Тем временем

Опубликовано автором

болото продолжает бурлить вокруг камня, брошенного Ольгой Мартыновой.
Например:
http://www.afisha.ru/blogcomments/5355/

Тут что характерно.

Во-первых, и «простые» поклонники Прилепина и Шаргунова, и более продвинутые читатели Улицкой и Быкова видят в любимых книгах прежде всего инструмент социальной самоидентификации. Поэтому если кому эти книги не нравятся — этим людям кажется, что их «опускают». И не лично даже, а как «социотип». Как можно увидеть в статье Мартыновой, к примеру,»глумление над деревенщиной»? Только в том случае, если ты сам мыслишь о себе не как о личности, а как о «деревенщине» или, напротив, «образованщине», и признаешь только один тип отношений: грубо-иерархический («я начальник — ты дурак»). «Я люблю Прилепина, Мартынова пишет, что Прилепин — плохой писатель, значит, она хочет сказать, что она начальник, а я дурак»- такая примерно логика.

Во-вторых, бурная реакция вызвана тем, что Мартынова «выносит сор из избы». То есть — опозорила нас перед Иностранцем, который и есть верховный судья в том, кто здесь начальник, а кто дурак.

Но это еще не все. Ничего удивительного нет в том, что человек с уровнем культуры Прилепина — знаменитый писатель. А вот критик Данилкин, который искренне не знает, что кроме советской литературы, на русском языке была и другая, в том числе в 1960-80-е годы, который считает единственной альтернативой Распутину и Бондареву позднего Битова и Виктора Ерофеева… Это — да. Сильно. Впечатляет. В советской литературе господствовал принцип: Иван Бездомный пишет стихи и прозу, критикой занимается Берлиоз. Берлиоз разных видов и идеологий: от Авербаха и Ермилова до Кожинова (ермиловского зятя, кстати) и Казинцева, но всегда человек более или менее образованный. Сейчас же, видимо, Берлиозы сосредоточились на офисной работе в издательских кабинетах, оставив критику «простецам» (и «опростившимся», вроде Топорова).

С другой стороны, «простецам», в отличие от образованных циников и начетчиков, открыта дорога к совершенствованию. Духовное преображение поэта Бездомного — плод фантазии беллетриста, однако же перевоспитание писателем Стеничем Михаила Чумандрина, зловещего рапповца по прозвищу «бешеный огурец», через посредство русской классики — исторический факт. Кто знает критика Данилкина: дайте ему почитать «Капитанскую дочку», что ли. А вдруг человека еще можно спасти?

Тем временем: 31 комментарий

  1. Мартынова конечно права, но пистели вроде Сирина вскроются только лет через двадцать после вхождения в литературу, когда у них будет уже по несколько книг (написанных, но не напечатанных, как, например, у Бояшова еще недавно) за душой — но и тогда они будут интересны только немногим эстетам, которые смогут их понять. Причем понять именно для того, чтобы, как всегда это водится, спекулировать их именами. Чтобы сидеть 20 лет в подполье нужно много мужества. Что неприятнее, так это то, что многие, видя, что большинство не понимает, хорошо написана книга или нет, не хотят вместо года писать книгу четыре и больше, понимая, что это заметит только человек сто. И лично я знаю крайне мало людей, имеющих право осуждать за это молодых писателей. Но это, может быть, только потому, что у меня мало литературных знакомых.

    • У нас нет механизмов защиты писателя от прямого давления рынка (социальных гарантий то есть — но специальных, писательских). А жить по принципу — «Хочешь жить — умей продаться» — означает терять в качестве.

      • Сложно осуждать Пелевина, полностью умершего по мнению некоторых после того, как он существенно «опросился» после «Чапаева». На примере кинематографа мы уже можем наблюдать новые стратегии: хорошее кино выдает себя за попсу, а плохое — за артхаус. Наверняка есть стратегии, позволяющие пройти по краю, и задача писателя — найти гибридные формы. «Качество», понятное двум-трем сотням — сомнительное достижение. Пушкин, Гоголь, Достоевский ПОНЯТНЫ. И в то же время они вносили новое. Выписывать завитушки — не единственный путь, и тем более — выписывать завитушки без искры, только потому что до этого кто-то выписывал завитушки с искрой и сделалось принято считать, что завитушки и талант — вещи неразделимые. Вообще, в заочном споре Данилкина и Мартыновой я занимаю промежуточную позицию: писатели должны измениться, но это изменение должно быть _замечено_. На что косная литобщественность часто оказывается не способна.

