Царь или Великий князь

Как известно, в русской истории очень часто мифологемы основываются на фактах сомнительных («потемкинские деревни») или неточных («провокатор Гапон»). Так вот: как там все на самом деле было с Симеоном Бекбулатовичем?

Был он венчан на царство или только на Великое княжение?
Именовался он в документах 1575-1576 царем или великим князем?
Есть ли аутентичные документы XVI века, где он именуется «царем»? Я таких не знаю.

Это не праздный вопрос. Дело в том, что внешнеполитические акты 1575-1576 годов составлялись, сколько я помню, по-прежнему от имени «царя Ивана Васильевича». Если Симеон не именовался царем, получалось, что есть

1) Великий князь Симеон,для внутреннего употребления
2) Князь Московский Иван, который в то же время и царь (вслух в Московском государстве об этом не говорят, но все помнят).

В то же время как будто в текстах Смутного времени старик Симеон фигурирует уже как «царь» и — вроде бы — рассматривается в этот период как реальный претендент на престол.

Знает что ли об этом, например, любезный френд Усыскин, весьма сведущий в этом периоде отечественной истории?

ИЗВЕЩЕНИЕ НОВОЙ КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ

КАМЕРА ХРАНЕНИЯ — non pars sed totum

ИЗВЕЩЕНИЕ НОВОЙ КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ
ОБНОВЛЕНИЕ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ от 20 июня 2010 г.

СТИХИ
Игорь Булатовский: «О деревьях, птицах и камнях»
Татьяна Чернышева: Пять стихотворений
Валерий Шубинский: Стихи 2009-10 гг.

О СТИХАХ
О пчелах с любовью, или Жужжание в темноте: Оксана Шеина о Дмитрии Заксе
О чистом сосредоточении: Мария Игнатьева о Михаиле Айзенберге
Мир «без-«: Анастасия Бабичева об Александре Миронове
Дорогая простота: Валерий Шубинский о Вадиме Месяце

ОТДЕЛЬНОСТОЯЩИЕ РУССКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ:
Виктор Лазаревич Поляков (1881 — 1906). МАТЕРИ. Предложено В. И. Шубинским

Сетевые издания «Новой Камеры хранения»

АЛЬМАНАХ НКХ (редактор-составитель К. Я. Иванов-Поворозник)

Выпуск 32:
стихи Григория Стариковского (Нью-Йорк), Алексея Порвина (Петербург), Игоря Булатовского (Петербург), Александра Месропяна (хутор Веселый Ростовской обл.) и Валерия Шубинского (Петербург)

НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО РАЗГОВОРОВ
(редактор-составитель О. Б. Мартынова)

Выпуск 4:
Игорь Булатовский: «Вúдение видéния» (об Авроме Суцкевере)
Татьяна Чернышева: «Чем все кораллы, и цветы, и песни…» (О новонайденных переводах Э. Л. Линецкой; первая публикация восьми сонетов Шекспира и одного стихотворения Кристины Россетти)
Ольга Мартынова: Об Эльге Львовне
Валерий Шубинский: «Во мне конец/во мне начало» (об Иосифе Бродском как завершителе/начинателе)

Поздний «совок»

Для меня совершенно очевидно, что в 1970-1980-е годы в России (или недавними эмигрантами из России) создавались великие произведения искусства. Прежде всего они создавались в андеграунде. Иосиф Бродский, Елена Шварц, Саша Соколов и проч. в литературе. Михаил Шварцман, и, скажем, Александр Арефьев в живописи. Уствольская, или Шнитке, или Эдисон Денисов в музыке. Об отдельных именах можно спорить, но о какой эстетической зоне идет речь, в общем, ясно. И здесь, в области непринятого социумом «высокого искусства для немногих», эпоха вполне «конкурентоспособна».

С другой стороны, существовало народное, массовое искусство. Здесь мне тоже если не все, то очень многое нравится: сериалы вроде «Семнадцати мгновений весны» или «Места встречи», самые непритязательные песни Высоцкого («У нее, у нее на окошке герань…»), комедии Гайдая (особенно «Брильянтовая рука»). А также фольклор, граффити и проч., смыкающиеся в стихах Олег Григорьева, или совсем раннего Горбовского, или Игоря Холина с высокой культурой через голову культуры среднеинтеллигентской.

Вот именно с ней — с культурой для средних слоев интеллигенции — проблем больше всего. Окуджава, братья Стругацкие, Эльдар Рязанов, «Девять дней одного года», «Доживем до понедельника», даже Давид Самойлов или Юрий Казаков (при всех охотно признаваемых достоинствах) — все это в большей или меньшей степени раздражает. Что именно раздражает? «Роскошь полузнаний» в сочетании со страстной гордостью этими полузнаниями; социальное чванство в сочетании с тайным комплексом неполноценности; провинциальная претенциозноть; и — везде и всегда — неизменный кукиш в кармане… В диссидентской словесности кукиш из кармана вынимается, но это получается еще хуже: если у человека рука в кармане, всегда есть крошечная надежда, что там бриллиант раджи, даже если ты почти точно знаешь, что там кукиш (на этом построен художественный эффект Юрия Трифонова). А если кукиш вынут и предъявлен — увы!

Что же, несмотря на это, из «средней» (не совсем элитарной, но и не народной) советской/антисоветской культуры 1960-1980-х для меня остается? Вампилов, несомненнно. Искандер. Битов с оговорками (в том числе касающимися его принадлежности именно к этой зоне). Может быть, Довлатов, но не уверен. «Комиссар» Аскольдова. Как ни странно, у Тарковского-режиссера, несмотря на гениальные стихи его отца, остается, пожалуй, только «Зеркало». И как минимум столько же — как минимум один фильм («Неоконченная пьеса…»)остается от Никиты Сергеевича Михалкова. Это стоит помнить сейчас, после всех его пакостей и неудач.

Совсем короткий некролог

Будучи членом жюри «Триумфа» в 2002 году, Андрей Вознесенский активно добивался (и добился) присуждения этой премии Елене Шварц. Одно это (даже если отбросить сентиментальные воспоминания об отрочестве — многие ли в нашем поколении лет в двенадцать-четырнадцать не декламировали наизусть его ранние стихи?) да не будет забыто.