Авторы | Проекты | Страница дежурного редактора | Сетевые издания | Литературные блоги | Архив | |
Стихи Стихи (июнь 2014 — апрель 2015)ЛАСТОЧКИ НАКОНЕЦ. Поэма 02.10.2011 Изо дня — в день Вдоль ручья Читая темноту О деревьях, птицах и камнях 02.05.2009 Стихи на время (с августа по декабрь 2008) 20.07.2008 Стихи на время ТЧК Ква? Азбука червяков Тю-Тю МÝСА Стихи и поэма "НОВЫЙ ГОД В ГЕТТО" 30.12.2005 Тартараёк 24.07.2005 09.04.2005 14.11.2004 02.10.2004 25.05.2004 01.02.2004 10.11.2003 14.07.2003 16.09.2002 Стихи О Стихах О "Двух стихотворениях" Олега ЮрьеваОБО ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ Некоторое количество разговоров ПТИЧКА (к "Восьмистишиям птичиим" Наталии Горбаневской) О повестях для детей А. И. Введенского О БЕНЬЯМИНЕ СОБСТВЕННАЯ ЖИЗНь. О натюрмортах Давида Гобермана О стихах Владимира Уфлянда О детских стихах Мандельштама ЖИЗНЬ ЕСТЬ ТОЛЬКО В АДУ (о фотографиях Роберта Каппы) Об Эль Лисицком Как назначил кто-то... (о Примо Леви) Ремарка на полях статьи Михаила Айзенберга «После мастер-классов» Возможность белизны Цифры прощания "Обожженная глина, прохлада, молоко, сливы, пепел" (о Хаиме Сутине) О бутылке Видение видения |
Игорь Булатовский ТАРТАРАЁКили Рождение трагедии из духа песенки Да, <…> нет!
АВТОР: Ну конечно, вдохновенье. Как же без него будет «анье», будет «енье» — наше ничего! Все как было, все как было при любом царе, ничего не изменило точку и тире. Сколько строчек, столько точек, всем один ответ; отвечай урод-сыночек, как по струнке, «нет». КОРДЕБАЛЕТ: Ну вот тебе на блюдце «нет», на, говори! А дальше? Все кральше, кральше кордебалет. Все тоньше писк из уголков и аппетитней корки, глазей из норки, на па котов. Погибнет рыбка средь пруда, в траве найдется тельце… Такое дельце… Ла-ди-ду-да! Все изъявительней задор, творительнее скука, одна наука: вливайся в хор! Летят объедки со стола, отгрызки и обрубки, хрипят голубки: урла-урла! ХОР: Как в канатах корабельных — нить от воровства, так в накатах колыбельных прячутся слова. Ничего не видно, даже тьмы-тьмы-тьмы-тьмы-тьмы, в теплой, топлой, полой саже спрятаны не мы. Немы были, немы сплыли, если бы не ты, были нети, стали были, пряжа темноты. Темной ниткою на палец ты нас насучи и ходить по кругу пялец ты нас, нас учи. Бабка-нянька, пряха праха, не смыкай же глаз, чтобы выросла рубаха поскорей из нас. НЯНЬКА: Клок шерсти, клок, ждет тебя челнок. Ветер дрожит, парус лежит. Парус не поднять, нечем привязать. Без тебя никак, полезай в просак. Нитку твою с красной двою. Пальцы болят, не пущу назад. Локти болят, позову солдат. Плечи болят, суну пятки в ад. И тогда твою песенку спою: Клок персти, клок… ПЕСЕНКА: Спроси-ка, спроси у сна с лодочки половить, только ты, чур, блесна, а я буду нить! Будешь медная ли золотая, или вовсе оловянная простая ложка — воздуха зачерпнуть и по самое дно мырнуть? Рыбка-царь, да не царь — самозванец, пропляши-ка, душенька, танец: то ли птичка набьет зобок, то ли рыбка набьет роток! А смотри, а смотри, и полегче птички клюнет кто из певчих, а смотри, а смотри, и половче рыбки клюнет кто из пловчих! ХОР: Пустой оркестр в пустом саду пустяк оттрескал в пустую дуду. Ты на эстраде пустой — пуста, как бога ради, как пусто-то-та. Короче вдохи- выдохи дней, нет караоке твоего грустней. ПЕСЕНКА: Сказано тебе: сегодня спи, а завтра — помирай, медленная небосводня вертит свой тартарарай. Чуть подветрен планетарий где-то с нашей стороны, сквознячки вечерних арий и слышны, и не слышны. Не ложись на край, не надо: я сама тебе спою… Медленная серенада вертится в тартараю. Серый глобус чуть надышан где-то с нашей стороны, ветер виден и не слышен, мы слышны и не видны. Все спою тебе, что знаю, только не смотри туда, где, наморщенная с краю, медлит мертвая вода. КОРДЕБАЛЕТ: Отошел, и где он? Куда отошел? За каким таким делом, каким шишом? Никакого дела нет у него. Что за дело без тела, без своего? Рубаха на теле, плоть на кости, хоть крути канители, хоть не крути. «Рифа» проще нету, и «бочка» — пустяк, может песенку эту любой дурак. ИОВ: Отошел, и где он? И куда ему? Тени, и те вон, могут во тьму. Некуда, негде, не к чему льнуть в этой одежде покроя «забудь». Но только прежде возьми, обними в любой одежде покроя «сними». ПЕСЕНКА: Не так ли ты лице, Кумир Сандаловый, во млеющей руце подносишь, малое, что скрынку с тертой краской, какой — не угадать, за хвойною замазкой под ноготок не взять. Доличные палаты, твари, небеса, пчелиные взятки за Видение Лица. О мед и розы! Ближе… Воочию… Скажи: возьми, возьми, возьми же и в сердце — КОРДЕБАЛЕТ (ПОРЧА): — Положь-ка цветочки! Мнешь лепесточки! Посмотри на квиточки, потом прикинь. Любой лепесточек, тут — ноготочек, что-то вроде заточек: под сердце двинь. Не трожь-ка голубку! Мнешь ее шубку! Заплати за покупку потом — вперед. У каждой голубки в глотке по трубке, они цедят сквозь зубки осиный мед. Отвянь от рыбешек! Что им до крошек? Накормить этих крошек не сможешь ты. У каждой рыбешки — мордочка кошки, и вгрызаются бошки в свои хвосты. ПЕСЕНКА (ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ): Никаких тебе ключей (это вредная привычка), но скрипичная отмычка отмыкает сто дверей. Сто дверей, как сто зверей, каждая скрипит как знает, та рычит, а эта лает по дороге меж теней. Меж теней, как меж огней, каждая встает навстречу, ну чего я им отвечу, ну чего я им — Орфей? Им — Орфей, тебе — морфей (морфий, вроде, как-то рано), в общем, глючное сопрано, лемурийский соловей. ПРИСТАВЫ (АРЕСТ): Ну-ка, соловей-соловка, ну-ка, славный птах, тараканяя наклевка ждет тебя в кустах. Далеко ходить не будем, только от и до, там с тобой мы все обсудим в стиле у-хон-до. Соловейке — тараканы, человейке — лесть, есть у нас и меломаны, и гурманы есть. Что ты пропоешь всю ночку, лучше бы не знать, на печенку или почку будет что менять. ИОВ: До конца его теснишь, отступает он как мышь, и не знает, в чести ли его детки, или… КОРДЕБАЛЕТ (СУД): Ах ты, дура, дура, дура, дура лекс сэд лекс! Дура, дура, процедура, дуралексит рэкс! Дура, дура, партитура, не свернуть нам из C-dur’a! Фьоритура! Фьоритура! Вот и весь рефлекс! ПРИСТАВЫ И ПЕСЕНКА: Когда за Бежиным лугом Заговорит там-там. — Сопрано эпохи, дела твои плохи, в переводе на «лохи» — полк лохов. — Короче эпоха короткого вдоха… Ну а если для чоха — сто полков. — Откроем картишки: кафтан-то у Тришки не длиннее манишки тоже ведь. — Так в этом вся фишка! А ну, другой Тришка, удивительный Тришка, станет петь? — Давно его «минусом» торгуют на вынос там, где там-та-там-та-там, там-та-там-та-там! — Там-там… ПЕСЕНКА: Со всеми бесами угольными, Тупыми, острыми, продольными (Какие бывают еще?) — За это пятнышко горячее, Невыводимое, незрячее (Какие бывают еще?)… ПРИСТАВЫ (КАЗНЬ): Красная нитка, thin red line, пытка не пытка в сердце тайн. Нитка в убытке быть должна, главное в нитке не длина. Главное нитку растянуть, чикнуть навскидку и не сморгнуть. НЯНЬКА: Нитку на нить не наживить. Для узелка слишком тонка. Новую спеть мне не успеть. Нитку твою с красной не сдвою. Красная была, стала чуть бела. Позову солдат, пусть похоронят. (Воры придут, тебя украдут. Черту продадут, будешь черту шут.) ХОР (СОЛДАТЫ): В пустом саду, увечные, под листвой, походные, беспечные, держим строй. В пустом саду, печальные, под дождем, встречальные, прощальные, мы идем. В пустом саду, бесцельные, средь огней, пустые, канительные, все ровней. В пустом саду, забытые, в темноте, забритые, убитые, те, те, те. В пустом саду, бесцветные, легкий взмах, уносим, безответные, прах, прах, прах. ПИФАГОР: Солнце звенит сквозь какие-то ветки: «Жрите мои золотые котлетки!». Свистнул Меркурий: «Спускайтесь во двор, я покрывало у мамки упер!». Крутит Венера бедром хула-хуп: «Не упускайте из виду мой пуп!». Тянет свое караоке Земля: «Соль-соль-ля-си-си-ля-ля!». Марс и Юпитер гудят в унисон: «Тон-полутон, сон-полусон…». Дышат Сатурна дорийские мехи: «У-фа-фа, уф-фа». А дальше — помехи… Послесловие <…> Во-вторых, ты рассказываешь некую историйку, почти