Любопытно, что еще вчера вечером я подумал о том, что Лужков рассуждает совершенно так же, как Ходорковский в 2003 году и Саакашвили в 2008: «Не фига, не посмеют…». Чужой пример никого ничему не учит.

А вот забавно, как будут выкручиваться авторы бойких фельетонов о том, что «президент не может снять московского мэра». Вывернутся. Они как физик Я.И.Френкель, которому как-то объяснили, что только что блистательно объясненная им схема была по чьей-то небрежности перевернута. Но Френкель был гений: правильно повернутую схему он объяснил так же блистательно.

Дикая Горилла
Лялю утащила
И по тротуару
Побежала вскачь.

Выше, выше, выше,
Вот она на крыше.
На седьмом этаже
Прыгает, как мяч.

На трубу вспорхнула,
Сажи зачерпнула,
Вымазала Лялю,
Села на карниз.

Села, задремала,
Лялю покачала
И с ужасным криком
Кинулася вниз.

Вопрос: были ли среди авторов нью-йоркских комиксов выходцы из России примерно 1910-1915 годов рождения?

http://www.openspace.ru/literature/events/details/17904/

***

Я ничего в себе не изменю
Не трону миром ветреные губы
Пройдусь по темным узким авеню
Как по лесам гуляют лесорубы
Как по глазам гуляют чудеса
По Богом предназначенному кругу
И как безумец слышит голоса
Я буду слушать недруга и друга
Еще незряч еще незримо мал
Я упаду в протянутые руки
И съест меня безумный коновал
И две его смешливые подруги

1974

ОБНОВЛЕНИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ от 12 сентября 2010 г.

http://www.stosvet.net/14/shubinski/index.html

Героиню Муратовой, которую играет сама Муратова, провинциальную исполкомовскую чиновницу, зовут Валентина Ивановна.

В свое время Н.Я.Эйдельман довольно точно определил год рождения русской науки — 1737 год. В этом году профессора Миллер и Гмелин послали вместо себя в земою Камчатку студента Крашенинникова. И он начал там, стало быть, научную работу. Первые «специмены» студента Ломоносова датируются уже следующим, 1738 годом.

Так же точно можно определить год возникновения русской интеллигенции — 1665. В этом году Симеону Полоцкому, привезенному из Литвы для обучения царских детей, сочинения виршей на высокоторжественные случаи, правки церковных книг etc., поручено было поучить малость латине нескольких дьяков и подьячих из Приказа Тайных Дел. Приказ этот занимался не только непосредственно «словом и делом», контрразведкой и т.п., но также соколиной охотой и прочими особо важными и требующими засекречиванья, с точки зрения Алексея Михайловича, предметами. Но в целом это, конечно, было КГБ XVII века. И латина нужна была, вероятно, для контроля над дипломатической перепиской в первую очередь.

Так получилось, что один из дьяков, Сильвестр (тогда еще Семен Агафонович) Медведев (распространенная в России фамилия), настолько увлекся науками, что принял монашество и стал правой рукой Симеона, а после его кончины — его преемником, главой «латинской» школы московских книжников и противником приезжих греков Лихудов. Лично для него все кончилось скверно (плахой), но дело пошло. Две, три, четыре или пять (как считать) сменявших друг друга, но генетически связанных образованных сословий в этой стране — плоть от плоти любознательного особиста Сильвестра.

Забывать об этом не стоит.

Должен сказать, что лонг-лист,
как и сам принцип (авторам предлагают предложить свои тексты) не вызывает у меня негодования.

Дело в том, что премия премии рознь. Геннадий Григорьев был — по общему мнению, не разделяемому, видимо, лишь родственниками и ближайшими друзьями покойного — стихотворцем не бездарным, даже не лишенным обаяния, но очень небольшим, не второго даже, а третьего, четвертого ряда. Единственное его стихотворение, которое в свое время «прозвучало» — это фельетон о том, как «дядя Миша перестраивал сарай»(1989). Теперь представим себе, что в 1850-60-е годы родственниками какого-нибудь барона Розена или Струйского-Трилунного учреждена премия в его память. Странно было бы, если бы ее лауреатами стали Фет или Некрасов. Как есть шахматные или футбольные турниры разного уровня — есть подобное и в литературе.

Очевидно однако, что при таком формате премии состав возможных номинантов надо ограничить, чтобы вместо скромных профессионалов и культурных дилетантов не набежали явные графоманы. С другой стороны, можно понять и невинное стремление поднять свой статус, включив в список несколько известных поэтов. Разумеется, никто не ожидает, что Воденников, Кибиров или даже Алла Горбунова пришлют свои тексты на рассмотрение жюри (даже безотносительно к его персональному составу, о котором хорошо высказался Дмитрий Кузьмин). Странно было бы им бороться за премию имени Геннадия Григорьева. Но есть в этом рекламном трюке такое провинциальное простодушие, которое грех осуждать. А соревноваться будут, конечно, Сева Гуревич, Алексей Любегин, Евгений Сливкин и т.п. мастера стиха третьей лиги. И это, повторю я, справедливо.

Проблема опять-таки в составе жюри. Учитывая этот состав, не исключено, что будет предпринята попытка объявить третью лигу первой, опираясь на привычные ресурсы — лимбусовские деньги и газетный визг. И на такую правильную в принципе вещь, как плюралистичность современной литературной жизни. В тех же шахматах в свое время были чемпионы по версии ФИДЕ и по версии ПША. Ну что ж, будут (и уже есть) великие русские поэты по версии Топорова-Ахматова. По версии Оксаны Робски. По версии дворника дяди Васи.

Жаль, конечно, что один талантливый поэт, вошедший в жюри Григорьевской премии, в свое время клюнул на эту наживку — на статус «дворового чемпиона». Но что же делать, у каждого своя жизнь.