Грандиозное историческое событие

Никто не заметил, кажется, исторического события, по своему значению несоизмеримо превосходящему думские или президентские выборы.
С 2008 года в российской армии, как я понимаю, упраздняются портянки. Это сделал министр обороны из бывших мебельных торговцев при яростном сопротивлении генералов. Этот великий человек дерзко порывает с одним из фундаментальных символов российской цивилизации. Русской портянке, на минуточку, триста лет. Русский солдат в носках и ботинках — это, конечно, уже не прежний экономичный и выносливый чудо-богатырь.
У меня собственные отношения с портянкой. В армии я не служил, отделавшись тридцатидневными сборами. Мой отец, который был офицером (не строевиком, конечно, а военным инженером)накануне провел со мной практические занятия по наматыванию портянки. Через час ему показалось, что я научился.
Поскольку в армии заставляют носить портянки, родители не дали мне с собой смены носков. По приезде в город Грязовец Вологодской области выяснилось, что 1) портянки наматывать я не научился 2)мои товарищи по Финансово-экономическому институту оказались хитрее меня и наматывали портянки на носки. В общем, первой весточкой домой была телеграмма: «Пришлите носки!». К тому времени, когда они пришли, ноги мои были стерты в кровь.

Трансляция недавних выборов короля поэтов по СТС

Все-таки я проявил некоторую проницательность, еще год назад назвав Воденникова (нынешнего) современным Северянином. Но что это за жуткая блондинка (блондинка, к сожалению, только в творческом и интеллектуальном смысле), с которой он соревновался в финале? Видимо, это и есть «стратегия» — тонко флиртовать с масскультом, с «попсой» — и в конечном итоге в тяжком бою одержать победу над попсой настоящей.
Гражданская лирика Фанайловой тоже хороша. «Путин целует животик мальчику, как царь Ирод». Так смело… Прямо как Евтушенко, праотец новой искренности.

Мизантропическое

Особенность российской политической системы в том, что она удивительным образом сочетает в себе отрицательные стороны авторитарного и демократического способов правления. С одной стороны — нервическая таинственность и непредсказуемость кадровых решений, «культ личности» главы государства и т.п., с другой — разнузданная предвыборная демагогия. В результате, как сказал бы поэт эпохи Жуковского и Батюшкова,

…обонять мы можем аромат
Двух разных говн одновременно.

Совсем неожиданный сон

Мне приснилось, что умер поэт Н., и я пошел на его похороны. (В действительности я не пошел бы на похороны этого человека, которого видел три раза в жизни и чьи стихи не особенно люблю.) На похоронах появляется человек, внешне очень похожий на Виктора Кривулина (тот, кто видел Кривулина, согласится, что быть «похожим» на него трудно — он обладал более чем запоминающейся внешностью). Потом мне рассказывают, что «человека, похожего на Кривулина», видели в разных местах. Возникает слух, что Кривулин инсценировал свою смерть шесть лет назад, и что на самом деле он жив. Мы обсуждаем эти слухи с разными людьми (в том числе почему-то с критиком Борисом Рогинским).
Подобные сны иногда снятся после смерти близкого человека, но с Кривулиным у меня были отношения, скажем так, спокойно-уважительные (надеюсь, взаимно-уважительные)- не более того. И умер он давно. И я не перечитывал его и не думал о нем в последнее время.

Чествование Сосноры (вчера)

Виктор Александрович слушал речи… — не слушал, конечно, он не слышит уже четверть века: рядом с ним сидела жена и быстро все записывала, а он читал — а в конце встал и сказал: «Мне было очень приятно. Я чувствую себя не то статуей, не то павлином, не то статуей с хвостом павлина…»

СЕНТЯБРЬ 2007

Зеленые с прожелтью клены московские,
Осины – немного желтей,
Их пальцы, морщинистые и нескользкие,
С гирляндами круглых ногтей.

