортит панорам, а подчеркнет их. И действительно будет перекликаться с Адмиралтейством и Петропавловкой.
Городу-кораблю нужна новая мачта. Но — мачта, а не пароходная труба.

И где та лицейская сволочь?

Веревку Есенина продадут на аукционе

Это та самая веревка, которую стерег «Митька Благой» в литмузее? Как же она попала в Тамбов?
Или другая?
Я подозреваю, что веревок, на которых повесился Есенин, много. Ну, как в Средневековье соотвествующие реликвии святых существовали не в одном экземпляре.

Старые стихи

Человеку, которому они посвящены, Исааку Марковичу Ройтеру, моему деду (приемному отцу моей матери — ее удочерили семи лет, вскоре после войны; родной отец ее был репрессирован, мать умерла в эвакуации)- сегодня исполнилось бы сто лет. Это — один из главных людей в первой половине моей жизни. Хотя все хлебозаводы СССР когда-то пользовались его технологическими справочниками, едва ли кто-то, кроме меня, вспомнил сегодня о его юбилее.

Читать далее

Актуальная тема

И противники, и поборники Охта-центра не понимают простой вещи: если этот «газоскреб» построят, никакого Газпрома, никаких коммерческих офисов там лет через 50, или через 100 — не будет. Дома в этом городе сами определяют свое назначение. Построил Кваренги слишком торжественное и монументальное здание для института благородных девиц — и что там разместилось? Выстроил Ной Троцкий тяжеловесную махину для Дворца Советов у черта на куличках — и какой там Дворец Советов?

Огромная стеклянная башня, висящая над этим городом (которая сама по себе, кстати, совсем не плоха — вопрос вызывает лишь ее взаимодействие с городским контекстом) может иметь только один смысл: если из нее управляют Россией. Это значит, что если Охта-центр будет построен, президент и правительство России через n лет переедут в Петербург. Есть еще один вариант использования: под новое Адмиралтейство. В нынешнем варианте это, вероятно, какой-нибудь Роскосмос. Но уж точно не Газпром.

Не дают закрыть тему:

болото всколыхнулось так глубоко, что из его глубин вынырнуло мелкое местное Несси, похожее на облепленную бело-зелеными водорослями колоду, и вставило свои пять копеек:

http://www.actualcomment.ru/daycomment/269/

Текст, конечно, уморительный: «некая Ольга Мартынова», чуть дальше выясняется, что автор вполне осведомлен не только о личности и занятиях Мартыновой, но также о ее местожительстве и о том, кто ее муж. Выяснению отношений с которым и посвящен остаток статьи — как и целый ряд недавних текстов бедного Несси. Но двадцатилетней давности истерические обиды Топорова на Олега Юрьева никому, включая, думаю, и самого Юрьева, неинтересны.

Интересно другое. У Топорова репутация человека, из протеста против… (нужное вставить) входящего в гостиную и испражняющегося на ковер. Никто не заметил, что ситуация изменилась. Бедняга ходит под себя просто потому, что забыл о существовании сортира. Так что вопрос не к нему,а к тем, кто впускает его в гостиную и подставляет коврик. Что ОНИ хотели сказать данным текстом?

Что хотели, то и сказали. Да, власть перешла к большим коммерческим издательствам. Которые печатают то, что приносит быструю прибыль, и только это. «Когда есть просчитанный (или предугаданный) спрос». Никаких экспериментов, никакого эстетства. Стояли и на том стоим.

Таким образом, заинтересованные лица подтвердили правоту Мартыновой. Могли бы найти спичрайтера и получше, но и этот сойдет. Будем думать, что с этой ситуацией делать. Придумаем.

Тем временем

болото продолжает бурлить вокруг камня, брошенного Ольгой Мартыновой.
Например:
http://www.afisha.ru/blogcomments/5355/

Тут что характерно.

Во-первых, и «простые» поклонники Прилепина и Шаргунова, и более продвинутые читатели Улицкой и Быкова видят в любимых книгах прежде всего инструмент социальной самоидентификации. Поэтому если кому эти книги не нравятся — этим людям кажется, что их «опускают». И не лично даже, а как «социотип». Как можно увидеть в статье Мартыновой, к примеру,»глумление над деревенщиной»? Только в том случае, если ты сам мыслишь о себе не как о личности, а как о «деревенщине» или, напротив, «образованщине», и признаешь только один тип отношений: грубо-иерархический («я начальник — ты дурак»). «Я люблю Прилепина, Мартынова пишет, что Прилепин — плохой писатель, значит, она хочет сказать, что она начальник, а я дурак»- такая примерно логика.

Во-вторых, бурная реакция вызвана тем, что Мартынова «выносит сор из избы». То есть — опозорила нас перед Иностранцем, который и есть верховный судья в том, кто здесь начальник, а кто дурак.

Но это еще не все. Ничего удивительного нет в том, что человек с уровнем культуры Прилепина — знаменитый писатель. А вот критик Данилкин, который искренне не знает, что кроме советской литературы, на русском языке была и другая, в том числе в 1960-80-е годы, который считает единственной альтернативой Распутину и Бондареву позднего Битова и Виктора Ерофеева… Это — да. Сильно. Впечатляет. В советской литературе господствовал принцип: Иван Бездомный пишет стихи и прозу, критикой занимается Берлиоз. Берлиоз разных видов и идеологий: от Авербаха и Ермилова до Кожинова (ермиловского зятя, кстати) и Казинцева, но всегда человек более или менее образованный. Сейчас же, видимо, Берлиозы сосредоточились на офисной работе в издательских кабинетах, оставив критику «простецам» (и «опростившимся», вроде Топорова).

С другой стороны, «простецам», в отличие от образованных циников и начетчиков, открыта дорога к совершенствованию. Духовное преображение поэта Бездомного — плод фантазии беллетриста, однако же перевоспитание писателем Стеничем Михаила Чумандрина, зловещего рапповца по прозвищу «бешеный огурец», через посредство русской классики — исторический факт. Кто знает критика Данилкина: дайте ему почитать «Капитанскую дочку», что ли. А вдруг человека еще можно спасти?