        • Насчет понятности перечисленных классиков — сомнительно. Это вопрос научный и мало исследованный. То, что кажется ПОНЯТНЫМ сейчас, не было понятно при рождении. ПРосто читающей публики было в 19 веке значительно меньше и уровень ее был изначально несколько выше. Чем массовее читатель, тем ниже получается планка, увы…Сейчас интерсны — в отношении «сложности» и «популярности» Иличевский, Терехов, Славникова. Им удается «ходить по лезвию»…

        • То, что молодой писатель рассуждает таким образом — один из самых характерных симптомов. Спорить тут не о чем. Человек, полагающий, что «»качество», понятное двум-трем сотням — сомнительное достижение», что бескомпромиссно работать со словом — это «выписывать завитушки» — для меня просто принадлежит к другому цеху, другому ремеслу. Удачи Вам в Вашем цеху. Но это Ваше «Пушкин, Гоголь, Достоевский ПОНЯТНЫ» меня восхитило. Мне вот после трех десятилетий внимательнейшего чтения в них малая часть до конца понятна, и то я не уверен, а Вам — все. Молодец. Удивительное возрождение «совка» во всей его целостности.

          • Валерий Игоревич, я не говорил, что работать со словом — это выписывать завитушки. Просто работать со словом можно с искрой, а можно и без искры. И «работа со словом» без искры никого не спасет — примером из кинематографа может служить абсолютно выхолощенный «Бумажный солдат» (имитация). Литературу невозможно классифицировать по формальным признакам, она либо живая, либо нет. Живому свойственно меняться. Наверное, да, я не из того цеха, в который мне не хочется попадать — но это только потому что пока есть призрачная возможность туда не попасть. Мне просто сейчас сложно расписывать все соображения в два часа ночи, поэтому я, наверное, выражаюсь коряво, но разбирая собственные ощущения, я понимаю, что мне прежде всего хочется писать (а не быть известным итд), а не работать с языком. Литература — это не только язык, хотя без него она делается кислой. С языком работать интересно — да, но литература это не только язык, и если встанет выбор, писать ли сложным языком, или писать языком — не вытертым конечно, но не таким богаиым — то я, понимая, что литература со разбавленным языком не умрет, а без возможности писать она для меня, да, умрет, решусь пойти на разбавление языка, именно потому что литература это еще и многое другое. Я вот тут говорил с Носовым о Достоевском и, да, по малограмотности своей узнал, что он жил не так радужно, как мне (уж про-него-то) казалось. Или Довлатов не стал бы совсем другим писателем (ср. ранние его рассказы), не будь вокруг совка (которым вы меня попрекаете)? литература — это не абстрактные достижения и 100, 200 или 1000000000 читателей. Это действие, часть жизни, и — что мы пока что видим в результате? Фигль-Мигль, о котором говорит Мартынова, до сих пор не опубликован (меж тем автору, кажется, около 40!!!). Глебова предполагает заняться куклами. Самсонов пишет роман, который мог бы писать 4 года, 1(!). О Бояшове узнают, когда ему уже под 50 и у него написано штук 5 книг. Мартынова затронула действительно важную тему, и я как раз на ее стороне. Но тут сложно провести деление на белых и черных. Никакого «моего» цеха нет. И по крайней мере я не знаю тех, кто имел бы в моих глазах моральное право обвинять меня (тем более еще не очень понятно за что). Я не вижу советских достижений андеграунда. Да, я читал «коллекцию», голосовал в «Нацбесте» за Дышленко, но большинство — просто уничтожены (или вы думаете, что они пострадали — с радостью?). Приятно быть Андреем Платоновым, но только, мне кажется, не в том случае, если Андрей Платонов — это ты сам. И уж тем более странно как-то говорить о том, что Сорокин «продался». Он ведь не других продал, ему с этим и жить. Я вот лично не взялся бы кого-то судить, это как про чужой талант рассуждать «а вот был бы он у меня, я бы тогда…»

          • А что такого ужасного в жизни Платонова (кроме гибели сына, но это с его творчеством напрямую не связано)? Ну да, мало печатали. Бедно жил. Кафка тоже жил небогато. И Набоков лет до пятидесяти. Стремление много зарабатывать понятно, по-житейски. Ну тут дело в том, что для Вас важнее, деньги или творческая самореализация. Или Вы о чем-то другом? Мечты о «евтушенковской» славе — это вещи, которых я никогда не понимал, в принципе. Не понимал, почему это может быть для кого-то привлекательно.
            Ситуацию, в которой Фигля-Мигля или Глебову не издают, а издают Шаргунова, можно попытаться изменить, а можно перед ней капитулировать. Мы вот с Мартыновой и другими пытаемся изменить.

