Человеку, которому они посвящены, Исааку Марковичу Ройтеру, моему деду (приемному отцу моей матери — ее удочерили семи лет, вскоре после войны; родной отец ее был репрессирован, мать умерла в эвакуации)- сегодня исполнилось бы сто лет. Это — один из главных людей в первой половине моей жизни. Хотя все хлебозаводы СССР когда-то пользовались его технологическими справочниками, едва ли кто-то, кроме меня, вспомнил сегодня о его юбилее.

ПАМЯТИ ДЕДА

1
Der Tod ist ein Meister aus Deuschland…
P.C.

„Запрягайте бричку, и я поеду».
Раздвигаются облака, рождается синева.
Навстречу твоему кольцевому бреду
Клонится повинная голова.

Что это за синева? Не смотрит ли это мастер
Из завоеванной тобою страны?
Пули его из золота. Той же масти
Волосы жизни, его жены.

2
…каким послала
тебя назад зеленая страна
М.К.

Я шел к невидимой точке
лесостепью, после заката.

В деревнях жили только псы
цепные, с зубами в дюйм.
Они вставали и выли
на волчьи глаза
неостанавливающихся машин.

Так шел я от них той ночью.

Безвоздушное сообщение
налажено нынче с любой
областью того царства
кроме презренного междумирья.

К умершим смертью позорной
нету пути,
только я к ним добрался
и вернулся живым.

Знать бы кому, как я вышел,
не растворившись в крови
зеленой страны,
жевавшей меня на ходу
круглыми челюстями
обесцвеченных на ночь рощ.

3

(в семидесятых)

Невысокие, с маслянистыми испуганными глазами,
Теперь они — свежие камни бесконечной стены.
У каждого за спиной пыхтело бывшее пламя.
От каждого исходил чуть внятный запах вины.

Любили шутить с детьми. Любили сладкие вина,
Фронтовые рассказы, низкоголосых певцов.
Тридцать лет переваривала задастая Украина
Их улыбчивых первых жен, бородатых строгих отцов.

Некоторые припомнили. Некоторые не забыли.
Некоторые повстречали забытых с той стороны.
Некоторых размешали в растворе крови и пыли
И спрятали в мягкие камни нерушимой стены.

4

Хлеб, что пек ты, непригоден мертвым,
Горек он их плоскозубым ртам,
Страшен он трехглазым песьим мордам
И проросшим корнем вверх кустам.

Ведь народ взошедших из могилы
По-иному снедь свою печет.
У воскресших каменные жилы,
В них обратным током кровь течет,

А у мертвых голенькие очи
И упругий молодой костяк.
С каждым днем расспросы их жесточе
И нежней. Я был у них в гостях.

Хмуры и смирны они до часа:
Час придет — зеркальный Бог пожрет
Наше обескровленное мясо,
И запретный хлеб твой — в свой черед.

5
Никого не видя, мальчик шел
В.М.

В перьях метлахских тонет
Штетл твой, убитый за чужие долги.
Ветер беженский стонет,
Пойманный за полу.
Голодные автомобили
Видят облако пыли,
Чуют шаги незнакомца — мои шаги.
Кот
Дремлет на крыше.
Смеются в подвале мыши.
Грубый луч ударяет молотком по стеклу.
Незнакомец идет.

Вот такие дела.

Незнакомец идет
Сквозь тела
Обитателей пепелища
В область пустот
К недобрым знакомцам.
Все гуще вокруг пустота.
Доели мыши кота,
Только козацкий ветер еврейское злато ищет.
Звук
Плывет вслед за ним.
В тела сгущается дым,
В месиво полых ртов, сломанных ног и рук.

За спиной остается город, разрушенный гневным солнцем.

6
Голодный Старый Крым…
О.М.

В жалком детстве, в предместьи, в уродливом сне
Узкоглазую девочку звали Санэ,
И она мне впервые почуять дала
Запах женской надменности, неги и зла.

Ты сажал их в теплушки в голодном Крыму:
Кто-то пел и пищал в басовитом дыму,
А когда улетел на восток этот рев —
Возле Винницы мать твоя рухнула в ров.

Ты сжевал этот взрыв, этот всхлип, этот крик.
Но по смерти ты выучишь новый язык
И расскажешь, как долго дрожал за спиной
Скрежет сломанных звезд под упавшей луной.

7

О если б взломать изнутри этот воздух, выдув
В нем круглые дыры, но прежде, в последний час
Нарисовать на обломках сводов
Знаки того, что все же роднило нас!

Не как когда я, желая только возврата
От засветивших все пленки мертвых, стоял, как во сне, нагой
Возле этой могилы. Над нею висел человек, распятый
На молекулах крови. Но то был не он, другой.

8
Но не тем холодным сном могилы…
М.Л.

Там, где жив ты, музыка стихает
И по древним плитам раз в году
В русло пересохшее стекает
Мимо сада (что нам в том саду?).

Полный знаков иудейский воздух
Стелется раздвоенной волной.
Шепчет русские стихи о звездах
Материнский голос за спиной.

Мужу добру и благочестиву
Долог путь в родную полутьму.
Но нельзя случайному мотиву
Замолчать — не знаю, почему.

Так шагает, взглядами дорогу
Прорубая в слипшемся нигде,
Мертвый человек к живому Богу,
Как товарищ, как звезда к звезде.

май-декабрь 1998