Олег Юрьев
Стихи
Стихи и хоры последнего времени
10 x 5. Книга стихов
С мая по февраль
С апреля по апрель
С ноября по апрель
С мая по ноябрь
С декабря по апрель
2009: С марта по ноябрь
22.02.2009
2008: С апреля по октябрь
С октября по март
Стихи за июнь — сентябрь 2007 г.
03.06.2007
17.12.2006
25.05.2006
24.07.2005
04.04.2004
16.09.2002
Стихи и хоры
Слушать запись авторского чтения стихов Олега Юрьева
О стихах
ТОЛЬКО ТРОЙКИ, СУЕТА МОЯ, СУДЬБА...
(о Викторе Сосноре и его стихотворении «Догорай, моя лучина, догорай... »)
ПОСЛЕДНЯЯ ПОБЕДА СУВОРОВА
(О стихотворении С. Г. Стратановского «Суворов» и немного о суворовском тексте в русской поэзии)
ПОЭТ ВСПОМИНАНИЯ (О Евгении Рейне и его стихотворении «В Павловском парке»)
Константин Вагинов, поэт на руинах
АНАБАЗИС ФУТУРИСТА: ОТ АЛБАНСКОГО КРУЛЯ ДО ШЕСТИСТОПНОГО ЯМБА (Об Илье Зданевиче)
Николай Олейников: загадки без разгадок
БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЙ: Артур Хоминский как учебная модель по истории русского литературного модернизма
Ответ на опрос ж. "Воздух" (1, 2014) на тему о поэтической теме
Еремин, или Неуклонность (о стихах Михаила Еремина)
По ходу чтения (о книге В. Н. Топорова "Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического". М.: 1995
ИЗЛЕЧЕНИЕ ОТ ГЕНИАЛЬНОСТИ: Тихон Чурилин — лебедь и Лебядкин
БУРАТИНО РУССКОЙ ПОЭЗИИ: Сергей Нельдихен в Стране Дураков
ОБ ОЛЕГЕ ГРИГОРЬЕВЕ И ЕГО “КРАСНОЙ ТЕТРАДИ”
О СОПРОТИВЛЕНИИ МАТЕРИАЛА (О "Киреевском" Марии Степановой)
Ольга Мартынова, Олег Юрьев: ОКНО В ОКНО СО СМЕРТЬЮ (диалог о последних стихах Елены Шварц)
ВОЗМОЖНОСТЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ (о «Схолиях» Сергея Шестакова)
ЮНЫЙ АЙЗЕНБЕРГ
О МИХАИЛЕ ЕРЕМИНЕ
БЕДНЫЙ ФОФАН (о двух новых томах Новой Библиотели поэта)
О РЕЗЕРВНОЙ МИФОЛОГИИ "УЛИССА"
ЗАПОЛНЕННОЕ ЗИЯНИЕ – 3, или СОЛДАТ НЕСОЗВАННОЙ АРМИИ
ТИХИЙ РИТОР (о стихах Алексея Порвина)
ОТВЕТЫ НА ОПРОС ЖУРНАЛА "ВОЗДУХ" (2, 2010)
Человек из Буковины (посмертная Австрия Пауля Целана), к семидесятипятилетию и девяностолетию поэта
Линор Горалик: Беседа с Олегом Юрьевым
Пан или пропал
Казус Красовицкого: победа себя
«Нецикады»
Даже Бенедикт Лившиц
О лирической настоятельности советского авангарда
ИЛЬЯ РИССЕНБЕРГ: На пути к новокнаанскому языку
Свидетельство
Новая русская хамофония
Два Миронова и наоборот
Мандельштам: Параллельно-перпендикулярное десятилетие
Предисловие к кн. И. В. Булатовский, "Стихи на время", М., 2009
Действительно золотой век. О стихах Валерия Шубинского
«Библиотека поэта» как машина времени...
Об Аронзоне...
Бедный юноша, ровесник... (Об Евгении Хорвате)
О поэтах как рыбах (Об Игоре Буренине и Сергее Дмитровском)
O понятии "великий поэт": ответ на анкету журнала «Воздух», 2, 2006
Свидетельство
Рец. на кн.: Е. Шварц.