уголовную, криминальную, словом-те детективную, правда? И сюжет в ней наверняка имеет место быть, только поди сыщи этот сюжет… Это — издевательство. Оно не всем придется по нраву. Могу сказать, что и мне оно не по нраву. (Из письма читателя) <…> Вот сюжет моей поэмки. Пряха, нянька, повитуха, Парка-Мойра-шмойра сучит из шерсти-сажи, чего-то теплого и бесформенного темную нитку человеческой жизни. Об этом ее просят… ну, назовем их «не-мы», нерожденные, грубо говоря. При этом они хотят, чтобы их темная нить была сплетена, сдвоена с красной нитью песенки (души, сознания, совести, чего хочешь), которую поет прядущая бабка-нянька. «Как в канатах корабельных» — это в канатах английского флота, в которые впрядали красную бечевку, чтобы при краже каната всегда можно было найти вора (см. в конце «тебя украдут»). Бечевку вплетали так, что вытащить ее можно было лишь распустив весь канат. Отсюда — «красная нить». Ну ладно. Дальше нянька говорит, что вот, мол, челнок жизни подан, парус готов, да не на чем этот парус поднять, а ты-то и будешь той нитью-канатом, на котором его поднимут. Так что, полезай в просак (устройство, где плели бечевки, веревки и канаты). Я тебя довью, доплету, пусть у меня хоть руки отсохнут. Дальше жизнь начинается и человек плывет по ней, сплетенный с песенкой (как хочешь, так и понимай). Обязанности няньки переходят к песенке, она теперь растит, кормит, наставляет, оберегает и направляет, потому что она все знает, причем знает главное, что все будет плохо, знает про смерть, потому что к ней близка и т. д. Песенка в мире одинока, никто ее не слушает, человек, взрослея, разучивается петь под ее караоке. Но это в будущем, а пока что: спи (а завтра помирай). Дальше человек и песенка неизбежно друг от друга отдаляются (искушения, порча и т. д., см. изуродованные «цветочки», «голубки», «рыбки», как ласково называют детей). Мир (кстати, C-dur, до-мажор — символ сугубо материального и красный цвет у Скрябина) признает песенку сперва бесполезной, потом вредной и опасной, потому как по мукам она, видите ли, ходит и хочет внимание человека на эти муки обратить, сама, правда, понимая, что впустую (но именно в силу этого она и т. д.). Песенку арестовывают, судят и казнят. И все это в атмосфере канканного безобразия, словесно-телесных судорог и прочей мерзости, а главное — цинизма. Приходит нянька, хочет, но не может воскресить песенку, так что человек теперь черту шут до конца, до «отошел, и где он». Это из Иова. Иов тут возник оттого, что он в своих ламентациях задается, в частности, животрепещущим вопросом: что будет с его детьми после его смерти, в какие руки они попадут, будут ли в чести или нет, будут хороши или плохи. Это, в общем, центральный вопрос. Какие-то солдаты-калеки (другие песенки) забирают свою убиенную коллегу и уносят ее куда-то вдаль, как и полагается солдатам. Пифагор, как держатель патента на музыку сфер, поет очистительную песнь, обращенную к детям. «Соль-соль-ля-си-си-ля-ля» — это (увы, не в той тональности) «Ода к радости», в которой и растворяется песенка. Более или менее необходимый комментарий: Эпиграф из «Да, так диктует вдохновенье». «Погибнет рыбка средь пруда, / В траве найдется тельце <птички>» — это Случевский, «Мой сад оградой обнесен» (Песни из «Уголка»). Караоке (оно же «минус») в переводе с японского — пустой оркестр. «Риф» и «бочка» — гитарно-ударные термины. «Глючное сопрано» — Орфей у Глюка для женского голоса; кроме того, тут где-то доносится «Орфей в аду» Оффенбаха. «Тараканяя наклевка» — соловьев подлавливают на тараканов. «Дура лекс, сэд лекс» — любимое крылатое выражение главнокомандующего. «Thin red line» — в одном из первых сражений Крымской войны (по-моему, при Балаклаве), англичане, построенные в две шеренги, выдержали атаку русской кавалерии, после чего «тонкая красная линия» значит сам знаешь что. «Покрывало мамки» — покров Майи. Дорийские мехи Сатурна — по Пифагору, Сатурн звучит в дорийском ладу, торжественно и важно. (Из письма к читателю) |