          • Мне кажется, таким образом ситуацию изменить не получится. А что до «совка» — я стараюсь ни на кого не обижаться, но вы же, например, не знаете что лежит у меня в столе, да и вообще мало обо мне знаете. Как и о Глебове, например. Я помню ваш пост — про грендланских эскимомов, что ли, писал не он: там начальник питербургского отделения коммунпартии тоннами такую пургу несет.
            Он, кстати, жаловался, что вы так и не прочли его роман — вот вам живое напоминание о изменении ситуации итп.

  3. Мартынова и права, и неправа. Права в том, что в современной прозе «майнстрим» и «стандарт» приравнены друг к другу (усилиями издателей, во многом). Но не права в том, что видит возврат старого там, где на самом деле вознило новое, которое, как к нему ни относись, нужно сначала определить. А то в едином потоке раздражения под одну гребену стригутся Прилепин и Улицкая, что вовсе неправильно. А Лев, по-моему, несколько эмоционально и несколько наивно откликнулся на эмоциональный и наивный пассаж Мартыновой. И это можно понять: в его поле зрения — издательские бренды. Авторы «альтернативных поэтик» — в данном случае, видимо, искомые, — к таковым не относятся.

  4. Валерий, я думаю, что проблема не в том- хорош или плох Прилепин или Быков. Хороша или плоха Мартынова. Просто статья слабая, детерминация директивна. Этот плох. Этот еще хуже. А поцеловать?

  6. Re: Были и другие, более интересные

    Я люблю Бориса Вахтина, Рида Грачева, Евгения Харитонова, Владимира Марамзина, Владимира Губина. Все это должно бы было стать классикой, но пока не стало. Но Петрушевская, Горенштейн — это достаточно известные авторы.

  8. Re: Были и другие, более интересные

    Соснора — большой поэт. К прозе его я отношусь неоднозначно, но это — очень интересное явление. Не только «День Будды», а книги 80-х годов — «Башня», «Дом дней». Исторические эссе тоже.

  13. Вероятно, да, выше, но я чту ее в первую очередь как мать Бориса Вахтина, которого, как писал уже, очень люблю. 🙂
    Романы Фигля-Мигля были где-то в 2004-2005 годах один в «Звезде», другой в «Неве». Действительно очень хороши.

  14. Статья О.М. попала в болевую точку. Она — говоря неприятным языком — актуальна. Допустим, это достоинство. Но дело, как мне кажется, в том, что О.М. могла бы написать действительно интересную статью. Соцреализм взял реванш — это важное заявление на 1-м этапе, как на каком-то этапе важно было сказать Сталиногитлер — одна соттона. Но проходит некотрое время, и этого уже мало: нужно либо анализировать, насколько по-разному функционировал сталинизм и нацизм, либо занять позицию не желаю копаться в вашей грязи.

    О.М. сгребает в одну кучу инерцию СОЦреалистической эстетики и давление РЫНКА. Вот если бы она (или ее ув. супруг) разобралась и изложила нам различия способов выживания элитарной литературы в соцреалистической империи и в условиях рынка, вот тогда это было бы ОЧЕНЬ интересно (мне, во всяком случае). Оба они, я думаю, в состоянии это сделать. Да только я не уверен, что это им интересно. Ну, купили Санькю, глянули по диагонали пару повестей Сенчина в ЖЗ, пару интервьюшечек. Между делом. Неужели я ошибаюсь? 😉

  15. Выход из ситуации

    Полагаю, выход из ситуации только один. Не отвлекаясь на долгие дискуссии с комсомолоидами (пишущими здесь, что нефига, мол, в подполье сиринские завитушки выводить, родине, типа, угля и стали с искоркой требуется), повышать уровень российской критики и полевого литературоведения СВОИМ ПРИСУТСТВИЕМ — то есть присутствием своих текстов. Сделать эту задачу родом аскезы. Договориться с собратьями, регулярно выступать. Регулярно! Отвоевать площадку, где тебя слышно. И капать, капать холодными каплями на череп Поприщина…

    Никакого иного выхода нет, уверяю. И ещё одно наблюдение. В спорте формируется полезное умение экономить движение, экономить силы. Без экономии движения победы не бывает, сие не менее важно, чем тренировки. Ты спокоен и собран… ты делаешь только те движения, которые нужны для победы… и сразу же переходишь к покою… ни одного лишнего шага, движения рукой, ни единого лишнего напряжения мышц. Повторяю, без этого победы не бывает! То есть вот эту тему можно было бы счесть варварски неэффективным расходованием сил Валерия и его друзей. В некоторых постах они расходуют себя на… как бы выразиться… на дураков. Но и здесь не всё потеряно. На основании вот этой вереницы (как и многих иных в ЖЖ Шубинского) можно сделать самостоятельную статью, с учетом высказанных здесь позиций, социологически характерных. Опубликовать статью. И тем самым немного раздвинуть мрак локтями.

    С Богом!

Добавить комментарий