ИЗ МАРТОВСКОГО ДНЕВНИКА

1

АРТУР ЛУРЬЕ:

«Однажды Мандельштам уговорил меня пойти с ним к его «меценату», который соглашался издать литературный сборник, с тем чтобы напечатать в нем собственные стихи. Жил «меценат» на окраине Петербурга, за Невской заставой, где находились хлебные склады; старый, громадный купеческий дом «мецената» напоминал рогожинский дом в «Идиоте». Мы явились туда пешком, под вечер, и застали сборище знакомых и незнакомых; между прочим, там был и С. С. Прокофьев. Ночь прошла за чтением различных стихов, но центром внимания хозяина и его окружения был какой-то человек в сапогах бутылками, кафтане, длинноволосый, не то монах-расстрига, не то домашний мудрец, вроде Фомы Фомича Опискина. Человек этот приволок громадную книгу в полпуда весом, где им были записаны его изречения и назидания на все случаи жизни. Книгу эту он читал некоторое время вслух, при почтительном внимании хозяина, а Мандельштам ерзал на стуле и смотрел на меня смеющимися глазами, показывая мне, что ради издания сборника, в котором у него будет возможность напечататься, он готов все выдержать — и мецената, и его учителя жизни…»

И ведь что интересно: в первое постосоветское время ненадолго (до конца 90-х) все опять стало так — меценаты, у которых просят денег на альманахи, их придурочные друзья, их собственное графоманство и т.д.

И насколько сейчас все это кажется далеким.

Интернет и социальные сети создали совершенно новый литературный быт. Какой-то коммунистический в хорошем смысле слова. Какие альманахи, какие меценаты?

2

О ПРЕМИИ «РАЗЛИЧИЕ»

Заседая несколько лет назад в жюри премии «Дебют», я думал о том, что хорошо бы завести премию «Миттельшпиль»: молодые поэты отмечают старших. «Различие» — именно такая премия, но с практически постоянным, а не переменным составом жюри. И это очень важно. Это предусматривает и постоянство вкусов.

Так вот: что означает присуждение Олегу Юрьеву премии не мной, не Алексеем Порвиным, к примеру, а Кириллом Корчагиным и Денисом Ларионовым? Ведь это кажется совершенно несовместимым с их собственной творческой практикой. Я не говорю сейчас о качественных различиях, это дело вкуса — речь только о поэтике.

Либо эта противоположность поэтик не осознается, либо молодые поэты ищут не «предшественников», а значительные фигуры, от которых можно оттолкнуться, с которыми можно вступить в исторический спор. Если так — поздравим их с безупречным выбором.

Это неправда, что поэты подлежат суду следующего поколения. Поэты подлежат суду ВСЕХ следующих поколений, а это несколько иное. Но если следующее поколение правильно понимает, что именно главное в непосредственно предшествующих, это обеспечивает правильную (хотя и неизбежно конфликтную) преемственность литературной жизни.

Ну, и разумеется, ко всему прочему — это выход из той неловкой ситуации, которая сложилась в 2013 году в связи с Премией Андрея Белого. На суетливые попытки «не отстать от времени» дан твердый ответ. Любому времени интересны те, кто не боится от него отстать, ибо уверен в своем на него (время) незыблемом праве.

АДСКИЕ ПЕСНИ

1

С голубыми глазами безумья
Красножилыми – пьян ты, не пьян ты –
Из пологого сна в раздражительный сон
Маршируют они, музыканты.

Треугольными звуками прутьев
Вешний воздух они раздевают
И каких-то неправедных братьев
Шиповатыми «ля» избивают.

И взрастают текуче-прозрачные клетки,
По которым кричат арестанты:
Уходите, тюремщики, в тихие сны,
Ведь не вы, это мы – музыканты.

Ведь не вы, это мы, музыканты,
Ходим с полными ртами беззубья.
Мы начальники слов, мы заводчики песен,
Вожаки козловаков безлунья.

Устроители танцев, которыми воздух
И его среднесрочные гости
Друг на друга шипят и ночами не спят
От какой-то кокетливой злости.

2

Полетел в созвездье Рыбы,
Прилетел назад –
Дети стали стариками,
На меня ворчат.

О.Григорьев

Знать бы точно, куда я вернулся –
В реку, зá реку, в дом у реки?
Каждым утром, еще не проснулся –
А уже начинают ворчать мотыльки-старики,
С золотыми от смерти глазами —
Еще постареют и станут людьми.
Не ворчите, вглядитесь, мы же знакомы с вами,
Были знакомы злыми детьми.

Рыбы реют и сгорают,
Желчью полон рот –
Полон воздух послезвучий
И словесных рвот.

В небесах трепещут пятна
За сто тысяч верст –
Сходим к рыбам и обратно
В невысокий Ост.

Не ворчите¸ постойте, ведь я вам знаком,
Нас бранили одним языком,
И мы отвечали на всю послестрочную тишь
Про накажешь вперед, а потом все равно не простишь.

Рыбы все не умирают,
Не закроешь рот
Полный знаков запинанья
И наоборот.

Перелеты, перелеты
За сто тысяч верст –
Золоченые ворота
В невеликий Ост.

3

Эскаватор гремит, эскалатор бубнит
И на глобусе сонный экватор звенит.

И фиксатор горит, и оратор корит
Зависающих в эхе усатых харит.

То направо мигнули, то налево пошли
Шестиногие пули и дули в пыли.

Сто второе столетие не догорит
Над гугнявой тунгускою метеорит,

Но вот-вот догорит, загремит, зазвенит,
И разбуженный глобус ударит в зенит.