Выпуск пятьдесят четвертый от 14 июня 2013 г.
Григорий Стариковский (Нью-Йорк)
молчи про ветхий пар, когда ты – в птичьем праве...
ТУМАН НА ОБВОДНОМ
ВАГИНОВ
Игорь Перников (Гомель)
САЛОМЕЯ
Как поднималось всё выше и всей весною...
Григорий Князев (Новгород)
Это я – на трость словесную...
Григорий Стариковский
* * *
ольге баженовой
молчи про ветхий пар, когда ты – в птичьем праве,
не чешуя земли, но – оперенья высвет.
весна, весна уже, распахнутая куртка,
паленый бог земли за пазухой живет.
утиный мрамор, разве он утин,
с утра белес, потом иссиня-горклый,
лед на фонтанке, вот апрельский мрамор,
беспомощный, ты говоришь, и жуткий.
сфинкс не пропустит, оленька, в коломну.
выкладывай, кто здесь скользит на трех
конечностях, бродяга, не кончаясь,
походкой пёсьей, кровью или костью;
он дышит сослепа в себя
(дыши ему навстречу)
и выбивает палочкой кривой
весь этот мякотный и немощный,
иссиня-чалый мрамор.
ТУМАН НА ОБВОДНОМ
а. б.
зазеван пепельный
канал струением,
до кровель вымощен
сырым дыханием.
вот родословная
воды – от волхова,
плывет от колпино
вода голодная.
проточность выбора,
работать впроголодь,
до крови, в пепельный
впадая обморок.
допьешь до сытости –
глотками жалости –
туманец гнилостной
обводной вялости.
ВАГИНОВ
а.ш. и м.я.
сердце бьется тихой музыкой,
словно ветка в певчем воздухе.
это плещет, блещет шерсть стиха
и заласкивает досуха.
кто поет, не беспокоится,
что ни капли не останется;
золотая ость усушлива,
шерстяная, вроде шепота.
с тем, что родилось из воздуха,
предстояла ставка очная,
там, где выплакана досуха
между льдом и льдом проточная.
оживала ветка певчая,
сердце, сжатое свечением;
здравствуй, слово неслучайное,
с возвращеньем, возвращением.
Игорь Перников
САЛОМЕЯ
Ветхий ветер и пустыня умоляла
Где темно, темнее тела воздух липкий
И последний: уходи, оставь, уже не страшно.
Праздник во дворце, горят во мраке
Карие глаза — два черных солнца;
И у рук и бедер не моли пощады.
Танец, танец: тело смертно, не иначе.
Бог бы сам залаял как собака,
Если б мог, но нас оставил, не иначе.
***
Как поднималось всё выше и всей весною —
Сердце в апреле, как веток еще изгибы
Плавно качались, звали за кожу.
И если это любовь, то уже без страха.
Мы еще здесь, а птицу уносит воздух.
Ласковы корни травы; одновременны
Тебе дня нищета, несчастных людей улыбки.
Григорий Князев
* * *
Это я – на трость словесную
опираюсь и шучу;
плоскостную, легковесную
геометрию учу.
Это я – набрался смелости
говорить о том, о сем.
Долгий шум лукавой зрелости
мы и в юности несем.
Это я – словечки мудрые
прячу в скучный черновик.
А деревья златокудрые
мне вдогонку: чик-чирик.
Будто жизнь мою тяжелую
режут ножницы по шву…
Никакой не занят школою,
на обочине живу.
Увлеченный всякой мелочью,
рвусь великое поймать.
За коварной, черной желочью
Осень мне – родная мать.
Осень – детище риторики:
всё одни чистовики!
А для нас – глухие дворики
да пустые чердаки…
А для нас – подвал усердия:
если мир дробить, дробить,
можно капельку бессмертия
в сером Времени добыть.
Весна, 2013
|
