Часть первая здесь.
ЛАСТОЧКИ НАКОНЕЦ
Часть вторая
I.
Листьям, уставшим стоять на одной ноге,
листьям, уставшим насмерть стоять по обе
стóроны, хочется вниз, на землю, по спирали-петле-дуге
и — ничком-пустячком, в жару и ознобе,
в жáре своей Равенны, подробных ее стен,
знающих, где у них губы, глаза и уши, —
равенстве сердцем стать в легкой корзинке вен,
что к завтраку на траве приносит сухие души
(но в ледяном поту), чтобы взяла рука,
женская, голая, всё, что не сказано за год,
всё, что за лето сказано на языке черешка,
и отправила в рот, черный от красных ягод;
всё, что за год не сказано: отсутствия острый край
по краю веток, такой, что ветер взрезая,
пускает ему свет — голубой ледяной закрай,
чуть отступающий от края веток, от края,
который помнит, как стояли на нём,
дрожа всем телом, готовые стать паденьем,
клапаны медленной меди, каждый — слеп, глух и нéм,
пока его не коснется, как пальцы Диззи, подённо,
холодок его ноты — пятнышко координат
в этой песенке, что почти уже спета,
почти уже «с лета», но можно по ней назад
подняться в горячее горло лета —
к тому, что сказано, в голос, каким бы ни
был этот голос — шумом, шелестом, вздохом
пятнышка тени на пятнышке солнца, в тени,
их двузначным переполохом;
сказано ветру, на ветер: «Ветр,
мы еще полетим с тобою,
мы не птицы, мы не обманем, верь,
мы не играем своей судьбою,
мы ложимся, как попадет,
в грязь лицом или нагретой спинкой,
даже не зная, что — чёт, что — нечёт,
и ты становишься невидимкой»;
сказано птицам: «Птицы, мы время вашего дня
спрятали ночью от маленьких острых клювов
звезд, что звенели, в наши щиты звеня,
пробиваясь в гнезда, к их очагам, углю их;
верьте, птицы, мы не оставим вас,
мы не ветер, мы не откроем тайны
вашего времени: каждый ваш тихий час
мы будем над вами, забвенно-случайны»… —
И все смешается в черном прекрасном рту,
станет женским нескудеющим телом,
станет скуделью, расскажется в черноту,
и, перестав быть словом, станет обратно делом,
делом длинных, идущих пó воду глин,
делом воды, на поводý идущей,
делом пахотных, тянущих лямку, длин,
ставших временем, самой гущей
времени для всех осенних вещей,
знающих форму, обведенных по краю лаской
формы, в которой живмертв кощей, —
косточка в мякоти сладко-вязкой,
косточка, колющая в бок сквозь сон
быстро темнеющим словом «рядом»…
…Рядом, со всех четырех сторон,
ходит грохочущим яблоневым садом,
ходит во тьме и трясет стволы,
топчет паданцы, освещая белым кипящим соком
спящее тело, цвета древесной золы,
и другое, свернувшееся под боком…