Лоция ночи
И Т. Д.
(О "Полуострове"
Игоря Булатовского)
Призрак Сергея
Вольфа
Ум
Выходящий
Заполненное зияние
Заелисейские поля
или Андрей Николев
по обе стороны Тулы
Неюбилейные мысли
Стихи с комментариями
|
|
|
|
О понятии "великий поэт": ответ на анкету журнала «Воздух», 2, 2006
Уважаемые коллеги,
журнал поэзии "Воздух" продолжает серию опросов, начатую в первом выпуске нашего издания опросом "Десять лет без Бродского". Наша новая тема - статус
великого поэта в современной культуре.
1. Понимаете ли Вы статус великого поэта скорее как выдающуюся роль автора в поэтической традиции или как исключительную степень воздействия на культуру и
общество в целом?
2. Является ли, на ваш взгляд, вакансия великого поэта (вообще - великого художника) универсалией культуры, открытой для замещения везде и всегда, - или
сама идея о том, что из всего творческого цеха считанные единицы обладают неким особым статусом, привязана к определенным этапам развития культуры и не
носит обязательного характера? Иначе говоря - возможно ли отсутствие в искусстве великих не как зияющая лакуна, требующая заполнения, а как отсутствие самой
ниши?
3. Видите ли Вы среди пишущих сегодня русских авторов кого-то, к кому
Вы готовы применить слова "великий поэт"?
4. Случалось ли Вам примерять звание великого поэта на себя? Как прошла эта примерка?
1-2. На мой личный взгляд — и этот взгляд мне уже приходилось со всей возможной определенностью высказывать (*)— понятие «великий поэт» сводится к понятию «автор великих стихов». Конечно, не(до)определенность делегируется таким образом «великим стихам», но тут я, в конце концов, могу упереться и заявить, что великими являются стихи, которые я считаю великими. Тем более, что говорим мы сейчас о другом.
Мы говорим, т. е. я говорю о том, что оперировать понятием «великий поэт», не доопределив его историко-культурно и не описав, хотя бы вкратце, какого рода великий поэт подразумевается, просто невозможно. Бессмысленно. Хуже того — наивно.
Разные культуры вкладывают в это понятие (как, впрочем, и в большинство других) совершенно различные не только смыслы, но и — что, может быть, гораздо важнее — образы. А поскольку в одно и то же время в одном и том же обществе может существовать (а обычно и существует) несколько (борющихся между собой) культур, то и образов «великого поэта» может существовать несколько, причем радикально отличающихся один от другого. Не буду вдаваться в подробности, но вообразите себе хотя бы великого поэта в представлении классицистов и его же в представлении романтиков. Расин — и Гюго. Мильтон — и Байрон. Гете — и Клейст.
В советское время культура была разделена на официальную и неофициальную (часто сосуществовавшие в головах одних и тех же людей, иногда параллельно, иногда последовательно), и у каждой был свой собственный образ «великого» в том числе и поэта. Прибавьте генерационные и социальные расхождения — и получится, что даже в советском, казавшемся таким монолитным обществе, существовало как минимум четыре архетипических образа «великого поэта» — два «официальных» (государственный, военный, журнальный Твардовский у старшего поколения и стадионный-прогрессивный Евтушенковознесенский у тех, кто помладше) и два «неофициальных» (массово-народный Высоцкий и интеллигентский Бродский в самые поздние времена). Если прибавить к ним Ахматову и Пастернака, которые все же воспринимались не как собственные, «наши-советские» великие, а как своего рода остатки «того времени», то и все шесть. И это даже не учитывая чистой воды официозные изобретения, которые для очень многих были вполне реальны.
А в сегодняшнем обществе, лишенном даже иллюзии гомогенности, разделенном, особенно в своей культурно заинтересованной части, на поддающиеся только специально социологическому учету «субкультуры», «страты», «группы» и т. д., у каждой из которых свой собственный (в том числе — общетеоретически — и нулевой или даже отрицательный) образ «великого поэта»? В нем этих образов десятки — от традиционных вышеперечисленных до нововвезенных и –изобретенных. Но не следует на основании их многочисленности рассматривать их как свидетельство необязательности нашей «вакансии». Скорее наоборот.
