Над полем, над лесом, на серой водой,
с какой-то зажатой в горстишке рудой,
с какой-то в горстишке совсем ерундой,

со всем, что успел уцарапать, пока
царапала что-то под боком рука,
карябала что-то рука дурака,

ползла наугад, без дороги, во тьме,
ползла паучком, на последнем уме,
на заднем уме, на его кутерьме,

и клейкую ниточку из кутерьмы
блестеть оставляла вдоль спутанной тьмы,
с Большой Темнотой перепутанной тьмы…

Чайка лает на ветер,
ветер носит вокруг
эту энциклику или вето —
заживо бьющийся в горле звук,

рыбу, проглоченную с ударом
от головы до хвоста,
с жизнью-и-смертью, дающейся даром,
устно, изустно, в уста.

VIII, 2012, Гавр

Спустя рукава,
стоят слова,
ветер надувает
праздные рукава,

время спустя,
стоят крестья-
нские, энские,
все лето спустя,

все лето спустив
на то, чем жив
тяжелеющий голос,
до нитки спустив

и став зерном,
стоящим в дверном
проеме, светом,
крупным зерном

света, на глазах
зревшего, в слезах,
зревшего корни света
в утонувших глазах,

ушедших ко дну
искать одну
последнюю каплю терпенья,
ко жемчужному дну.