Авторы Проекты Страница дежурного редактора Сетевые издания Литературные блоги Архив

Игорь Булатовский

Стихи

 Стихи (июнь 2014 — апрель 2015)

 ЛАСТОЧКИ НАКОНЕЦ. Поэма

 02.10.2011

 Изо дня — в день

 Вдоль ручья

 Читая темноту

 О деревьях, птицах и камнях

 02.05.2009

 Стихи на время (с августа
 по декабрь 2008)


 20.07.2008

 Стихи на время

 

 ТЧК

 Ква?

 Азбука червяков

 Тю-Тю

 МÝСА

 Стихи и поэма
"НОВЫЙ ГОД В ГЕТТО"


 30.12.2005

 Тартараёк

 24.07.2005

 09.04.2005

 14.11.2004

 02.10.2004

 25.05.2004

 01.02.2004

 10.11.2003

 14.07.2003

 16.09.2002

 Стихи

О Стихах

О "Двух стихотворениях" Олега Юрьева

ОБО ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ

Некоторое
количество
разговоров


ПТИЧКА (к "Восьмистишиям птичиим" Наталии Горбаневской)

О повестях для детей А. И. Введенского

О БЕНЬЯМИНЕ

СОБСТВЕННАЯ ЖИЗНь.
О натюрмортах Давида Гобермана


О стихах Владимира Уфлянда

О детских стихах Мандельштама

ЖИЗНЬ ЕСТЬ ТОЛЬКО В АДУ (о фотографиях Роберта Каппы)

Об Эль Лисицком

Как назначил кто-то... (о Примо Леви)

Ремарка на полях статьи Михаила Айзенберга «После мастер-классов»

Возможность белизны

Цифры прощания

"Обожженная глина, прохлада, молоко, сливы, пепел" (о Хаиме Сутине)

О бутылке

Видение видения


Игорь Булатовский

ЦИФРЫ ПРОЩАНИЯ
О стихотворении Елены Шварц «Прощание с цифрами»
(из книги «Трость скорописца», 2004)

 

…именно с цифрами, но при этом в нем есть и другие «математические» категории — число, мера, номер, значение, — создающие понятийную структуру, которую можно назвать личной, интуитивной аритмологией, то есть неким облаком представлений-ощущений о соотношении и взаимодействии, взаимопроникновении разных уровней мироустройства, о его продуктивной иерархии, от Единого — к многому, от потенциальной (в сознании человека — дурной) бесконечности — к актуальной бесконечности, явленной, рассыпанной в каждом конечном моменте. Но эта аритмология именно потому интуитивная, что не преследует смысла («смысла я не ищу»), преследуемого неоплатонизмом. Смысл сознательно замещен более насущным, кровным заданием — сожалением. Причем это сожаление запрещает сострадание («не хочу состраданья»), в духе донновского «Прощания, запрещающего скорбь». Это сожаление в преддверии «умножения сердца на крест» (как бы двойного, крест на крест, окончательного умножения-распада-распространения) заставляет нарождаться (не порождает!) некое «знание». Почему жаль именно цифр? Почему они — родные? Родные — чему? Почему с ними — прощание? Почему именно они — утрата в этом переживании смерти? Ведь «там, где ни чисел ни меры», нет и букв, как нет и «плодов», и «трав». Почему именно цифр будет не хватать? Почему не жаль букв, и следовательно — слов, которыми об этом говорится? Может быть, именно потому и не жаль, что буквы, слова — только средство, чтобы оплакать цифры, проститься с ними? Как «плоды» и «травы» в их буквенной, словесной одежде — только способ сказать об оставляемой жизни, проститься с ней и оплакать ее. Похоже, это подтверждается другим стихотворением из книги «Трость скорописца» — «Воскресение слов», обращенным к жизни, оставляемой жизни. Буквы, слова, тысячи сказанных жизни слов, разбросаны и тлеют «на улицах, в домах», в омонимических «номерах», где живешь «мгновенно и долго», где «спишь, смотришь на запад или плачешь», слова «ссыпаны в дни», стали атомами, «растущими травой в садах», стали рудой, пылью, «солью любви и веры», их не жаль… Что же такое эти цифры? Они не производное "единицы", "монады", в своей единой множественности, в своем подвижном покое, в своем творческом импульсе
порождающей числа, то есть качества и формы. И не сами числа. Они не сумма «единиц» и не числа, не бытие и не жизнь. Они — нечто среднее. Нечто, стоящее между бытием вообще и жизнью в частности, одновременно принадлежащее и не принадлежащее этим двум областям. Они — знаки души, выделенной из бытия, и заключенной в жизнь, в качества и формы и приобретшей их черты, вернее некое отношение к этим чертам, привыкшей, привычной к ним. Отсюда — своего рода «аритмоморфизм»: «Четверкою нос обозначился, / Брови дрожали разъединенною тройкой»; «восьмерку» — сверхформу жизни, жизнь вообще, неоплатоническую двоицу (первый порыв в сторону от Единого) в кубе — «восьмерку бокастую и молодую, / набок уже повалили». Цифры — это знаки включенности души в жизнь, в ее качества и формы, знаки отношения к ее «плодам» и «травам», единственное, что связывает душу и жизнь, и чего будет жаль, чего будет не хватать именно как отношения, связи с тем местом, где осталась «соль любви и веры», где осталось некое число, сила, жившая в сердце, «в красном шалаше», «как альраун в корнях мандрагоры». Именно поэтому Я «значит» не «число», а «цифру», «с дробями, несомыми в вечность», дробями как энергией иной жизни, энергией, спасающей от полного исчезновения, возносящей от пыли слов и букв «щепоткой мерянной пыли» к «звездной дроби» — «числу безымянному Бога».

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ:

Елена Шварц

ПРОЩАНИЕ С ЦИФРАМИ

Смысла я не ищу,
не хочу состраданья. 
Сердце умножить на  крест
и нарождается знанье….

Четверкою нос обозначился,
брови дрожали
разъединенною тройкой…
О милые цифры,
как будет мне вас не хватать — там, где ни чисел, ни меры.
О буквах я не жалею, ни о плодах, ни о травах,
но цифры родные!
Сама я живу в номерах
у чужих,
уже долго,
мгновенно и долго.
То сплю, то на запад смотрю или плачу,
какое-то в сердце число —
как альраун, в корнях мандрагоры,
в красном живет шалаше.
И какую-то цифру с дробями, несомыми в вечность, я значу.
Вот дроби — они и спасут нас,
превращаясь
в холодную звездную дробь,
в дробинки охотничьи,
которыми небо расстреляно
летней последнею ночью...
в число безымянное Бога
влиться щепоткою меряной пыли,
где восьмерку, бокастую и молодую,
набок уже повалили.

ВОСКРЕСЕНИЕ СЛОВ

Я столько тысяч слов тебе сказала,
В тайге с дерев не столько листьев пало –
С тех пор, как ты меня услышать не могла.
Я суесловила, лукавила, лгала.
О сколько слов песком ссыпалось в дни:
«Зашей, запей, заешь, забудь, усни».
Забылись все слова, упали вглубь рудой.
«Пойдешь со мной туда?» — Пойду ли я с тобой?
О тленье слов на улицах, в домах!
Их атомы бегут, травой растут в садах.
Так в крипте римской церкви древней
Пыль шепчется словесная на стенах,
Смешавшись с прахом — соль любви и веры,
Соль черная — и воскресенья ждет.
И где-то там в промокших погребах
Тень буквы мечется, стремясь воспрять в словах.