Честно говоря, я вообще не думаю, что возможно существование культуры без ниши «великого», даже если она постоянно пуста. Такой культуры никогда не было и, думаю, не будет . (**) Или она будет не культурой в том — самом широком — смысле слова, какой мы знаем. Но это, конечно, совершенно не означает, что в каждом обществе, тем более современном, непременно возможно достижение какого-то даже грубого и приблизительного «общественного согласия» по такому поводу. Отсутствие одного великого поэта (или нескольких в осознаваемой дружеской или вражеской связи) свидетельствует о присутствии слишком многих. Иными словами: отсутствие, т. е. пустота одной ниши (или системы ниш внутри одной парадигмы «культурной иерархии») всегда свидетельствует о присутствии слишком большого числа локальных ниш, о парадигматической разрозненности, раздробленности рассматриваемой культуры. Само по себе это и есть характеристика сегодняшнего состояния культур «западного типа». И в первую очередь (из-за дополнительного, исторически обусловленного раздробления и расслоения) это относится к сегодняшней культурной ситуации в русскоязычном мире.
Человек, выходящий на публику с объявлением кого-либо «великим поэтом» (при употреблении именно этого словосочетания) должен сначала (или хотя бы потом) объясниться: что или кого он, собственно имеет в виду? Кем и для кого должен являться этот некто-претендент. Что и для кого он собирается олицетворять? Кого намеревается изобразить? Твардовского? Евтушенко? Виктора Бокова? Бродского? Олжаса Сулейменова? Геннадия Айги? Не лично, конечно, а как обозначения определенных ролей.
Ах да, еще он должен понимать, на какую публику выходит. Точнее, на которую. Публик-то нынче много.
Конечно, самим фактом внесения такого рода объяснений претензия на «вакансию», в сущности, дезавуируется: если бы одна общая, «общенациональная», как шутят энергетики, вакансия существовала, то в до-определениях она бы не нуждалась. Все было бы понятно по умолчанию.
Но без этих до-определений всякий разговор на нашу тему бессмыслен. Всякий конкретный разговор, я имею в виду, — разговор «по личностям и ситуациям». Общий разговор, разговор «по парадигмам», разговор о до-определениях, который мы сейчас и ведем, как раз его я почитаю осмысленным, и даже очень. И хорошо, что, наконец, он происходит. За это — спасибо тому, кто его начал.
3. В том смысле, в каком я это понимаю (см. 1-2) — несомненно. Потому что и за последние 40-50 лет были написаны стихи, которые я бы назвал великими. И их авторов я — со всей присущей мне последовательностью — считаю великими поэтами.
4. Нескромный вопрос, который заслуживает нескромного ответа: в моей жизни было несколько раз (и я, признаться, надеюсь на еще несколько), когда стихи моего сочинения казались мне дающими это право.
Олег Юрьев
______________________________________________
(*) Напр.: “...Сразу же должен оговориться, что не вкладываю в понятие "великие стихи" никакой особенной мистики — но и никакой точной науки. Великими называются стихи, которые ощущаются великими, великий же поэт — тот, кто их написал, вне зависимости от обстоятельств и личностей. В этом смысле Александр Ривин с его двумя с половиной стихотворениями равен Гомеру...” (Олег Юрьев, «Ум», в Интернете много где, см. хотя бы на сайте «Новой Камеры хранения»: www.newkamera.de. Или в печатном виде: «Нева», №5, 2006).
(**) То есть я не верю в неиерархическую культуру. Думаю, это очередная утопия. При отмене одной иерархии ее место заступает другая, вполне возможно, себя как иерархию (открыто) не декларирующая. Чаще всего она оказывается грубее, проще, “общее” предыдущей, как бы сливается с законами природы, которые мы, стихийные руссоисты, в иерархичности не подозреваем. Но и в них она есть. А может оказаться и изощреннее, сокровеннее, хитроумнее — как, во многих проявлениях, функционирует реформирование социокультурных структур в Западной Европе.
|