Над ними — заплаканных луковок олово
И башенок смешанный лес,
И косматые сумерки на голые головы
На канатах спускают с небес.

Куда открываются двери из терема,
Когда мостовые черны
И в целости диск, но изнанка утеряна
У ситной столичной луны?

И кто надзирает кремли эти новые,
Когда после тайной грозы
Московские клены на спины бубновые
Нацепляют прохожим тузы?

Не я ли уж это? Нет, это не я уже –
А были когда-то и мне
Дики и прельстительны узкие Яузы
С немыми сомами на дне.

С растерянным солнцем в ветвях пропадающий,
Чтобы вновь народиться с луной,
Чуть-чуть раздобревший, чуть-чуть увядающий,
Осинам и кленам смешной,

Спешит человечек сквозным переулочком,
Стоит человек на мосту,
И порезанным купчикам, взорванным урочкам
Больно видеть его красоту.

Он помнит, как прежде лемуры с дубинами
Гуляли по скверным местам –
Но он выбирался за круг их рубиновый
По парным чугунным шестам.

Бывало, и гордые клены московские
Жалели опальных осин,
И цеплялись их листья, широкие, скользкие,
К подошвам его мокасин.

С тех пор наворожено и нагорожено
На пять поколений вперед,
И пахнут бульвары ванильным мороженным,
Как узкий ребяческий рот.

Какою-то заняты смертью нетрудною,
Другой пустотою пусты
Тугие прошпекты над речкою трубною
И безводные эти мосты.

И взад и вперед над вечернею площадью
Ходит луч, расправляющий тьму,
Но, карие с прозеленью или прожелтью,
Очи кленов не верят ему.

«Стерва Зинка»

На днях мне попался том Зинаиды Гиппиус из «Новой Библиотеки Поэта». Мнения о ее стихах, которые я, естественно, не раз читал прежде, я не изменил: стихи Зинаида Николаевна писала по большей части средние, изредка — хорошие (одно очень хорошее — «Дьяволенок»), время от времени — очень плохие («Все кругом» по чести может быть признано сквернейшим из знаменитых русских стихотворений, опередив в этом конкурсе даже надсоновского «Страдающего брата»). Но интересного во всем этом немного.
У Зинаиды Николаевны интересна политика. Тут я почерпнул кое-что новое. Стихи 1917-1919 годов известны — они иногда оглушительно смешны («Мы стали злыми и упорными, нас не спасти — уже развел руками черными Викжель пути»; «Викжель» -это железнодорожный профсоюз), но особенно не шокируют. Другое дело — песенки, написанные в 1921 году для русских отрядов, кторые должны были наступать на Москву в авангарде польской армии. Случилось иначе, это Красная Армия пошла походом на Варшаву, тоже, правда, не особенно удачный, так что песенки З.Н. не пригодились. Однако — сохранились:

Комиссар! Комиссар!
Пуля — много чести!
Повиси-ка на петле,
На своей невесте.

Как известно, до 1917 года Мережковские были просто-таки столпами либерального истеблишмента, борцами со смертной казнью, со «столыпинскими галстуками» и пр. Предыдущие Зинаидины опыты в народно-пропагандистском (демьяно-бедновском, я бы сказал, духе), в дни Первой Мировой, были полны гуманности:

…немца ярого
Не убивайте до смерти,
Берите лучше в плен —

но немец ярый, видимо, одно, а комиссар — другое.
Да, и «Бронштейн» поминается, разумеется — это особенно забавно, если учесть, что в 1915-1917 годы Мережковские были чуть ли не главными в России специалистами по борбе с антисемитизмом.
А.В.Лавров в предисловии отмечает, что З.Н. не вполне разделала настроения своего супруга, в 1941 года сравнивавшего Гитлера с Орлеанской Девой. Однако некая связь между ее песенками 1921 и последующей политической эволюцией Мережковского налицо.
Почему все это кажется таким актуальным?