Выпуск двадцать пятый от 2 мая 2009 г.
Георгий Чернобровкин (Олонец)
В этом времени всё перемолото ...
Григорий Стариковский (Нью-Йорк)
боль, закрытая наглухо
таруса
Игорь Булатовский (Петербург)
Марь Иванна
Вдоль и поперек
Ольга Мартынова (Франкфурт)
Чврика и Чвирик разговаритвают, когда всё остальное спит
Чвирка разговаритвает со стрекозой, пока Чвиоик на войне
Георгий Чернобровкин
* * *
В этом времени всё перемолото
и до боли дорога ясна.
И в молчании скрытое золото
остается на все времена.
Нет расшатанных лестниц Иакова,
есть подтаявший мартовский лед.
От того-то и дышишь инаково,
и, как рыба, жуешь кислород.
Ах, поэзия, бренное кружево,
неразменный щербатый пятак…
В этом времени что-то нарушено,
от того и поется не так.
Григорий Стариковский
* * *
боль, закрытая наглухо,
на рыданья скупа,
кристаллической давности
соляная крупа.
есть ещё полудетская
боль слезливой смолы,
словно клетка немецкая,
где немеют щеглы.
но иная, нездешняя,
с прошлым видится связь –
отболеть да и выпорхнуть,
рассыпаясь, кровясь.
таруса
я снова увидел дощатый причал,
воронье крыло общепита,
газетный киоск и сгоревший урал,
и стелу ничто не забыто,
а ближе к реке, где сидят рыбаки
на влажном от мороси склоне –
зеленые лодочки их, и мостки,
плотвицу в молочном бидоне.
они собираются здесь ввечеру,
когда позволяет погода,
и, вытащив лодки, играют в буру,
и водку глотают как воду.
и снова, как в детстве, мне хочется выть
и каждого вспомнить солдата,
и мертвую рыбу в бидоне ловить
на красную леску заката.
Игорь Булатовский
МАРЬ ИВАННА
Немец обезьянку выдумал,
говорящую с тобой,
в голове сенильной выдул
шарик синий, голубой.
Пусть повертится, поверится,
пощекочет вещество,
отразится в луже сердца
и напьется из него,
замутится и затянется
углекислой пеленой,
оборвется с нитки танца,
красной ниточки двойной.
И тогда билетик выудит
обезьянка для тебя,
и прочтет его, и выйдет:
бу-бу-бу и бя-бя-бя.
ВДОЛЬ И ПОПЕРЕК
Cвет, смотрящий вдоль ребра,
тот же или нет,
что и поперек ребра —
слушающий свет?
Тот же, тот же: сохл и сух,
сер и сед герой…
Только первый слеп и глух,
глух и слеп второй.
Ольга Мартынова
ЧВИРКА И ЧВИРИК РАЗГОВАРИВАЮТ, КОГДА ВСЁ ОСТАЛЬНОЕ СПИТ
— Когда мы, Чвирик, выбирали
Для света самого дневного
Поблёстче воздуха частицы
Из наших времени запасов,
Не знали, Чвирик, мы не знали,
Что в этом свете, как в темнице,
Мы будем заперты, младенцы
Для нас ветшающего мира.
— Подумай, Чвирка, эта скорость
Затем ли бабочкой сбежала
Из нежно медленного рта,
Чтоб тормозить времен кружала?
— Не знаю, Чвирик, только страшно,
Что изморозь невременнaя
Уронит этот свет как в морось
В неслыханное тра-та-та.
ЧВИРКА РАЗГОВАРИВАЕТ СО СТРЕКОЗКОЙ, ПОКА ЧВИРИК НА ВОЙНЕ
— Стрекозка, чего ж ты летаешь,
Почти уже ночь на дворе,
Невидные дырки латаешь,
Во времени скрытой дыре.
— О Чвирка, летаю и таю,
Почти уже тенью на не-
Бе, сoлью на тьме проступаю,
А всё успокоиться не...
— Стрекозка, когда в беспространстве
Мой Чвирик тебя рисовал,
Он думал о маленьком братстве
Тебе неизвестных зеркал.
— О Чвирка, оно отразилась
Однажды на крыльях моих,
Как глупо, что я не умею
Об этом тебе рассказать.
|
